«Проснусь в тиши и сяду у окна…» Проснусь в тиши и сяду у окна, Взгляну на небо – темное, ночное: Плывет односторонняя луна, И россыпь звезд мерцает надо мною. И не понять: как всё произошло? – Созвездия, летящие планеты, А на земле – души моей тепло, Как лучик согревающего света, Которым и написана строка, Рожденная в пространстве так нежданно, Сошедшая на лист издалека Необъяснимо, радостно, желанно. Голубинка Затеряна таежная глубинка В снегами запорошенном краю, А мне она – из детства голубинка, Где на тропинке летней я стою. И наглядеться с берега крутого На синие просторы не могу, Где гладит луч восхода золотого Волну лесов на дальнем берегу. Кедровые вершины всех богаче, Манящий куст малины узнаю, А светлая опушка не иначе Полянка голубичная в раю. И эту колдовскую даль ночами Во снах и в сердце бережно храню. И снова у судьбы стою в начале – У голубинки в солнечном краю. Мой парус Поможет не компас, не карта, Нам детство вернут только сны: Качала нас школьная парта, Как лодка на гребне волны. Там чайкой летела записка С одной незабытой строкой, И чувства плескались так близко, И парус взмывал под рукой. Он вышел в лазурное море, Открытое из-под ресниц… Мой парус плывет на просторе Сюжетом для новых страниц. «Застыли веток тонкие запястья…» Застыли веток тонкие запястья, Не обогреть остуженных берез. Всё замерло, всё в ожиданье счастья, Лишь бодрствует задиристый мороз. Сверкает даль алмазными снегами, Грустит река, закованная льдом, – Безмолвная пустыня с берегами, Надолго позабытая теплом. Так тяжелы под инеем ресницы, Мой север спит заворожённым сном. Зимою нам одно и то же снится: Весна поет и лед идет на слом! Невский мираж В подсветках город в час ночной И невесомый, и хрустальный, Блестит над невскою волной, Приоткрывая мир зеркальный. И сквозь прозрачную вуаль Вдруг оживает отраженье: Плывет Париж, за ним Версаль… И Петербурга продолженье. Внимая музыке веков, Кружатся тихо под Вивальди Парады храмов и дворцов, Ажур мостов на невской глади. И Пётр, как вечный медный страж, Не узнает свое творенье, Невольно думает: «Мираж… В огнях не город, а виденье!..» «Где-то юность на станции дальней…»
Где-то юность на станции дальней, От которой ушли поезда, Откликается песней прощальной, Мы в дороге с тех пор – навсегда. То стоим на весеннем перроне, То осенний сигналит гудок, Будто едем в каком-то вагоне, А билет нам – летящий листок. В антикварной лавке В антикварную лавку под вечер зайду, Где старинная роскошь стоит на виду, И услышу дыхание прошлых времен, И откликнется эхо забытых имен. Отдаленных годов приоткроется срез: Клавесин-старичок простучит полонез, На картине в дверях повернутся ключи, Раздадутся шаги, легкий шелест парчи… Продолжается жизнь отслуживших вещей. Старой бронзы подсвечник, скажи мне, ты чей?.. Он молчит, зная тайну, несет сквозь века. Помнит имя хозяина наверняка. «У набережной лейтенанта Шмидта…» У набережной лейтенанта Шмидта Нева к зиме готовит якоря, Над плитами холодного гранита – Суровое дыханье ноября. Норд-вест в лицо бросает хлопья снега, Вздыхает порт, в раздумья погружен – И тонкий луч не проникает с неба, Закончен навигации сезон. И загнанные снежною шугою, Как призраки, застывшие вдали, – В печали, с непокрытой головою Погибших вспоминают корабли… Шестое июня Небо негасимое, Месяц Близнецов. Близкие, любимые – Пушкин, Васнецов. Мало снам отпущено, Белый свет в окне. В день рожденья Пушкина Вспомни обо мне. Памяти А. С. Пушкина За ним рекой текла толпа людская – Рыданье, храп коней, ночной мороз… Туман и ложь рассветом рассекая, В последний путь народ поэта нес. И распахнулись отчие просторы, И замер люд в молитвенной мольбе, Сплотившийся в невысказанном горе, Под тихим песнопеньем на холме… И вечно в сердце русского народа Он свято жив светящейся строкой, Ведущей по ступеням к небосводу, Всё выше поднимая за собой. |
