Тёплые пальцы на губах, на щеке, на шее…

– Где ты? – прошептала она.

– Я рядом… – тихо отозвался он, будто его заглушала стена, хотя ощущение рук, гладящих её лицо и плечи, было почти реальным. Ещё чуть-чуть, и обнимет, она знала. Он всегда обнимал её, запуская пальцы в волосы и прижимаясь со всех сил, прежде, чем исчезнуть опять, оставив её до утра вспоминать его дыхание и чувство искреннего счастья, что он рядом.

– Не уходи, – попросила она, но в ответ услышала лишь лёгкий вздох, а следом почувствовала быстрый, сорванный с губ поцелуй на прощание, оставивший приятное тепло на коже и чувство потери в душе.

– Я буду ждать… – раздалось откуда-то издалека, как эхо, и сон закончился.

Маша смотрела на тихо мерцающие огоньки в витрине, на то, как плавно исчезают туманные круги от её дыхания на стекле, и думала о том, что её ждёт самый скучный Новый год в жизни.

Новый город, новая работа, новая квартира и никого в ней. Даже кота – хозяйка была против животных и строго пригрозила девушке, когда та подписывала договор аренды, чтобы ни-ни. С тех пор «ни-ни» стало её вечным спутником. Ни любви, ни интимной жизни, ни хоть какого-то намёка на личное счастье.

В кармане зазвонил телефон, и Маша отодвинулась от стекла, чтобы замёрзшими руками достать его.

– Не-е-е-ет, только не он! – с отчаянием произнесла девушка, но вызов приняла. – Алло?

– Машенька? – это был её начальник – лысоватый невзрачный дядька средних лет, глубоко и основательно женатый, но не видящий препятствий, чтобы клеиться к молодой стажёрке, которая была почти вдвое младше его. – Машенька, может, заглянешь всё-таки послезавтра на корпоративчик? Надо, Машенька, надо.

– Иван Юрьич, – постаралась как можно вежливее ответить она. – Но ведь это ваш личный, только для руководства, ну куда мне? Я же даже испытательный срок не до конца ещё прошла…

– Машенька, – строго перебил шеф, – ты должна вливаться в общество, если хочешь задержаться на такой работе! Мы с партнёрами будем тебя ждать, я уже всем похвастался, какая у меня новая секретарша прелестная!

От его голоса, из-за которого перед внутренним взором так и виделись его масляные глазки, Машу передёрнуло. Прежде чем ответить, она дважды глубоко вдохнула, судорожно поправила выбившийся из-под шапки локон каштановых волос, и только тогда произнесла:

– Иван Юрьич, мне правда нужно быть дома. Будет звонить мама, и я…

– Маша, – опять перебил её начальник, и по голосу она поняла, что он уже злится. – Мы выбрали тебя из десяти претенденток. Будь добра соблюдать правила наших деловых отношений, ты же не хочешь потерять работу? Сама брала аванс на оплату квартиры, так что давай, послезавтра жду. Не заставляй меня краснеть перед коллегами!

Девушка выдохнула, вновь посмотрела на мерцающую гирлянду, которая когда-то навевала мысли о том, что скоро наступит счастье, а теперь лишь тускло подмигивала, будто издеваясь.

– Хорошо, – произнесла она, чувствуя, что подписывает себе приговор.

– Вот и умница! – похвалил шеф и сбросил вызов.

Декабрь в Москве выдался тёплым. Ниже минус пяти температура почти не опускалась, а вот пушистый белый снег валил уже вторые сутки, будто стараясь украсить город к празднику. Через три дня Новый год. Потом неделя выходных и снова на работу в тесный офис, пропахший типографской краской, застарелым кофе и рыбными котлетами, которые каждый день приносил на обед дядя Вова – местный сисадмин.

Когда Маша уезжала в Москву, она мечтала, что будет работать где-нибудь в красивом месте, будет ходить по театрам, в кино и, может быть, встретит в этом чудесном городе Его – того самого, что снился ей раз в год, как раз в конце декабря, чтобы опять поддразнить и исчезнуть, будто не было. Он дарил ей надежду и короткий миг счастья, и только благодаря нему она всё ещё верила, что способна на любовь, хотя в реальности ей так и не везло ни с кем.

