Она положила одну таблетку в рот и запила водой.

– За Джона…

Проглотила вторую.

– За Илберта…

Pink Floyd – Hey You.

Сегодняшнее утро началось иначе. Хотя бы потому, что Софи не прибиралась, не переставляла мебель, не стирала простыни, на которых когда-то лежал Джон. Сжавшись в комочек на диване, она нервно грызла ногти и ждала Клер.

Время тянулось бесконечно долго, убаюкивая Софи безмятежностью. Наверное, прошло полчаса после того, как она позвонила Клер, но Софи уже устала ждать. И почему люди до сих пор не научились перемещаться в пространстве? Сейчас бы ей это очень пригодилось, потому что оставаться одна она больше не могла. Софи начала проваливаться в сон, как вдруг хлопнула входная дверь. Софи вздрогнула и приподняла голову. Она увидела Клер, та стояла в прихожей и с испугом смотрела на нее. Ужасный взгляд, полный сочувствия, от которого Софи хотелось спрятаться. Ей стало стыдно за себя. Очевидно же, она производит впечатление последнего ничтожества – брошенка с десятком раскиданных по дивану тестов для определения беременности.

– Малышка, как же так… – прошептала Клер и быстро подошла к Софи.

– Я беременна, – Софи усмехнулась и одним резким движением руки скинула все тесты на пол. – Месячные не начинались, и я подумала…

Клер молча обняла Софи. Та замерла на несколько мгновение и быстро выскользнула из объятий Клер. Она вскочила и, ударив по стене кулаком, где когда-то висели картины с птицами, взревела.

– Черт возьми! Я беременна. Почему именно я? – ее голос окончательно сорвался. – По какому принципу беременеют люди? Я не подавала заявку на беременность, Клер! Я в этой очереди на ребенка последняя стояла. А теперь я одна с каким-то зародышем внутри меня.

Софи взглянула на Клер в ожидании ответов на свои вопросы. Но Клер, пожав плечами, молча поднялась вслед за Софи и прижала ее к себе. Забытое тепло от другого человека сдавило Софи, и она начала захлебываться, крепко обнимая Клер и заливая ее слезами. В эту минуту она чувствовала себя слишком несчастной, чтобы скрывать свою боль. Сердце Софи разрывалось, и единственное, чего ей сейчас хотелось, это чтобы Клер забрала половину ее страданий. Она сдавила Клер еще сильнее, но Клер терпеливо стояла на месте, с нежностью поглаживая Софи по спине. Софи прекратила рыдать так же резко, как и начала. Ее объятия ослабли, и она равнодушно отступила от Клер и опустилась на диван.

– Как так получилось? – Клер села перед ней на колени.

– Мы занимались сексом.

– Я имею в виду, почему вы не предохранялись?

– Не знаю. Он прерывал… Да-да, – она закивала головой в знак подтверждения своих слов.

– Так иди и скажи ему о беременности.

Бледное, лишенное жизни лицо Софи исказилось выражением очевидного отвращения. Она отпрянула от Клер и, скрестив руки на груди, испепеляюще посмотрела на подругу.

– Я ничего говорить не буду, – строго отрезала Софи. – Не хочу видеть его ядовитую улыбку, противные глаза. Его всего целиком не хочу видеть!

– Это не только твоя проблема.

– Беременность – это не проблема, – Софи усмехнулась. – Проблема в том, что у меня напрочь отсутствуют мозги.

Клер поднялась с пола и села на диван. Она неуверенно коснулась дрожащих ладоней Софи, словно боялась, что получит оплеуху за нарушение границ. Софи не шевельнулась, как и ее руки, и тогда Клер начала ласково гладить их.

– И что ты планируешь?

Софи молчала, рассматривая раскиданные тесты – свидетельство необратимого. Пластмасса, бумага и крестики давали в сумме конец ее привычной жизни, а может быть, и жизни в целом. Проще было смириться или надеяться, что это заговор, чья-то насмешка.

– А что делают в таких случаях? – она выглядела слишком спокойной. – Схожу на консультацию, сдам анализы, узнаю, какой срок. Вдруг я беременна уже несколько месяцев, и на самом деле у меня непорочное зачатие.

