– А что нужно делать?

– Просто жить, – пожав плечами, Джон сделал несколько шагов назад. – Я не предлагал тебе встречаться, не предлагал быть вместе…

– Так какого черта мы тут творили? – вскрикнула Софи.

– Нас тянуло друг к другу, это естественно. К тому же я ничего не требовал от тебя и не принуждал.

– Естественно? Естественно, приходить и уходить, не считаясь со мной?

Софи опустилась на край дивана, вцепившись пальцами в собственную футболку и застыв. Джон сел рядом, приобняв окаменелую Софи.

– Я не хочу отношений, Софи, все слишком быстро. А ты… Ты хочешь, хочешь… – голос Джона стал мягким, нежным и абсолютно непохожим, чужим. – Я не могу тебе дать то, что хочешь ты. И из-за этого ощущаю себя ублюдком, а так не должно быть в отношениях.

Софи устало положила голову на плечо Джону. Он вздохнул глубоко, аккуратно сжав ее ладони. Она усмехнулась. Джон улыбнулся в ответ, он как будто ждал, когда она взглянет на него.

– Вот и треплем друг другу нервы, – он чмокнул ее в лоб. – Какая же ты мозгоклюйка.

Софи приподнялась и посмотрела ему в глаза.

– Джон?

Закрыв глаза, Джон нагнулся и поцеловал ее в губы.

Обидные слова, сказанные ранее, забылись и стерлись в пыль. Софи ответила на его поцелуй, сгорая от страсти, вновь нахлынувшей на нее.

В комнате было очень темно. И вместе с этой темнотой весь мир потерял свою насыщенность, лишился красок и света. Ничего нет, только тепло его руки, сжимающей ее руку, и его дыхание, глубокое и спокойное. Каждой клеточкой своего тела она чувствовала его: одновременно такой родной и отдаленный.

Вдох-выдох.

Тишина, окружавшая и поглощающая их, стала лучшим решением для двух людей, которым не хотелось ничего говорить. Да и не нужно это было. Все уже сказано ранее движениями тел. Софи лишь желала остановить время, спрятаться под куполом, чтобы Джон остался рядом с ней навсегда.

Наверное, у него сейчас закрыты глаза, и, наверное, он собирается уйти. Придумывает план отступления, чтобы оставить ее одну. И, возможно, когда-нибудь опять постучать в ее дверь и как ни в чем не бывало снова окунуться в ее любовь. А она будет ждать. В этот момент Софи, боясь его спугнуть, ощущала что-то противоположное: его близость, такую ясную и очевидную, и его отчужденность, режущую изнутри.

Джон пошевелился. Софи вздрогнула в ответ. Он отпустил ее руку и повернулся к ней лицом. Во мраке с трудом можно было разглядеть его черты, но Софи представляла его холодные глаза, напряженные скулы и плотно сжатые губы, готовящиеся сказать свой вердикт. В тот самый момент Софи хотела закричать, чтобы он молчал, и лучше бы она попросила его об этом… Но она запретила себе просить у Джона хоть что-то.

Его голос прозвучал громом в тишине комнаты.

– Нам нужно прекратить общение.

Кажется, кто-то только что положил ее голову на гильотину. Софи закрыла глаза и, напрягая все тело, чтобы не завыть, прикусила нижнюю губу до крови. Она еле слышно сглотнула.

Как много всего в душе человека могут вызвать четыре слова. Как из пистолета четырьмя выстрелами он пробил ее сердце.

Она опять вздрогнула. Он это почувствовал, между ними уже установилась невидимая нить.

– Если тебе холодно, укройся, Софи. Прижмись ко мне.

Софи лежала на спине и не могла пошевельнуться: тело онемело и перестало ее слушаться, и только слезы, признаки жизни, стекали по ее вискам.

Джон взял за руку Софи и подтянул к себе. Она отвернулась, боясь, что он увидит ее лицо.

– Зачем ты делаешь еще больнее, Джон?

– Я хочу согреть.

