Хлопанье приблизилось. Сделалось частым, отрывистым. Мий чуть слышно что-то прошептал себе под нос, а потом я почувствовала, как тяжесть его тельца переместилась с плеча в капюшон, где он и зашевелился, зашебуршился.

Наступила тишина.

Хотя нет, не тишина. Сквозь стрекотание кузнечиков, на которых я только сейчас обратила внимание, сквозь жужжание пчёл, я расслышала клёкот и пощёлкивание клювом.

Двигаться, да даже дышать было боязно. Сердце колотилось так, словно за мной охотился велоцираптор, которого я боялась в детстве. Ветер предательски разметал волосы, они метнулись у меня перед лицом, щекоча нос, вызывая желание почесать раздражённое место и… чихнуть!

– Апчхи! – не выдержала я и громко, с большим количеством слюней, чихнула. Сразу стало легче, но ненадолго.

Мий в капюшоне засуетился, как будто собираясь вырваться из западни, чтобы спастись хотя бы самому.

– Кар-кр! – громко каркнул, как я поняла, ворон на камне. Видно его ещё не было, но вот слышно – прекрасно.

Мий замер, только натянутая горловина говорила, что он до сих пор остался в капюшоне. Прилипнув к камню, я сама не двигалась. А если ворон размером с дом? Камень большой. Почему бы и ворону не быть большим? И что он со мной сделает? Вороны же вроде не едят живых. Только падаль. Верно?

– Ба, знакр-комые всё лица! – донеслось с камня гортанным, рокочущим голосом. Было ощущение, что говорящему сложно выговаривать слова, как будто у него была только часть языка и от этого некоторые буквы проглатывались и рычали. – Не стоит бояться и пр-рятать от меня души свои. Всё я вижу, всё пр-редвижу. И сказать я вам желаю, что же ждёт вас впер-реди.

– Что? – встрепенулась я, но позади, из капюшона, приглушённо донеслось.

– Нет-с-нет, – по-змеиному зашептал Мий. – Вдруг-с это ловуш-шка.

И опять он заёрзал, зашипел, как маленький потревоженный ужик.

– Но он говорит, – как могла тихо прошептала я, но, видимо, ворон меня всё равно услышал: с камня раздалось смешливое покаркивание. – Разве может разумное, говорящее существо сразу быть злым и строить козни?

– Или ты наивна, или глупа, – проговорил Мий, медленно карабкаясь мне на плечо. – Ну хорошо, давай, выходи. Поговори с этим… кто бы это ни был.

– Ну уж спасибо, – ехидно ответила я. И теперь ничего не оставалось как выйти. Хотя и до этого был только такой вариант.

Шаг из тени. Лианы винограда пристали к плечам и капюшону, на секунду задержали, но быстро отпустили, смирившись с моим уходом. Мий на выдохе, спрятался в волосах: это было сложно с хоть и отросшим, но каре и тонкими волосами, что достались мне от мамы.

– Меня бояться вам не нужно. Не чтоб пугать я пр-рилетел, а чтоб сказать… – на камне действительно сидел ворон. И он был обычного, стандартного размера для ворона. Помню маленькую меня один похожий чуть не утащил, потрясения было тогда столько, что хватило до сих пор. Да тогда все вещи казались большими.

Ворон глянул на меня одним глазом, потом другим. Раскрыл клюв и хлопнул им, звонко и отрывисто – Мий вздрогнул, но не вылез из своего укрытия, и не запрятался дальше.

Ворон помолчал. Осмотрелся. Продолжил:

– Дор-рога длинна, дор-рога трудна, дор-рога пор-рой без кр-раёв – не видна.

А ноги идут, тр-ропинки находятся, и помощь и та бывает пр-риходится.

Др-ремуч и тяжёл пр-редстоит тебе путь, ценности своей ты не дай ускользнуть.

К сокр-ровищу пр-рямо ступай, помогай. Душу свою слушай и довер-ряй.

В конце будет боль, будет р-радость и свет. Ты же иди, не стр-рашись новых бед.

Как найдёшь дор-рогое, ступай ты назад – дор-рога появится тут без пр-регр-рад.

Последнее слово ворон проговорил с большим трудом, после чего затих. Глянул одним глазом на меня, каркнул так, словно только что не он декламировал мне стих, который должен, что? направить на путь истинный?

