– Что вы себе позволяете?! Вы её оправдываете! Эту воровку! Эту проституку! – возмутился полицейский.

– Женщины идут на панель не от лучшей жизни, сеньор! А вы, сеньор офицер, судя по вашим золотым часам, наверняка берете взятки! Я видел вас на днях и узнал вас! Хороший у вас автомобиль! Лучше, чем у президента! Ничего не скажешь!

Офицер рванул в сторону Торреса. Тот сделал шаг назад и сказал:

– «Мерседес» и поход в дорогой ресторан! И весьма подозрительный телефонный разговор! Полиция нынче раб режима! Пёс сеньора Фрея, ненасытного преступника! Кто же после этого проститутка, а?!

Мерседес Кастильо укрылась за спиной Торреса.

Взбешенный офицер достал пистолет и заорал:

– Ты арестован!

И Элизио отправили в тюрьму. Мать очень переживала за него. Когда она узнала о том, что Элизио потерял свободу, у неё чуть не разорвалось сердце.

Каждый день Кастильо ходила на площадь рядом с магазином, чтобы просить деньги у прохожих. Там они с Элизио вновь и встретились. Он узнал её. Она узнала его. Сначала они долго смотрели друг на друга, а потом Мерседес решилась заговорить с ним: – Это вы?

– Этот случай с офицером?..

Мерседес не могла сдержать слез. Она взяла Элизио за руку и расплакалась. Он обнял её, и они пошли к бараку, где она и жила.

– Вас зовут… – пролепетала женщина.

– Элизио… Торрес… – ответил её спутник.

– Элизио! Я обязана вам жизнью! Не стоило вам обращать на меня внимания! Я сама виновата в том, что так вышло! Как я хочу, чтобы моя жизнь началась сначала!

Глаза Мерседес выражали отчаяние. Она опустила голову и закрыла лицо руками. Ей было сложно говорить, она только рыдала, задыхаясь.

– Жизнь можно всегда начать сначала. И для тебя она только начинается. Не плачь, – и Элизио провёл рукой по голове женщины.

– Благодарю вас… Тебя! – ответила Мерседес, всхлипывая.

– Если ты и в самом деле хочешь изменить свою жизнь, приходи завтра к магазину. Я отведу тебя к себе домой и познакомлю с товарищами.

И Мерседес пришла, увидев в новой жизни луч надежды. Она писала с ошибками, но Элизио исправил это и стал обучать её левым идеям. Хуан Теодорес научил её играть на гитаре, ведь от природы ей был дан уникальный голос. Среди новых друзей она нашла новый смысл жизни. А вскоре выяснилось, что тот, кого она так сильно любила, низко пал и в конце концов спился. Он был ей больше не нужен – она поняла, что любила не того человека. Всё, что осталось у Мерседес как напоминание о далеком прошлом, – это её гражданство. Несмотря на то, что Мерседес уже много лет жила в Сантьяго, документы она так и не поменяла, что и спасло ей жизнь.

В тот день Торрес наказал матери, чтобы она помогла Марте и Ласаро бежать из Чили. По его словам, она должна была поехать вместе с ними, чтобы потом вернуться и доложить об их делах.

– Письмам я не доверяю! – заявлял Элизио. Истинной причиной этому была тревога за мать. Он боялся, что если операция «Сальвадор» провалится, то последствия коснутся и её.

Теперь же квартира Торреса была разгромлена. Некогда висевшие на стене портреты Сальвадора Альнде и Че Гевары валялись на полу, разорванные на куски. Старая миниатюра с изображением Данко лежала вниз лицевой стороной, испачканная в крови, что была так недавно пролита. Кухонные принадлежности были разбросаны по всей площади комнаты. Коммунистическая литература оказалась на полу. На книге Николая Островского «Как закалялась сталь» остался след от грязного сапога офицера. От первого тома «Капитала» была оторвана обложка. Том стихов Эрнандеса лежал в луже, рядом с разбитым кувшином, тарелками и кружкой. Казалось, что в квартире прошло землетрясение.

Участники операции «Сальвадор» были арестованы и отправлены на стадион.