Но в этом году он так и не приснился – Маша почти не спала. Пусть испытательный срок почти закончился после двух месяцев, но выматывающая скучная работа под конец квартала стала настолько муторной, что иногда приходилось задерживаться почти до полуночи, чтобы потом прыгнуть в метро, наскоро съесть дома ужин и уже через четыре часа вновь вставать, собираться и бежать на работу к восьми. Терпеть на себе похотливые взгляды начальника, брезгливое пренебрежение со стороны старшей секретарши и вечную ругань между менеджером, открывавшим окно на проветривание и бухгалтершей, которой постоянно дует. Не об этом она мечтала, совсем не об этом. Хорошо хоть, сегодняшний рабочий день окончен, и можно ехать домой.

Мимо прогрохотал трамвай, и девушка, опомнившись от раздумий, поспешила ко входу в метро. Нужно успеть на последний поезд, а то до дома идти пешком почти полгорода! Как раз дойдёт, чтобы почистить зубы и отправляться назад.

Душный воздух перехода взвил волосы и чуть не прихлопнул стеклянной метровской дверью, но Маша успела перехватить её и с силой придержать, чтобы пройти к турникетам. Народу было совсем немного. Правильно, нормальные люди уже готовятся к празднику, наряжают ёлки, составляют меню, подбирают «хвосты». Одна Маша спешила в пустую квартиру, чтобы урвать хотя бы несколько часов сна и завтра быть в состоянии работать. А ещё и этот послезавтрашний корпоратив… Не помереть бы от усталости прямо там! Хорошо хоть он тридцатого, может, отоспаться успеет, чтобы Новый год не пропустить? Впрочем, толку от него? В пустой квартире и едой из супермаркета…

«Осторожно, двери закрываются, следующая станция – Автозаводская», – проговорил динамик, и створки с грохотом захлопнулись. Маша еле успела заскочить в состав, прежде чем тот двинулся. В вагоне почти никого не было, только какая-то седая лохматая тётка с безумным взглядом в углу да пара бомжей в противоположном конце.

Маша подумала и выбрала тётку. Больно уж разило от прикорнувших товарищей. Та насупленно смерила взглядом севшую поодаль напротив девушку и принялась что-то шептать, перебирая в руках какие-то камешки.

«Ну да, прекрасная компания, – подумала Маша. – Как раз для меня. Отлично я сюда вписываюсь со всеми своими мечтами. Наверное, и они когда-то ехали сюда за лучшей жизнью, а теперь вот – двое воняют, одна бормочет, и каждый тут неудачник, как я».

Ей захотелось плакать от жалости к себе, и она склонила голову, стараясь закрыть лицо упавшей чёлкой, но вдруг заметила движение рядом.

– Позови его! – раздался хриплый, перекрикивающий шум поезда, женский голос совсем рядом.

– Что? – вздрогнула девушка и подняла взгляд на склонившуюся к ней безумную тётку.

Та тряхнула седыми космами и повторила, ткнув пальцем Маше в лицо:

– Позови его, дура! Он ждёт тебя!

– Кого?! – опешила девушка, стараясь отодвинуться от качающегося перед носом пальца с длинным когтем.

– Его! Суженого твоего! Без тебя не найдёт, а решаться время пришло! Ждёт уже сколько лет, томится, а ты, дура, до сих пор не позвала! Подохнет без тебя, а ты и знать не знаешь!

Маша замерла, глядя на тётку, а та, раздув ноздри, фыркнула, мотнула головой в бешенстве и полезла куда-то за пазуху, выцарапывая что-то.

– Вот, держи, – она выдрала из-за ворота кусок бус, что тут же, разорвавшись, посыпались разноцветными шариками на пол, закатываясь под сиденья. – Вот же ж так твою растак! – ругнулась тётка, глядя на разлетающееся добро, но кулак с зажатой одной-единственной бусиной упрямо ткнула собеседнице в грудь, заставляя принять. – Как луна из-за туч выглянет, встань в круг, сожми и со всей дури своей швырни куда подальше. И крикни имя!

– Какое? – спросила совсем опешившая девушка.

– Та какое, понятно же! Имя! Дай ему имя и позови, дурья твоя башка! Ждёт она! Тьхе!