– Мне надо идти прямо? – наконец спросила я, посматривая в сторону дыма, который никуда не делся, а наоборот, стал более привлекательным и домашним.

– Дополнить наставленье никак не могу. Запомнить слова вам надо и делать, что велит сер-рдце.

Клюв у ворона вообще раскрывался? На фоне светлого неба это было сложно разглядеть, но всё же я надеялась, что да.

Ворон ещё пару раз щёлкнул клювом и, тяжело хлопая крыльями, улетел.

– Сердце слушать, душу слушать. А людей? – недоумённо я спросила сама у себя, не сразу вспоминая, что Мий может ответить.

– Людей тоже можно слушать, только их слова необходимо тщательно процеживать. Люди лгут направо и налево, и не только другим, но и себе, – прищурившись, Мий смотрел в сторону дыма. – Надо ли теперь туда?

– Надо, – к дыму тянуло. Возможно это было от того, что я давно не видела томящуюся печь, и не слышала запах нагретой глины и палящего жара.

– Тогда пошли, – Мий слегка подпрыгнул на плече, будто предвкушая. Подозреваю, ему просто нравилось на мне ездить.

Издалека избушка выглядела вполне прилично и обычно. Но по мере приближения к ней, вся дикость и сказочной проявлялась всё больше.

Для начала: избушка, – а это была именно избушка, а не дом, – стояла на семи столбах. Назвать избушкой дом мне захотелось из-за бревенчатых стен, наличников на рамах без окон, вырезанных по дереву узоров по краю крыши. Казалось, что я попала в советскую сказку. Избушка походила на прибежище Бабы-Яги, но была более украшенной и резной, более праздничной и приглашающей. В голове возник образ пряничного домика ведьмы: меня перетрясло от дурного предчувствия, и я понадеялась, что оно меня обманывало. Ведь эта избушка выглядела тёплой и приветливой.

Притихший Мий балансировал у меня на плече. Показалось, что исходящая от него тишина веяла некоторым благоговением. Сейчас в нашем мире подобных домов почти не найти. В этом же, как мне казалось, были все нужные для домового условия: начиная от просторного запечного пространства и заканчивая сенями. Мий недовольно зыркнул на меня:

– Чего глядишь? Ну да, понравилась мне изба. Заходить-то ты в неё собираешься?

– Да, дом красивый. Но тебя не смущает, что он, – показав на избу сверху до низу, я продолжила, – выглядит неприступным? Окон нет…

Мий почесал голову.

– Ну он же находится на ведущей к камню дороге. В него точно заходят те, кто идёт… вперёд. Может в доме как раз отсеивают неугодных путников? Тут уж не узнаешь, пока не зайдёшь.

– Да уж. Заходим?

– Заходим, – ответил Мий и уверенно сомкнул губы.

– Только вот…

Стена избы перед моим взором была сплошной, без единой щели. Обойдя вокруг дома, я поняла, что и на других стенах нет ни дверей, ни настоящих окон – только рамы.

– А как зайти-то? – удивилась я.

Мий вновь почесал голову, ещё больше взлохмачивая кофейного цвета, с чёрными прядками волосы.

– Может надо сказать нужные слова?

– Какие?

– Нужные.

– Да поняла я! Какие именно слова? Ты знаешь?

– Откуда ж мне их знать.

– Тьфу ты. Чего тогда предлагаешь…

Договорить я не успела. На стене, под которой мы препирались, одно из брёвен разошлось в середине, являя чёрную брешь. Пронзительный деревянный скрип раздался по всей округе, заставив Мия пискнуть и от страха превратиться в ужа, который уже шмыгнул мне в капюшон. Сердце зашлось от привлекающего внимания звука: что ждать от него – непонятно.

– Пошто разорались? Спать старому деду не даёте?

В бреши блеснули два глаза: пронзительных, ярких, как будто бы кошачьих.

– Простите, – еле слышно просипела я, и, прочистив горло, продолжила: – Мы увидели дым и решили зайти. Хотели бы спросить: что это за место? И что от него ожидать?

– Мы? – недоверчиво уточнили с той стороны стены.

– Эм, да, я и мой домовой.

Из-за плеча высунулась голова ужика и тотчас спряталась обратно.

Мне показалось, что говоривший чуть слышно охнул, хихикнул, а потом я уже отчётливо услышала, как хлопнули в ладоши, и в стене появился дверной проём.