Она была одета в серый брючный костюм с блузкой горчичного оттенка — все цвета приглушены и совершенно сглажены. На коленях она держала большую чёрную сумку, в которой начала что-то искать.

— Должна признаться, что давно ждала этой встречи, — произнесла она, доставая из сумки довольно потрёпанный ежедневник. — Когда Таро рассказал мне, что дружит с вами, я просто возликовала: как будто моя мечта сбылась.

От изумления я приоткрыл рот. Конечно, я не назвал бы наше с Таро приятельствование дружбой, но даже если отвлечься от этого, не вполне понимал восторги Ямада Каё. Да, постоянно общаться с участником школьного совета было почётно, престижно, но не настолько, чтобы приходить от этого в экстаз.

Да и вообще, Ямада Каё, насколько мне показалось, не была склонна к тому, чтобы давать волю эмоциям.

Поэтому лучше всего было ждать объяснений.

Каё, полистав ежедневник, вытащила оттуда старую фотографию на пожелтевшей бумаге и протянула мне. Я взял карточку из её рук, поднёс к глазам… И мир поплыл вокруг меня.

Я посмотрел на обратную сторону карточки, чтобы прочитать ту самую надпись, которую уже видел.

Конечно, она там была.

Снова повернув фото передней стороной к себе, я начал изучать его.

Чёрно-белое изображение трёх школьников. Одна из них — высокая, улыбчивая, с длинными распущенными завитыми волосами — стояла в центре. Она обнимала за плечи двух других — довольно красивого юношу с точёными чертами лица и девочку с короткими волосами.

На обороте было написано: «Семпай Рейна и двое милых второклассников — Юкио и Каё».

Одним из «милых второклассников» был Сайко Юкио, мой отец. А второй…

Я поднял голову. Ямада Каё с возрастом почти совсем не изменилась; даже причёска осталась прежней.

— Я дружила с Рейной, — неожиданно Каё поставила сумку на пол и, потянувшись через стол, взяла мою руку в свои. — И была в числе тех, кто позабыл про неё и поспешил отречься, когда Сато Кензабуро, её супруг, оклеветал другую девочку из нашей школы. Когда мы изредка встречались на улице, то обменивались парой слов, но я старалась свести наши разговоры к минимуму, чтобы нас случайно не увидели, и моя репутация не пострадала бы из-за этого. Рейна была лишена поддержки, потому и поступила так…

Ямада глубоко вздохнула и потрясла головой, словно отгоняя неприятную мысль.

— Я знала, что в тот же год, когда на свет появился Таро, даже в том же месяце, у неё родился сын, которого она назвала в честь своего любимого актёра, — Каё сжала мои пальцы. — До меня также дошли трагические новости о том, что ребёнка отдали в приют. А потом, спустя много лет, я услышала до боли знакомое имя «Сато Масао» от собственного сына. Сначала мне показалось, что это всего лишь совпадение, но на школьном фестивале в Академи я увидела вас и поняла: нет. Это он.

— Но у меня мало сходства… — начал я, неотрывно глядя на её пальцы, сжимавшие мои.

Каё улыбнулась и помотала головой.

— Дело не во внешней похожести, — она отпустила мою руку. — А в энергии созидания — той самой, которую вам повезло унаследовать от матери.

Она взяла со стола карточку и, вложив её обратно в свой видавший виды ежедневник, отложила его в сторону.

— Сайко, напротив, разрушители, — продолжила она, теребя лацкан своего пиджака. — Они губят всё, к чему прикасаются. Энергии созидания Рейны оказалось недостаточно, но вашей, быть может, хватит, чтобы усмирить этого дракона.

Я опустил голову.

Понятно, о чём она говорила. Даже слишком хорошо понятно.

— Понимаю, что уже слишком поздно, — вдруг снова заговорила Каё. — Но если я могу хоть что-нибудь сделать для вас — для сына моей дорогой подруги, то я готова.

Я прочистил горло и вполголоса ответил:

— На самом деле, Ямада-сан, есть кое-что…

========== Глава 70. Без лица. ==========

Воздух Токио в этот январский день был, как и всегда, резким, немного «пыльным», с многообразием запахов и оттенков. Огромный город дышал единым организмом, заставляя и своих резидентов делать это синхронно с ним.

