И истые мусульмане, и верующие буддисты, и, преданные вере христиане, и народы до сих пор, не приобретшие еще никакой земной религии, и, находящие в своём нравственном и духовном развитии на той стадии еще может быть самого низшего уровня и каменного века, и это тоже особая земная Цивилизация, и не надо нам как-то спешить, не надо нам пытаться, не надо нам ускорять само обретение ими всех современных достижений наших, так как и в прогрессе есть те многочисленные отрицательные моменты, которые и жизнь нашу так сокращают и еще так пагубно на здоровье моё и твоё влияют. Но та из их каменного века она не моя, она Цивилизация уж наверняка иная! И это, то же ведь есть на земле нашей, ранее я об этом всём писал и об их с платного фото полуобнаженных за один доллар котеках тоже. И это, говорит и о взаимном нашем даже мировоззренческом и всем человеческом непонимании друг друга, и о взаимном нашем полном недоверии одного этноса к другому, не говоря уж о людях разных, даже и, как бы исповедующих одну и ту же религию, да и живущих в одном городе или даже в малом поселении, а то и на одной длинной-предлинной улице, как и моя Кайдивка (ул. Калинина) в Савинцах моих или улица Центральная здесь в Тиличиках тоже моих и в Хаилине килпалинском, и даже улица Артюшкина в Ачайваяме, где, когда я стою у крайнего её дома, такое ощущение, что я уж точна на Луне, так там ничего уж далее и нет, и вся эта земная Цивилизация за спиной моею, а впереди пустота аж до самого до Анадыря или до их американского заморского Сиэтла или еще до их Анкориджа. Там настоящая пустота и там настоящее белое безмолвие, буквально поглощающее нас и наши все мысли, и даже какие-то желания мои, преобразуя их в трепет страха и новых моих ощущений, и всех воспоминаний.
Вот совсем недавно их Папа Римский и наш христианский иерарх Кирилл встречались, так как осознали, что Бог у нас всех он един, что интересы у нас людей здесь на Земле нашей едины, и им, главам таких больших церквей и чтобы тысячелетия держать распрю, чтобы не говорить между собою – это все не по христиански, это и не по протестантским, это все не по божески, так как Бог наш даже жену Еву из ребра Адама сотворил, а сам Адам то по аравийски в переводе значит: глина красная – он сотворил тогда человека за семь дней, и не нам тем распрям иерархов наших потакать, и, понятно, не нам друг друга в не вере упрекать или в не таком исполнении всех наших земных божественных тех треб, и даже говорить о виде икон наших, так как сам Бог он не только триедин, а это мы достоверно знаем, а он еще и вечен, как и вечна наша Вселенная, как и Вечно наше быстротекущее Время, пусть бы оно с любой скоростью, убегало от нас или даже у масс больших оно замедляло свой ход на тех космических просторах, где ему Времени только и можно разгуляться своим особым, и вечным не остановимым никем своим бегом.
Как и в искусстве. Невозможно каждому из нас понять изначальный замысел автора и творца художника, а еще, когда картина писалась десять лет или как у Иванова Александра все двадцать лет из-зо дня в день, чтобы не отходя от того полотна цены которому теперь и нет, и не сложить её всем нам.
Так как я это всё вижу по своим повестям и знаю я по всем романам моим, законченным и еще редактируемым мною, а я их еще, к сожалению, так мало напечатал, и есть возможность читать их периодически и перечитывать их электронные версии, не как ранее у Толстого жена и переписывала их, и редактировала все их, да еще верный и преданный секретарь его, и мне можно не раз и не два менять и как-то совершенствуя их по времени изменять их, так как вчерашний мой взгляд и вчерашняя моя та оценка она может быть отличной от сегодняшнего моего нового взгляда и отлична она от моей в чем-то новой оценки, как бы одних и тех же жизненных явлений. И понятно, что виною тому не только мой новый багаж знаний, а и погода, и даже те же многочисленные вспышки на Солнце нашем, и те же через неделю или две невероятно сильные здесь на шестидесятой параллели магнитные бури, когда вот на Камчатке нашей такие сказочные северные сияния, такие видения ночные и в самом Ачайваяме, и даже в Средних Пахачах, а еще и здешнее атмосферное давление над всем океаном так часто оно изменяется и так часто оно резко падает до своего невероятного здешнего тихоокеанского минимума, что и насыщение моей крови кислородом существенно и так, значимо для моего самочувствия уменьшается, что уж наверняка не может не сказываться на моём всем самоощущении и на всех моих бушующих эмоциях, и на всех моих оценках и тех событий, и даже самих, окружающих меня вещей, и, понятно, всех талантливых людей их, сделавших будь то писатель или настоящий вдохновленный, увиденным им художник, способный одним своим штришком выразить все реалии нашей жизни до самой мельчайшей черточки и даже до той моей бабули морщинок, как это умел делать Харменс Ван рейн Рембрандт и многие другие и до него, и даже после него.