Она опустила голову на плечо Клер и устало закрыла глаза. Да, как бы хотелось быть особенной, той, что овладел всевышний, а не человек, предавший ее любовь.

Возвращаясь от гинеколога поздним январским вечером, Софи плакала: слезы капали и превращались в ледышки. Да, она была беременна. В ней уже зародилась новая жизнь, сроком две-три недели. Софи не чувствовала ни радости, ни грусти. Столкнувшись с чем-то незнакомым, она лишь испытывала страх, который ежесекундно усиливался. Дрожащими руками Софи достала телефон из кармана и набрала номер Клер.

– Привет, малышка, – голос Клер был напряженный.

– Привет. Я беременна, – выдала сразу Софи. – И Бог тут ни при чем.

Клер ничего не ответила и лишь глубоко вздохнула.

– Сегодня в клинике я видела разных людей: счастливых и несчастных, – прервала тишину Софи. – Счастливых было легко распознать – у них был живот. А чтобы понять, несчастлив ли человек, надо было заглянуть в глаза – в них была надежда. В этой клинике мир вертелся вокруг двух фактов: возможность иметь детей и отсутствие этой возможности. Клер, а ты задумывалась хоть раз в жизни, почему многим людям, жаждущим детей, физически не дано быть родителями, а те, кто не готов или не хочет, волей судьбы или отсутствием презерватива становятся ими? Когда я сидела в приемной, я ясно поняла, что мне там не место. У меня не было никогда мыслей и желания иметь детей, и у меня не было надежды. А сейчас внутри меня ребенок, и я не знаю, что мне с ним делать.

– Не делай ничего, – обеспокоенно ответила Клер. – Тебе надо выспаться, отдохнуть, перезагрузиться. Завтра станет яснее.

– Конечно, так ведь всегда бывает, – сквозь с трудом сдерживаемые слезы прошептала Софи.

Телефон выпал из ее ослабленной руки и громко упал на асфальт. Радужный пластмассовый чехол разлетелся на части, оставляя смартфон одиноко валяться и светиться на черном фоне. Клер что-то кричала, но слова пропадали в потоке машин и шуме города. Как заколдованная, Софи смотрела на созданную ей же инсталляцию. Наверное, ее жизнь выглядит так же: без красок, но с бессмысленными попытками докричаться. Клер звонила снова и снова, напоминая о реальности. Софи оглянулась по сторонам, ловя на себе любопытные взгляды прохожих, – теперь это она чудаковатый объект внимания чуждых ей людей. Нехотя Софи подняла телефон, не отвечая на звонок, закинула его в сумку и быстрыми шагами направилась к такси.

– Софи, – прошептала она своему отражению в зеркале.

Отражение замученного и отчаявшегося человека: заплаканные и опухшие глаза от слез, красное помятое лицо от ежедневных истерик, уставший истощенный взгляд, волосы, превратившиеся в сосульки, – это была она, это была Софи.

– Ты устала, – губы едва шевелились, из пустых глаз капали слезы. Их никто не останавливал. Они появлялись, скатывались по щекам и пропадали, впитываясь в одежду. – Я устала.

На губах показалась улыбка, неуместная, противная, и непонятно, как она могла вообще возникнуть.

– Тебя бросили. Тебя не любит Джон, – смиренно качнув головой, она отвернулась. – Он не придет. Пожалуйста, прислушайся ко мне.

Еще раз посмотреть на свое отражение казалось ужасной пыткой. Увидеть вновь себя, ничтожную и разбитую, – значило принять правду и боль, встретиться с реальностью. Подняв глаза, Софи уставилась в зеркало: ее душа плакала. Нет! Она рыдала. Нет! Она кричала.

– Он не придет… – Софи, кусая губы, зажмурила глаза. – Стоит принять и отпустить. Не смогу, – заставила снова себя открыть глаза. – Больно? Очень больно.

Но рассуждая о боли, она не чувствовала ее такой, какой себе представляла. Она положила руки на грудь в поисках вибраций, сигнализирующих о душевном землетрясении. Ничего. Кто-то, без ведома Софи, вколол ей анестезию. Ладони начали проваливаться в пустоту, и она с ужасом вцепилась в раковину. Рывком посмотрела на себя в зеркало и плюнула прямо туда, где отражались ее стеклянные глаза.