Я сидел на ступенях университета и терпеливо ждал: мои друзья, как всегда, задерживались. Что ж, неудивительно: они жили куда дальше от альма-матер, чем я.

— И долго они? — Мегами, моя драгоценная сестрёнка, не желавшая, как все остальные примоститься на ступени, поправила берет на волосах. — Масао, у меня лекция по математическому анализу, а перед ней я собиралась встретиться с профессором и поговорить насчёт моего курсового проекта.

— Не волнуйся, — я поднял голову и улыбнулся. — Уверен, ты всё успеешь.

— Тебе легко говорить, — сестра скрестила руки на груди. — Ты любимчик всех преподавателей, и они готовы ждать тебя сколько угодно.

— Не преувеличивай, — я встал и шутливо потрепал её по плечу. — Хочешь, пойдём сегодня вместе обедать? Я знаю тут недалеко хорошее место.

— Ну уж нет, — Мегами лукаво подняла уголки рта. — Представляю себе, какую гадость вы с Кушей поглощаете на обед! А когда вечером в нашей квартире ко всему этому присоединяется Фред…

Я рассмеялся и с нежностью проговорил:

— Твоему дедушке надо было не упрямиться, а позволить всем нам жить вместе. Он же не возражал против Фреда.

Мегами издала тихое «Пфф!» и махнула рукой.

— Во-первых, не «твоему», а «нашему» дедушке, — назидательным тоном начала она. — Во-вторых, он считает неприличным жить совместно до брака, и я с ним согласна, пусть и доверяю Куше. В-третьих, он, кажется, догадывается про вас с Фредом.

— Да ладно, — я встал: сидеть на холодных ступенях стало некомфортно. — Не может такого быть.

— Ты же знаешь, какой дедушка дотошный, — Мегами достала из белой дамской сумки, висевшей у неё на плече, смартфон, и, посмотрев на его экран, тут же убрала обратно. — Ещё два года назад, когда ты выздоравливал от своего приступа фуги, помнишь? В то время, кажется, между вами всё и началось. Так вот, дедушка тогда спросил у меня, что именно происходит. Могу привести его точную цитату, которую до сих пор помню: «Что там у Масао и этого американца?».

Задержавшийся пожухлый лист с дерева вдруг приземлился между нами. Он был совсем скрученным и мёртвым, как последнее дыхание давно ушедшей осени, как напоминание о том, что на деревьях всё же бывают листья.

Мегами посмотрела на лист и откинула его ногой прочь, а потом подняла голову и посмотрела на меня в ожидании.

Покачав головой, я медленно ответил ей:

— Всё не так…

— Масао, перестань, — повелительный тон моей сестры почему-то вызывал у меня приступы нежности. — Фред любит тебя, а ты из тех, кто может со временем проникнуться к кому угодно, и наш несносный младший брат — ярчайший тому пример. Поэтому успокойся и просто будь счастлив: ты этого заслуживаешь как никто другой.

Я открыл было рот, чтобы сказать, что я и так счастлив, хотя был бы благодарен, если бы этот шаловливый американец, проживавший вместе с нами, хотя бы иногда участвовал в уборке, но Мегами прервала меня, указав пальцем куда-то вбок.

Я повернулся и не смог сдержать удивлённого возгласа: к нам бежал тот самый человек, которого мы только что обсуждали.

Белокурый, высоченный, облаченный в спортивный костюм с эмблемой кадетов Интерпола, он выделялся в любой толпе, но уверенность в себе, свойственная ему, помогала не страдать из-за этого. За последние годы он подрос ещё сильнее, и мне, тоже отличавшемуся высоким ростом, теперь точно было за ним не угнаться.

— Привет! — поравнявшись с нами, Фред широко улыбнулся. — Ждёте чокнутого профессора?

— Перестань, — я махнул рукой. — Ты же знаешь, что он терпеть не может, когда его так называют.

Джонс приподнял брови и нарочито осмотрелся.

— Ты видишь его здесь? — спросил он, склонив голову набок. — Вот и я нет, поэтому торжественно присуждаю Куше титул самого чокнутого из всех профессоров.

Мегами хмыкнула. Я пытался сохранить строгое выражение лица, но тоже в итоге не смог сдержать улыбку.

— А почему ты здесь? — спросила моя сестра, поправив белый шарф на шее. — Ты же говорил, что с утра у тебя сдача нормативов.