– Мои слева, ваши справа? – предложил Рьен.
Матушка кивнула, обошла стол и открыла первый же ящичек.
За окном громыхало, сверкало и лило. В коробке тихо сопели коты. Шуршали бумаги. Мьёл молча и бесшумно колдовал в своём кабинете. Ночь перевалила за середину, но даже при такой сонной погоде и обстановке как расслабиться?.. И матушка про себя попросила старшую дочку поторопиться… и не торопиться. Поторопиться рассказать узнанное, но не торопиться уходить из папашиного дома без всех возможных сведений. Действительно, скверное дело. Любая мелочь пригодится.
***
Сумеречное утро дышало в окна липким туманом, стучалось злыми ветрами. Такое явление – туман стеной при сильных ветрах – матушка встречала только в Семиречье и только в Мёртвое время. Задувало порой так, что сбивало с ног, но при этом с вечерних сумерек до полудня скользкий туман стоял как заколдованный. Или не «как».
Они по очереди подремали в креслах между делом, и матушка проснулась, когда скрипнула дверь и появился Мьёл – тоже заспанный. Смущённо признавшись, что его срубило усталостью, колдун плюхнулся в свободное кресло.
– Нашёл, – сообщил он сосредоточенно, согревая в чайном кувшине воду. – А если бы вы, матушка, не сказали, что парень сам помер, я бы решил, что убили. Его же не похоронили толком. Закопали на краю леса, как бродягу приблудного, – без ритуалов прощаний, без оградки, поминальных знаков на могиле и именной таблички. Так ещё ненужных свидетелей прикапывают, чтобы подольше не нашли.
– Знал папаша, – задумчиво кивнул Рьен, собирая в стопку разбросанные по столу карточки. – Или всё-таки просто ограбили и закопали, лишь бы спрятать.
Матушка захлопотала по хозяйству – утренний чай, завтрак, молоко котам… Пока колдун докладывал обстановку, Ийрэ прислала с призрачным помощником утренние пироги. И передала записку от дочки – она слишком вымоталась, обуздывая беспокойного призрака, чтобы в ведомство идти. Заглянула в чайную, перекусила, написала письмо и отправилась спать. А Кьюн наверняка скоро заявится – не удержит его Данэ надолго, не смогла она всю лишнюю силу из парня забрать. Удерёт. И хорошо, если сюда.
– Адрес – Двадцать Третий остров, восьмой дом, – матушка пробежалась глазами по письму дочери. – Папашу зовут мастер Хьёт, и живёт он на широкую ногу: дом большой, обстановка – дорого-богато. Кроме него в доме никого. Ночью спал пьяным. Письмо о смерти сына не нашли, а в свидетельстве расписался некий служитель Амьюр. На каком острове храм находится, не узнали – печать старая и нечёткая. Но по имени служителя его можно найти, да?
– Конечно, – Рьен снова перебрал карточки, уже осознанно ища конкретное имя. – И он у нас в сводках… отсутствует. Надеюсь, временно. Мьёл, поднимай Сьята. Ищите этого служителя и его храм. И решайте, кто из вас срочно хочет жениться.
– Чего это мы? – возмущённо взъерошился колдун. – Чего это сразу жениться?
– Потому что я уже занят, – ухмыльнулся начальник. – И при помолвке, и при женитьбе молодые расписываются в храмовой книге. Вам надо туда заглянуть и посмотреть, кто расписывался до вас. И очень надо узнать дату помолвки Кьюна и Гарэ. Если придумаешь другой законный способ – пожалуйста, используй. А нет… Откажешься от помолвки через луну, да и всё. Труп парня где нашёл?
– В полудне от Тихолесья, – недовольно ответил Мьёл. – У кромки леса, к югу от городка. Я хотел метку поставить, но далеко слишком. Там рядом с могилой несколько цветущих кустов. Не знаю, какая тварь в такое время цветёт, но оно есть. Штук пять насчитал, колючие, красная листва, в белых шариках. Саму могилу плохо видно. Эти умники сначала слой земли сняли, потом яму выкопали, а потом на закопанное этот слой вернули. Говорю же, прятали.
– Найдут, – Рьен достал из ящика стола пухлый блокнот и быстро перелистал. – Тихолесье, значит… Там хорошие сыскники – найдут тело, изучат, доложат. И того, кто привёз больного, отследят, и того, кто прикопал труп, вычислят. А ты давай в храм.
