- Элеоноре Радченко? - на всякий случай уточнила я.
- Ее я мало знаю, а вот с ее сестрицей мы были когда-то большими подругами, после работы каждый день вместе на шашлыки. Я гуляла на свадьбе ее дочери, она на свадьбе моей дочери. Не возражаете, если я закурю? Врачи не рекомендуют, но ничего не могу с собой поделать. Столько стрессов на мою голову. А как она обошлась со своими сотрудниками... Повесила на них свои кредиты. Магазин ее все равно закрыли, а некоторые до сих пор расплатиться не могут. Вы были у нее дома? У нее дома все диваны - кожаные. Золотые подсвечники, - сигарета сделала мертвую петлю над столиком. - А сестре она, значит, помочь не могла... Что ж ей так неймется до сих пор, ведь столько лет уже прошло! - Ветрова посмотрела на меня так, словно приценивалась. Несколько секунд прикидывала, стоит ли продолжать о сокровенном, о том, чего настойчиво требовал мой любопытный взгляд.
- Мужчина, с которым я живу. Оказывается, она на него какие-то виды имела, когда-то очень давно, до того как вышла замуж за своего остолопа. Кто ее еще бы взял? Но я, честное слово, ничего об этом не знала. Да если бы и знала, - Ветрова яростно потушила окурок о дно пепельницы. - Зачем отказываться от мужчины, с которым тебя столько связывает, ради так называемой... подруги, которая сто лет ему не нужна, и которая, как выяснилось, никогда и не была мне подругой? У меня нет теперь подруг - только знакомые и коллеги. И мои близкие. Все.
Ветрова посмотрела на меня с какой-то странной надеждой, и я почувствовала, враг Жанны хочет найти во мне ни что иное как женскую солидарность и только поэтому и пришла сюда, сама назначила встречу, чтобы, как и ее соперница, выплеснуть наболевшее, а я невольно оказалась подходящим и благодарным сосудом. Они ведь не знают еще, что обе станут героинями романа...
48
Ни в какую Москву Ветрова в этот день не уехала. Я увидела ее на следующий день в центре города. В лиловом пальто, отделанном песцом, и в симпатичной лиловой шляпке, тоже с мехом, она шла довольно бодро и совершенно не хромала.
Увидев меня, она сделала вид, что она это не она, и зашагала еще быстрее, скрывшись за ближайшим углом.
А я посмотрела ей вслед и пошла туда, куда шла, - на выставку в новый выставочный центр. В последнее время я полюбила ходить по выставкам картин. Не пропускаю практически ни одной, и мне нравятся все, даже те, от которых плюются иные ценители. В общем, я благодарный зритель.
Новая выставка называлась "Шок-искусство".
Организовавшие ее две темноволосые красавицы, не то сестры, не то подруги, похожие друг на дружку, обе с прическами, как у греческих богинь, выглядели на фоне посетителей выставки несовременно и эпатажно и, видимо, именно к этому эффекту и стремились.
- Обычный банан, обычные гвозди, не вижу ничего авангардного в этой картине, - услышала я голос Влада и увидела его ноги из-под рамы. Рядом переминались Ленины красные ботильоны с белой опушкой.
- Может быть, художница и добивалась именно такого эффекта, - примирительно предположила Лена, - чтобы кто-то увидел Луну и звезды, а кто-то - банан и гвозди, а кто-то, может быть, и то, и другое. Ты отойди на несколько шагов, все-таки такие картины надо смотреть издалека.
Влад послушался совета.
- Банан и гвозди, - остался при своем мнении. - И ладно бы еще настоящий банан, это было бы по крайней мере эпатажно...
- Здесь и был настоящий банан, - остановилась, услышав спор, одна из греческих богинь, проходившая мимо. - Мы заменили его на время выставки пластиковым. Она продлится до апреля, а бананы быстро портятся, да и по цвету не каждый подойдет.
- Все равно, - не согласился Влад, - банан не похож на луну. Ее нужно изображать совсем не так. Вот если бы я был автором этой картины, я бы взял, скорее, дыню. Или даже апельсин. Но точно не банан.
- Влад знает, о чем говорит, - заверила Лена. - Ему известно о Луне все. Или почти все.
- Вы астроном? - спросила богиня.
- Почти, - ответил Влад.
Влад носит узкие, подкрученные, как у Сальвадора Дали, усики и возглавляет какой-то обком профсоюзов, все время забываю, какой. Работа, к которой он относится со всей ответственностью, несколько угнетает его как творческую натуру. При всем при этом он любит поразглагольствовать иногда, особенно приняв на грудь стопочку коньяка, что профсоюзы никакая не умирающая структура, что они нужны и будут нужны во все времена, а те, кто не согласен с такой гражданской позицией - все они узкомыслящие люди. Поэтому в присутствии Влада я старательно обхожу тему профсоюзных организаций.
Лена работает редактором в издательстве, в котором и издан моей первый роман. Она обожает платья с драматическим, как бы рваным низом и любит замысловатые прически, причем, укладывает свои ярко-рыжие волосы сама и в домашних условиях.
- Привет! - помахала мне издали рукой Лена.
Я знала, что они с Владом тоже будут здесь.
Влад со своим неизменным фотоаппаратом, которым он страшно гордится, потому что он позволяет приближать поверхность Луны, как самый настоящий телескоп. Для Влада это страшно важно, он вообще помешан на Луне. Не знаю, как давно это у него началось, наверное, с самого детства.
Все в его трехкомнатной квартире обвешано черно-белыми и бело-голубыми фотографиями этой самой Луны, и стихи он тоже пишет, разумеется, о ней, и иногда, конечно, о Лене. Первый и на сегодняшний момент единственный стихотворный сборник Влада называется, понятное дело, "Лунная пыль". Он долго выбирал между "Лунная пыль" и "Лунная быль" и остановился, наконец, на первом варианте, хотя, на мой взгляд, второй более соответствует истине.
- Вот скажи, - Влад стремительно уволок в свидетели меня по ту сторону холста, - что это? - ткнул пальцем в банан-луну.