– Это ни к чему, – грубо ответила Софи. – Зачем опять переходить грань? Зачем ты хочешь казаться хорошим?

Она лежала, обмякшая, в его руках.

– Софи… Наше общение и встречи ни к чему хорошему не приведут. Прости.

– Джон! Хватит, – перебив его, она повернулась к нему и обняла. – Обними меня.

Джон обнял. И они соединились, как два пазла, как две половинки, необходимые друг другу и абсолютно дополняющие друг друга: тепло на двоих, дыхание на двоих, стук сердца на двоих. Как же теперь все разрушить? Или ничего не было? И это всего лишь мираж, который Софи выдумала, и нет никакого единства. Как же успеть надышаться им, как же его обнять, чтобы хватило надолго его тепла? В судорожных попытках найти ответы она вспомнила Илберта.

…Софи лежала на кровати, уткнувшись в подушку, когда старший брат зашел в ее комнату. Он услышал всхлипы сестры еще в прихожей и тут же поспешил к ней на помощь. «Уйди, Берти, – сквозь всхлипы прокричала Софи. – Я уродина, по-твоему?» Она подняла голову с мокрой подушки и, с красными глазами и распухшим лицом от рыданий, посмотрела на брата. «Ты очаровательна, булочка, – пожав плечами, Илберт сел рядом. – И что случилось на этот раз?» – «Позор, – вытирая слезы и сморкаясь в одеяло, – я призналась своему однокласснику Мишелю в чувствах, а он на моих глазах поцеловал противную улитку Лорен!» – «И что сделала ты?» – «Я заплакала на всю школу и ревела до тех пор, пока учительница не отпустила меня домой. И все три урока Мишель и Лорен смеялись надо мной». Илберт крепко обнял Софи и поцеловал в макушку: «Зачем столько плакать, еще и на глазах у улиток? Особенно сильным надо быть с теми, кто не готов принять тебя слабым».

Образ Илберта растаял в памяти Софи, как только она открыла глаза. Ей потребовалась пара вдохов, чтобы набраться храбрости, и, наклонившись над ухом Джона, Софи прошептала:

– Я, кажется, влюбилась в тебя. И это надолго, – сквозь с трудом сдерживаемые слезы улыбнулась Софи. – А теперь иди.

Осторожно высвобождая свою руку из ее рук, он последний раз коснулся ее тела и ушел.

Силы покинули Софи: она не хотела ни есть, ни пить, ни дышать. Часами смотрела в одну точку, маленькую трещинку на потолке: раньше совсем незаметную, сейчас же очевидную и как будто занимающую все пространство. Между ними образовалась прерывистая от вздрагиваний Софи связь: ей казалось, что звонит телефон, – он не звонил; ей мерещилось, что кто-то стучится в дверь, – никто не стучал. Стучало лишь ее сердце, и только его было слышно в гнетущей тишине. Софи зависла. Зависла во времени, в собственных мыслях, эмоциях. И лишь стук сердца давал понять, что она еще жива. Но ей эта жизнь была не нужна. Абсолютно все обесценилось: на ее глазах золото перестало быть драгоценным металлом и превратилось в железяку, покрывающуюся ржавчиной, оттого что никому не нужно. Еще недавно мир виделся ей добрым, ясным и интересным, сегодня же он наполнился разочарованием. Все краски были высосаны, а лица стерты.

«Он придет, – думала Софи, застыв напротив входной двери. – Конечно, он придет. Он всегда уходит, а потом возвращается. Надо немного подождать. Совсем чуть-чуть… Пару дней… Может быть, он даже сегодня постучится в мою дверь. Точно. Или завтра, – на безжизненном лице проскользнула надежда, которая тут же растворилась в панике, охватившей Софи. Ее брови вздернулись, а из бледных губ вырвался всхлип. – А если не придет? Если он, как Илберт, ушел навсегда. Тогда я останусь одна, – она изо всех сил зажала ладонью себе рот. – Тогда я буду его ненавидеть… И почему именно он? Обычный самовлюбленный парень».