А такие дома, как у Розы и Кондратия, я просто обожаю.

  У таких домов есть характер, душа.

  По деревянной лестнице-спирали можно, как в трюм, спуститься в подвал и подняться наверх, усесться, свесив ноги, на окно уютной башни. Под ногами верхушки цветущих садов. Среди яблонь, груш и вишен притаилась японская гостья сакура.

  В саду - небольшой пруд. Возле зарослей ирисов цвели маки всевозможных оттенков - красные, белые, розовые, желтые и даже голубые.

  - Мало кому удается вырастить голубой меконопсис, - с невольной гордостью сообщила мне Роза. - Если хочешь, я тебя научу.

  Я кивнула. Само имя Розы, мне казалось, предопределяло ее любовь к цветам.

  Она даже подарила мне семена удивительного цветка, привезенные другом Кондратия из какой-то гималайской экспедиции. Многие коллекционеры флоры позавидовали бы сокровищу, которое лежит, завернутое в белый лист, вырванный из блокнота для эскизов, у меня на полке в квартире Лисички.

  - Еще хочу, чтобы у меня в саду были голубые плетисные розы, - мечтала вслух Роза, - правда, говорят, оттенок у них совсем не такой, какой представляется многим, не кобальтовый, а слегка голубоватый, ближе к сиреневому, но все равно хочется. Пойдем, покажу тебе свою новую картину.

  На новой картине Розы голубело целое поле меконопсисов. У картины не было рамы, и она казалась совершенно бескрайней.

  "Бескрайний" - на Земле сплошная аллегория. Мы говорим "бескрайнее поле", прекрасно зная, что и у леса, и у поля, конечно же, есть края, как даже у океана, как ни хочет он выйти за предначертанные грани.

  А у поля голубых меконопсисов на картине Розы не было границ, оно было, действительно, бескрайним.

  Меконопсисов на нем могло оказаться как звезд. Целая Вселенная голубых меконопсисов.

   Роза учила меня писать их маслом.

  Когда-то пару лет тому назад я брала несколько уроков керамики у одного маститого мэтра, во всяком случае именно так нескромно, хотя ему, наверное, казалось, с самоиронией, себя называл "маститый мэтр". У него было морщинистое, слегка брезгливое лицо, высокий умный лоб и беспокойные, как у пойманной мыши, глаза.

  Не знаю, почему мне пришло в голову это сравнение с грызуном. Наверное, потому, что мы с ним делали полую мышь. Она вполне могла бы стать колокольчиком. Но я почему-то не захотела. Решила, пусть будет полая мышь.

  На мой взгляд, она получилась отличной. С вздернутым носиком, наивной и с хитрецой.

  "Мышь с характером" - одобрил маститый мэтр.

  При обжиге шов на платье моей мыши слегка разошелся, но это, на мой взгляд, ничуть не портило ее внешнего вида.

  Маститый мэтр тоже сказал "Ничего страшного. Так бывает", и мы остались бы довольны друг другом, если бы я не задала один вопрос.

  Мастер был не только керамистом, но и художником-живописцем, и я знала это.

  Осторожно я поинтересовалась, можно ли у него взять заодно и уроки живописи.

  - Да вы что! - воскликнул он таким оскорбленным тоном, что у меня не осталось ни малейших сомнений: я покусилась на святое. - Этому двадцать лет, всю жизнь учатся, а вы думаете, так все просто: пришел и научился. Так не бывает. Керамика - другое дело, и здесь тоже можно совершенствоваться и совершенствоваться - хоть всю жизнь. Глина - материал благодатный.

  Но мне расхотелось уже заниматься керамикой... Но сегодня позвонила Роза.

  - Послушай, - начала она чуть заискивающим тоном. Такой обычно не предвещает ничего хорошего, но в этом случае вышло как раз наоборот. - У Кондратия в группе не хватает одного человека. Можно записать тебя для галочки? В смысле, фиктивно.

  - Пожалуйста, - разрешила я и добавила, что как-нибудь, не прямо сейчас, а попозже записалась бы в группу к Кондратию не фиктивно, а с удовольствием научилась бы делать и обжигать горшки. Пока же это дело кажется мне слишком трудным, и вкратце я рассказала Розе о Маститом Мэтре и Мыши.

  - Ха! - издала Роза победный клич амазонки. - Нашла, у кого учиться! У дилетанта! Кстати, что ты делаешь завтра вечером?

  - А что?

  Голос Розы звучал так многообещающе, что я готова была отменить чуть ли не любые планы.

  - Завтра Кондратий едет к Никите обжигать котов, - продолжала интриговать Роза. - Если хочешь посмотреть, как работают настоящие профессионалы, он возьмет тебя с собой.

  Что я могла на это ответить?

  Только то, что ответила.

  - Хочууу!

   28

  По настоящему талантливые люди остаются детьми на всю жизнь. А таких взрослых детей как Кондратий и Никифор еще поискать!

  Кондратий даже верит в бабу Ягу. Мне кажется, он говорит об этом вполне серьезно.

  По образованию Кондратий геолог, о чем он сообщает, чуть смущаясь, словно чувствует досаду и почему-то вину за то, что не смог выведать у каменистых пород и половины их тайн, но теперь решил взять реванш и привлек в союзники высокое искусство.

  Кто-то скажет, горшки и кувшины никакое не высокое искусство, а простое ремесло. Что ж, этот кто-то, скорее всего никогда не был в мастерской Кондратия и Никифора.

  Гораздо больше она похожа не на мастерскую художников, а на лабораторию алхимиков, и так отчасти и есть.