Слава Альфреда как литератора очень скоро обрела некий оттенок нереальности: традиция сильно преувеличила его таланты в этой области и приписала ему без разбора множество самых разных сочинений, а реальные сведения о его трудах оказались безвозвратно утрачеными. Гомилист и проповедник Эльфрик в X веке сетовал, что в Англии нет хороших книг на народном языке, «кроме тех, что король Альфред умело и с пониманием перевел с латыни на английский», а Этельверд заявлял, что многие сочинения, переведенные королем, остались неизвестными. В древнеанглийском житии святого Неота, вероятно XI века, туманно упоминаются «многочисленные книги, которые написал король Альфред с благословения Господа». Вопрос о том, кто является автором древнеанглийского перевода Псалтыри, следует оставить открытым, но утверждения о сделанном им полном переводе Библии, безусловно, принадлежат к разряду легенд, равно как и сведения об альфредовском варианте «Книги Страшного Суда» и о созданных королем собрании притч, переложении эзоповых басен и трактате о ястребиной охоте.
В один ряд с альфредовскими переводами можно поставить древнеанглийский Мартиролог: хотя у нас нет указаний на то, что король участвовал в его создании, он был составлен, по всей видимости, в тот же период, и его появление непосредственно связано с «ученым ренессансом» в Уэссексе. В этом сочинении обнаруживаются многие черты, характерные для «альфредовской школы»: короткие жития святых изложены с той лаконичностью, выразительностью и обезоруживающей простотой, которые отличают английскую прозу конца IX века. С трудов Альфреда начинается развитие этого сжатого, сильного, колоритного стиля, сохранившего исконный дух языка, и в этом состоит одна из главных заслуг великого короля перед народами, говорящими по-английски. Сэр Джон Спелман в XVII веке писал: «Хотя саксонский язык в те времена был беден и невыразителен, лишен того изящества и многозначности, которые придают значительность речи, его [Альфреда] переводы столь цельны, своеобразны и исполнены живого чувства, что, поистине, завораживают читателя».
Своеобразие просветительской деятельности Альфреда и «ученого ренессанса», явившегося ее следствием, делается понятным, если сравнить их с подобными движениями на континенте. Западнофранкские правители, даже во времена упадка, поощряли ученость и просвещение, но при этом в качестве литературного языка, на котором писались трактаты и проповеди, письма и анналы, всегда использовалась латынь (единственное исключение составляют поэма «Песнь о Людовике» и некоторые государственные документы). Поистине, английская проза обязана своим рождением невежеству англосаксов. Просветительские устремления, а не языковые и литературные пристрастия, были основной причиной, заставлявшей Альфреда переводить ученые труды с «книжной латыни» на английский, но в результате он преподнес в дар будущим поколениям ценнейший корпус произведений на народном языке, не имеющий аналогов в истории. Этот факт представляется еще более замечательным, если вспомнить, что среди приближенных Альфреда было немало чужеземных клириков, знатоков латыни, и что сам король во многом следовал примеру франкских властителей.
Валлиец Ассер, составляя жизнеописание короля, писал по-латыни, как было принято в те времена, и даже перевел фрагменты, которые он заимствовал из Англосаксонской хроники, на язык образованных людей{274}[77]. Однако, несмотря на классическую форму, сочинение Ассера говорит нам об «ученом ренессансе» в Англии IX века в такой же мере, как «Жизнь Карла Великого» Эйнхарда служит свидетельством раннего периода «каролингского возрождения».
Подлинность «Жизнеописания Альфреда» вызывает сомнения, и по поводу этой небольшой книги возникли ожесточенные споры, которые положили начало одной из самых горячих дискуссий в литературоведении нового времени. В данном случае, действительно, имелась причина ломать копья, ибо если бы было доказано, что сочинение Ассера является подделкой, то мы лишились бы одного из главных источников наших сведений об Альфреде и истории его правления, и образ великого короля стал бы еще более туманным, чем он представляется нам сейчас. Ситуация сильно осложняется тем, что единственная рукопись De Rebus Gestis Ælfredi погибла при пожаре, случившемся в Библиотеке Коттона в 1731 году. Судя по имеющимся у нас описаниям и одной факсимильной странице, опубликованной в издании Васа, рукопись представляла собой копию, сделанную в XI веке с оригинала IX века. В XVI веке ее переписал архиепископ Паркер, также сохранились еще две рукописи и список, сделанный в XVII веке. Кроме того, существуют печатные издания: Паркер опубликовал «Жизнеописание» в 1574 году, Камден — в 1602–1603 годах, Вас — в 1722-м, а Питри — в 1848 году{275}.
Три из названных выше четырех публикаций появились до гибели рукописи, но в них имеются ошибки и неточности; кроме того, издатели внесли в текст свои поправки и дополнения, и все это вместе сильно снижает ценность данных материалов как исторического источника. Паркер включил в свою публикацию, среди прочего, историю об Альфреде и лепешках, которую он заимствовал из анналов монастыря святого Неота, либо из «Анналов Ассера» (Annales Asserti). Этот последний источник представляет собой компиляцию, составленную на основе «Жизнеописания Альфреда» после нормандского завоевания; ее неизвестный автор сильно отступал от оригинала, но Паркер счел его творение полным вариантом сочинения Ассера. Камден дополнил публикацию Паркера знаменитыми пассажами об Оксфордском университете, а Вас воспроизвел текст двух предыдущих изданий, сверив его (весьма небрежно){276} с коттоновской рукописью, еще существовавшей в те времена.
Само сочинение выглядит как беспорядочная смесь хроникальных записей и биографических фрагментов, и нет ничего удивительного, что в сложившихся обстоятельствах к нему стали относиться с подозрением. Томас Райт{277} в середине XIX столетия попытался доказать, что «Жизнеописание Альфреда» составлено в X веке или в более поздний период в монастыре святого Неота; недавно в защиту этого мнения выступил сэр Генри Ховард{278}. Однако мистер Стивенсон в критическом издании «Жизнеописания Альфреда»{279} привел убедительные доводы в пользу того, что это произведение (по крайней мере, основная его часть) действительно является сочинением Ассера. Он показал, что в основе гипотезы о поддельности «Жизнеописания» лежат либо неправильное толкование текста, либо отсылки к добавленным фрагментам, либо безосновательные допущения, в то время как множество веских аргументов подтверждают его подлинность. Соответственно, можно считать, что у сгоревшей котттоновской рукописи, датируемой, предположительно, первой половиной XI века, имелся протограф IX века.
Латинский язык «Жизнеописания» близок той разновидности латыни, которая бытовала в Англии на континенте в период до нормандского завоевания и включала в себя много франкских и кельтских заимствований; смешение хроникальных и биографических фрагментов и то обстоятельство, что рассказ обрывается задолго до смерти короля, находят свои параллели в составленных в IX веке биографиях Людовика Благочестивого. Фактические ошибки и хронологические неточности заставляют нас заподозрить автора подделки (созданной спустя много лет после описываемых в ней событий) в исключительной небрежности, но кажутся естественными, если принять, что мы имеем дело с незаконченным сочинением современника Альфреда. Кроме того, автор упоминает Гверира, корнуолльского святого, чью славу в X веке полностью затмила слава святого Неота, и, очевидно, не знает об ореоле святости и мученичества, окружившем впоследствии имя Эдмунда, короля Восточной Англии.
