Я сдержал насмешку. Это был тот путь, который они хотели пройти со мной? Неужели?

— Детектив, — пробормотал я, улыбаясь уголками губ, — я очарован, но, пожалуйста, воздержитесь от попыток погладить мое эго. У вас это не очень хорошо получается. Но если вам нужно направление.

Я тянусь в карман, достаю бумажник и вынимаю белую карточку из одной прорези, переворачиваю ее и протягиваю ей двумя пальцами: — Вы можете ввести это в свой GPS, и он отправит вас прямо к моему адвокату. Уверен, что он с готовностью ответит на все ваши вопросы относительно меня.

— Да ладно, вам нужен сопровождающий? Не способны отвечать без присмотра?

Это первые слова, которые произнес Герик, его голос именно такой, как я ожидал. Глубокий и грубый по краям. Я поднимаю бровь на его заявление, моя ухмылка расширяется.

— Способен ли я ответить на ваши вопросы? Безусловно. — Я хмыкаю, мягко кивая головой. — Смогу ли? Вряд ли.

Он ворчит, скрещивая руки перед грудью, и я перевожу взгляд на Одетту, которая все еще стоит с самодовольным видом, несмотря на мое подчинение.

— Очень интересно, разница в этих двух словах. — Она хмыкает. — Мы обязательно передадим привет вашему адвокату, и пока я здесь.

Она лезет в карман, достает бледную карточку. Поднимает глаза, чтобы встретиться с моим взглядом. Мы стоим и смотрим друг на друга, и между нами возникает чувство понимания. Я знал ее игру, а она знала мою.

Хотя мое полугодовое пролитие крови не было в ее поле зрения, те мертвые девушки с отсутствующими конечностями были. Ей нужен был убийца, плохой парень в заключении, и я был ее главной целью.

Я предполагаю, что она собирается донести это до меня, но она отходит в сторону, устремляя свой взгляд на людей, сидящих в кабинке позади меня. Они молча наблюдали за нашим общением, но теперь активно включились в разговор.

— Вообще-то, мне интересно поговорить со всеми вами.

Впечатляет. Как она ударилась о стену, пытаясь запугать меня, и быстро перестроилась, переключила свое внимание на тех, кто, по ее мнению, был мне небезразличен. К ее чести, она провела свое исследование, вероятно, знала, как все мы взаимосвязаны.

На бумаге она, вероятно, думала, что знает все мои слабые места. Но я был невосприимчив к ее посредственной шахматной игре. У меня даже была ладья для ее коня, и если бы он продолжал смотреть на меня, я бы позволила своей игровой фигуре поджечь его.

Одетта доброжелательно смотрит в сторону Лиры. Ее маленькое тело повернулось в кресле. Мягким движением детектив протягивает руку вперед, предлагая бледную карту.

Это был чистый инстинкт,что я сам едва заметил это движение. Моя рука обвилась вокруг металла кресла Лиры, длинная рука заслонила ее тело от предложенной карты.

Я пожалел об этом, как только увидел, что глаза детектива заострились, а на губах заиграла знакомая ухмылка. Она быстро меняет направление. Вместо того чтобы передать карту только Лире, она кладет бумагу на стол.

— Позвоните мне, если узнаете что-нибудь полезное. — Она отстраняется, поправляя пиджак: — Тэтчер, увидимся.

Прошло несколько минут, прежде чем я наконец-то добрался до своей машины и смог уехать, убедившись, что все, в основном девушки, знают, что нельзя ни с кем разговаривать без присутствия адвоката.

Моя ошибка в том, что я показал детективу, что у меня, к сожалению, есть слабость, заставила мои ладони чесаться. Я больше не мог отрицать этого. То, что никогда не будет на бумаге, но расцвело внутри меня, как злобный плющ.

Лира и только Лира. Моя инстинктивная потребность защитить ее открыла дверь, в которой было достаточно места для того, чтобы Одетта могла использовать ее против меня. Моя челюсть болела от напряжения, слишком долго сжимая зубы.

Я распахнул дверь машины, опустился на кожаные сиденья и прижал ладони к глазам, откинувшись на подголовник. В моей голове пульсировало сожаление.

