Светлаков, действительно, издал семь книг за свой счет - это было общеизвестным фактом, но теперь, став членом Союза, публиковался уже за счет казны.

  Разоблаченный поэт густо покраснел и ударил бокалом по столу, так что в стекле весело подпрыгнули остатки недопитого коньяка.

  - Формализм! Всюду сплошной формализм! - сделал Ван Ваныч еще глоток и тоже громко поставил бокал. - Формалисты - они и развязали Вторую мировую войну!

  - Вообще-то! - вставил свое веское слово молчавший до сих пор прозаик, критик и тоже член Союза Кучерявый. - Вторую мировую развязал Гитлер.

  - Спасибо, что просветили, но только Вторая мировая началась раньше, чем вы думаете! Вторая мировая началась тогда, когда Гитлера во второй раз не приняли в Венскую художественную академию! И сделали это - формалисты, потому что, видите ли, у Гитлера было мало портретов, а то, что у парня были толковые пейзажи, формалистов это мало волновало!

  - Только не надо оправдывать Гитлера! - хлебнул коньяку, поставил бокал и налил себе еще Горбунов. - Этак знаете, можно до чего договориться! Не знаю, действительно ли хороши его пейзажи. В отличие от вас я не интересуюсь творчеством тиранов. Но точно знаю, любой художник должен быть прежде всего гуманистом, а не самонадеянным выскочкой. Никакие - ни литературные, ни художественные способности не могут оправдать холокост! Формалисты вам во всем виноваты!... Гитлер - чудовище, и точка!

  - Однако если бы это чудовище издало у вас пару своих увесистых альбомов, да еще полноцвет, да еще хорошим тиражом - вы бы с радостью приняли бы его в свой паршивый союз графоманов!

  Ван Ваныч стал бледным от злости, а Горбунов, напротив, багровым. На лицах обоих читалась решимость развязать третью мировую. Ван Ваныч был готов идти с войной на формалистов, а Горбунов - на таких самонадеянных выскочек, которым неизвестно кто и за что дал в Москве зеленый свет.

  - Но я никогда не приму в наш Союз вас с вашими паршивыми орками! Потому что оркам не место среди нормальных людей! - Горбунов гневно указал дрожащим пальцем на дверь Ван Ванычу и мне заодно, потому что я пришла вместе с ним...

  В Союз Ван Ваныча, конечно же, не приняли.

   45

  Теперь у меня будет новое имя. Мне не нравится слово "псевдоним", поэтому я не буду употреблять его здесь. "Псевдо" значит "ненастоящее", ненастоящее имя. Но у меня оно настоящее, только другая его грань. Свои работы я буду подписывать "Тори". Потому что зовут меня Вика, но подписывать "Вика" глупо, да и мало ли Вик, равно как и Викторий? Хотя и Tory тоже на свете немало. Пусть, пожалуй, будет так ВикTory.

  В этом, как мне кажется, есть некий смысл и мощный заряд на удачу.

  Творцы, как монахи, могут иметь несколько имен, которые сменяют друг друга, как времена года. Ты тот же, как пейзаж за окном, но снег уже растаял, скоро зацветет жасмин.

  Искусство стало моей молитвой, моей второй религией, как ни кощунственно это звучит.

  Недавно в галерее видела картину - два монаха отдыхают в лесу. Мне показалось, что я там, среди дубов, подсматриваю из-за огромного дерева, которого нет на картине, но там, за пределами рамы, его мощные корни уходят глубоко в созданную вдохновением художника землю.

   46

  Ночью мне приснилась трехголовая змея. Я очень боюсь всяких-разных рептилий, но эта, как ни странно, была не страшная. Я даже погладила ее - без особой любви или даже симпатии, сама не знаю, зачем.

  Вообще-то я не слишком верю снам. Все это суеверия и предрассудки. И все же забралась в Интернет, почти в полной уверенности в том, что такие странные сны вижу только я и, значит, у сна нет толкования. Но нет, подобная чушь уже снилась и другим и даже не раз и, пытаясь как-то ее упорядочить, толкователи снов предупреждали, что тот, кто видит подобный сон, может стать жертвой обмана, который исходит от родственных друг другу людей, например, двух сестер и их матери. Так и было написано.

  Надо же было увидеть такой сон накануне встречи с Ветровой.

   47

  Она была похожа на лису, хвостатую мошенницу, какой ее изображают в русских сказках, и вполне могла бы играть этого персонажа в каком-нибудь любительском спектакле, а может быть даже в небольшом провинциальном театре.

  С ярко-рыжими волосами и в такого же цвета куртке, в руке она держала костыль. Увидев, что я смотрю на нее, Ветрова стала припадать на одну ногу и, опираясь на костыль, направилась ко мне.

  - Это вы? - спросила она и многозначительно покосилась на костыль. - Вот, видите, до чего меня бывшая подруга довела.

  - Жанна? - на лице моем, вероятно, нарисовалось удивление.

  - Да, эта стерва. Думаете, годы, когда тебя обвиняют в том, в чем ты не виноват, проходят бесследно? - объемная куртка мешала Ветровой пробраться за столик, но снимать ее она почему-то не хотела. - Растолстела, за стол не пролажу, - прокомментировала она свои действия и все-таки уселась напротив.

  Похоже, она ждала, что я ей возражу или хотя бы понимающе улыбнусь. Но это бы сразу невидимо сблизило нас, и я предпочла сохранить на лице маску безучастного равнодушия.

  Я чувствовала себя следователем - эту роль мне почему-то отвела судьба, и хотя я не имела никакого, кроме морального, права кого бы то ни было расспрашивать, я начала разговор с Ветровой именно в таком тоне.

  - Вы же понимаете, почему я попросила вас прийти.

  - Честно говоря, нет, - пожала плечами Ветрова. - Наверное, хотите, чтобы меня уволили с работы, но я уже на пенсии, мне все равно. Может быть, хотите, чтобы меня посадили, но сажать меня не за что, я ни в чем не виновата, кроме того, что вечно помогаю тем, кто этого не заслуживает.