Дверь скрипнула, и в кабинет осторожно заглянул Сьят.
Мьёл подскочил с кресла и деловито спросил:
– Сьят, у тебя же подружка есть?
– Ну есть, – рыжий и насторожился, и расстроился.
Он надеялся поработать с отчётами – даже нарочно загодя остался ночевать в ведомстве, в гостевой комнате, полагая, что из-за туманов и ветров все, кроме пары дежурных, сидят по домам. А выходило, что придётся побегать.
– Пора тебе жениться, – довольно заключил колдун. Прихватил куртку и скомандовал: – Пошли. Расскажу по дороге.
– И я пойду, – засобиралась матушка Шанэ. – Побуду с Гарэ. Неспокойно мне, что она одна. Сообщи, сынок, что выясните.
– Конечно, – кивнул Рьен.
И, быстро написав и отправив письмо, он снова занялся сводками. Имя служителя нигде не мелькало, однако в трёх старых сводках упоминался один и тот же храм на Сто Седьмом острове. Рьен смутно помнил, что островок этот мелкий и скалистый, неудобный для заселения, далёкий – почти на границе Семиречья. В списках жилых островов его не было… зато была тёмная история, с ним связанная, – в те времена, когда нынешний глава отдела убийств начинал обычной ищейкой. И после храм на Сто Седьмом не то закрыть собирались, не то запретить проводить там отдельные ритуалы…
Он отодвинул карточки и набросал вторую записку – в архив.
***
Когда матушка Шанэ добралась до Одиннадцатого острова, жалящие ветра стихли, а туманы почти растащило, лишь над фиолетовыми водами реки Глубокой стелилась густая дымка. На шестом причале матушка выбралась из лодки, поднялась по старым ступенькам на набережную и огляделась.
Низкое серое небо в переплетении густых голых ветвей, кучи палой листвы беспорядочными стожками, массивные каменные дома «гнёздами» среди частых деревьев, горечь далёких костров в речной влажности. Матушка сходу заметила четыре дома в окружении низких каменных оград, а глазами помощников увидела больше пятидесяти. Крупный остров, много жителей. Но сейчас на Одиннадцатом стояла тишина, даже птицы молчали.
Матушка снова посмотрела на остров глазами одного из помощников и уверенно отправилась по тропе к пятнадцатому дому. Полчаса ходьбы – и она на месте, у пухлого двухэтажного дома, очень старого, у фундамента затянутого мхом, а у крыши – багровым плющом.
Гарэ в одиночестве сидела в крохотной беседке, куталась в плед и пила чай. И матушке, когда та открыла незапертую калитку, обрадовалась чрезвычайно.
– Кьюн где-то здесь, – поведала она тихо. – Я постоянно слышу его сопение. Он не показывается… в смысле, за спиной не стоит и пытается быть незаметным, но я его слышу.
Матушка Шанэ огляделась и вскоре заприметила среди мшистых древесных стволов сначала своего пса, потом пустынного кота, а после и Кьюна. Будучи замеченным, парень вышел из-за дерева и вызывающе улыбнулся: ну, мол, что сделаете?
– Не дразни меня, – предупредила матушка. – Я многое могу с вами сделать, даже с теми, кто не в моей власти. Ты даже не представляешь себе всей мощи южного колдовства, а я ведь потомственная. И с большим опытом. Не дразни, понял? Не сидится у дочки – хорошо, будь здесь. Но отсюда ни шагу. Уговор?
Кьюн неохотно кивнул и снова исчез за деревьями. Но затаился совсем рядом с беседкой – сел у дерева, прислонившись к нему спиной.
– Вы замёрзли, наверное? – забеспокоилась Гарэ. – В дом или?..
– Или, – улыбнулась матушка. – Я люблю чай на свежем воздухе, даже зимой иногда устраиваю. И огонька безопасного для тепла могу добавить.
Девушка кивнула и скрылась в доме, вернувшись через несколько минут с подносом и пледом через плечо. Однако едва они устроились на лавках друг напротив друга, как на столе расплылась чёрная лужа и выплюнула письмо.
– Мастер Рьен что-то раскопал, – матушка Шанэ споро развернула лист, прочитала и сообщила: – Он просит тебя написать заявление на имя мастера Увье о том, что Кьюн пропал без вести. Прямо сейчас. А я ответ с помощником в ведомство передам. И дату поставь вчерашнюю. Точно раскопал, если бумага понадобилась.