Но понятно, что и супрематичный «Черный квадрат» в чем-то магический по самой своей насыщенности той особой неровными мазками положенной автором черноты, а еще не совсем геометрически выверенный он и правильный он своими ровными в девяносто градусов углами квадрат Казимира Малевича, он хоть и стоит по аукционной цене миллионы и не рублей, а долларов, а вот сам выражать и отражать ничего в моём сознании он именно теперь, когда я давно всмотрелся в каждую трещинку его векового того особого кракелюра он для меня не может и никогда уже наверняка не сможет, так как и по-научному он для меня теперь такой супрематичный и даже, в чем-то до настоящей простоты плоско-примитивный и не такой, как его моего Рембрандта «Даная» красивый, и нет в нём самой нашей русской особой лепоты и той нашей напруги, накачанных силой мышц «Бурлаков» Ильи Репина моего чугуевского земляка или особой русской силы «Трех богатырей» Васнецова, а то и «Всадника» Дайнеки, когда красный цвет капель крови деда моего Якименко Ивана Андреевича затмевает мне в сознании моём и памяти моей и застилает он всю динамику юного тела и даже движущейся лошади, так как и деда моего родного с лошади в Савинцах в феврале стащили тогда в далеком для нас теперь 1918 году, когда вот мне смотря на его супрематичный «Черный квадрат» другого-то слова и не подобрать, чтобы не сказать иначе, и менее выразительно и не так образно именно мне о том «Черном квадрате» супрематиста Казимира Малевича с, которого мы сами сделали и некую сверх ценность, и даже в чем-то некую икону, на которую кто-то еще пытается и сегодня как бы засматриваться, чтобы именно в нём увидеть какой-то там особый его замысел автора.
И мне не надо далеко ходить, а стоит только взглянуть на картину «Вынры» Килпалина Кирилла Васильевича или еще раз, взглянуть на репродукцию «Девушки мухоморы» ученика и здешнего хаилинского его последователя Этьенна Павла Николаевича, чтобы мне увидеть и динамику здешней всей камчатской жизни и чтобы мне понять всю сказочность их представления об окружении их и даже всю иконописную статику и всю наполненную содержанием графику их, когда из-за толстого одинокого тополя на нас смотрят глаза его Анны, уж наверняка, что дочери еще такой аметистовой глубины и такой тихоокеанской многокилометровой здешней бездонности, что, погружаясь не один раз в их глубины, я могу видеть всё то о чем вот пишу уже на семистах страницах этим убористым почерком своим, чтобы только выразить своё восхищение их талантом и несказанное умиление тем, что они все там в Хаилино и на Тополевке их были.
И радует, что я имел, и что я имею возможность даже теперь по прошествии времени не только слышать, наблюдать сам творческий процесс на их Тополевке, а и помогал ему Кириллу Васильевичу Килпалину тащить на берег переполненную сеть с трепещущейся красной рыбой, которая сверкала своими красными искристыми горбами и своими розовыми боками, показывая нам и всю свою природную красоту, и показывать всю прелесть самой этой камчатской динамичной по своей насыщенности речной жизни, так как в том её движения она здешняя жизнь и была если мыслить по-философски сосредоточена, до самих тех пор, покуда умелые руки жены Дарьи и его родной дочери Анны её по быстрому шкерили и всю ее по быстрому потрошили, и затем побыстрее на здешние из ивняка длинные вешала, чтобы ветерок побыстрее подсушил её буквально на глазах, превращая в ту здешнюю питательную юколу, которую уже через неделю они вдвоем с дочерью прятали её на юкольник и в прочный из досок невесть как здесь и взявшихся лабаз, чтобы она там лежала буквально до весны, когда и здесь уже голодно, и вкус она от времени созревая приобретала такой непередаваемо живительный и в чем-то даже насыщенный и насыщающий, и одновременно утоляющий голод их и даже мой, когда я загляну к нему на своём новом снегоходе «Буран» к нему в гости.