Как я позволил ей подойти так близко? Как я мог быть таким слабым?

Эти вопросы казались такими банальными сейчас, когда я позволил себе оказаться в таком положении. Я был здесь и должен был найти способ выбраться из этой паутины, в которую запутала меня Лира, я позволил ей преследовать меня гораздо дольше, чем следовало.

Пришло время для экзорцизма.

Я не могу доверять себе рядом с ней, потому что она настолько извращенна, что я могу думать только о ней, когда она находится рядом. Не о моей безопасности или секретах, которые могут отправить меня в тюрьму.

Только о ней.

Это игра, выживание, и если что-то делает тебя слабым, ты отрезаешь это. И это именно то, что мне нужно было сделать с Лирой. Отсечь от меня, удалить быстрым чистым срезом. Если бы мы продолжали, то подвергли бы опасности нас обоих. Ее жизнь и моя свобода были под угрозой.

Это был мой единственный выбор.

И как бы в подтверждение моего решения вычеркнуть ее из своей жизни, когда я открыл глаза, на моем пассажирском сиденье лежал подарок, которого там не было, когда я приехал раньше.

Отрубленная человеческая рука лежала на коричневой коже, вокруг одного пальца был завязан аккуратный бантик, рядом лежала свежая роза, а сбоку лежала записка, на которой было написано строгими буквами.

Я предупреждал тебя.

— X

ГЛАВА 22

Укусы паука

ЛИРА

Я не могла его найти.

Прошло почти две недели с тех пор, как я в последний раз видела его, в последний раз разговаривала с ним. Все мои звонки оставались без ответа, текстовые сообщения — без ответа.

Ни в кампусе, ни где-либо в Пондероз Спрингс о нем не было слышно уже несколько недель.

Ни в кофейне на пятой улице, где он платит пять долларов за американо каждый вторник и четверг, когда у него занятия в 8 утра. Галерея, которой владеет его семья и в которую он ходит по утрам в субботу, была лишена его присутствия.

Он не бегал трусцой, ни по своей обычной дорожке, ни по какой-либо другой, насколько я знала. Я просыпалась каждый день с надеждой, что он будет там, но всегда уходил с больными ногами и торжественным сердцем.

Когда я спросила Алистера, куда он ушел, его ответ не содержал ни ответов, ни намеков. Он просто посмотрел на меня и сказал,

— Мы не задаем вопросов, Лира. Он говорит нам, что ему нужно. Мы знаем, что ему нужно, и не спрашиваем, почему.

Этого было недостаточно для меня. В моих глазах это был полный бред, если это были те отношения, которые он поддерживал с парнями, хорошо. Но для меня это не сработает, это не та связь, которая у нас была.

На второй неделе я набралась смелости и переступила порог его дома. Меня встретили только рабочие и его бабушка, которая любезно сообщила мне, что с ним все в порядке. Он сказал ей, что уезжает на несколько недель, в отпуск, как он это называл.

Она предполагала, что он находится в одном из их домов, возможно, в доме в Британской Колумбии, который он любил в детстве, или в Вермонте. Это был любимый дом его матери.

Разговор с ней был лишь коротким бальзамом для моего горящего сердца. Маленькая доза его, чтобы стало легче дышать. Но этого было недостаточно.

Я была так тревожно одинока. Башня библиотеки не успокаивала, мавзолей был мрачен без него. И я даже не могла заставить себя работать с насекомыми или искать их. Внутри меня была пустота, которая не болела уже много лет. Полый колодец без конца, просто вечная яма без дна.

Поэтому, когда Мэй Пирсон попрощалась со мной у своей входной двери, я снова быстро нашла путь внутрь. На этот раз без ее ведома я молчала, пытаясь вспомнить шаги к его спальне.

На поиски ушло больше времени, чем мне хотелось бы признаться, но как только я это сделала, я позволила себе поддаться тому, что жило в его комнате. Маленькие кусочки его, которые я могла ухватить, крошки, которые оставались, крошки, которые раньше могли подавить мою одержимость. Успокаивали мою одержимость до следующего раза, когда я смогу наблюдать за ним на расстоянии или украсть свитер.