– Живо ведите сюда этого ублюдка!.. Да! Вон того, что слева, с разбитой рожей! – презрительно показывая пальцем на Элизио Торреса, проорал лейтенант. Звали его Эдвин Димтер Бьянки, но он велел всем называть себя Принцем. Глаза его, наполненные дьявольским гневом, скрывали тёмные очки. Он родился и вырос в семье немецких эмигрантов, а в Чили закончил Военную академию. Знавшие его люди дали ему прозвище «Бешеный Димтер» за дикий пыл, притязательность и безжалостность. Принц прошел стажировку в Школе Америк в 1970 году и держался пронацистской позиции. 29 июня 1973 года он принял участие в безуспешной попытке переворота против правительства Альенде, а потом был задержан и посажен в тюрьму. После удавшегося военного путча 11 сентября Принц получил от хунты амнистию.

Принц внезапно появлялся перед узниками, заставляя их расступаться. Заключённые должны были молча вставать. Здесь, на стадионе, он ощущал себя гвоздём программы. Стоя наверху, пафосно отбрасывая солнцезащитные очки и каску, Принц кричал: – У меня нет нужды скрывать лицо от этих марксистских ублюдков!

Каска, ударившись об пол, устремлялась по галереям, юные солдаты тут же бежали за ней, чтобы поднять. Прожектора слепили заключённых. В этом зловеще ярком искусственном освещении было видно круглое лицо выхоленного обеспеченными родителями наследника, нынче лейтенанта. Он не был похож на чилийца и резко выделялся среди черноволосых солдат – белокожий блондин с голубыми глазами.

Элизио стоял рядом с остальными партизанами и большой толпой. Когда он входил на территорию концлагеря «Стадион», его подгоняли прикладами и штыками. Руки его были заложены за голову.

Элизио помнил, что нельзя ни при каких условиях показывать врагам свою слабость. Внешне он был невозмутим, но сердце его учащённо стучало. Алая кровь стекала со смуглого лба и губ. Свежие раны жгли, словно языки костра.

– Мать не переживет этого. Она не переживет, – думал Элизио. – Помнить нужно одно, что нельзя бояться. Я не имею на это право. Мне не страшно. Мне не страшно. Мне не страшно. Что же будет с ней? Нельзя бояться!

Торрес представил перед собой горящую Ла-Монеду, родные кварталы, подвергшиеся бомбёжкам. Он старался думать только о Чили, и на какое-то время ему стало лучше.

– Придурки! Для глухих повторяю! Ведите сюда этого ублюдка! – дважды проорал лейтенант. Каска его была нахлобучена на глаза. С гранатой на ремне, с автоматом за спиной и пистолетом в портупее, Бьянки был одет так, словно пришёл на поле боя. Ко всему прочему, он крепко сжимал в руке кнут. Он бросал на солдат отнюдь не одобрительные взгляды сквозь боевой раскрас. Фигура, облачённая в темно-зелёный мундир, натянуто и горделиво поворачивалась над чёрными, отражающими блики прожекторов, носками офицерских сапог, что периодически делали резкие движения.

– Этого сукиного сына! …Именно его! – продолжал орать Принц, приближаясь к Элизио, затем грубо схватил его за руку и вывел из толпы. – Мать твою!.. Поколотите его как следует! Подонок! Я знаю, что это ты хотел убить Пиночета!

Молодой рядовой, стоявший рядом, с ужасом оглядывался по сторонам. Это был Бениньо.

Внезапно из толпы выбежал юнец и закричал:

– Нет! Не надо! Нет! Не хочу умирать! Нет! Нет!

Лейтенант, запыхавшись от злости, отдал приказ солдатам:

– Вперед! За ним! Быстрее! Убейте его! Быстро!

Трое солдат окружили ребёнка. Один из них отсек ему ухо штыком и ударил по спине автоматом. Тот с криком упал. Остальные, не давая ему подняться, обрушили на него приклады. Кровь расплескалась по бетонному полу. Слышался крик на неописуемо высоких тонах.

«Красная сволочь! Насмерть бы забила!» – вспомнил Бениньо слова матери. Ему стало не по себе.

Расправившись с юнцом, один из солдат, возвращаясь к лейтенанту, наступил на бездыханное тело сапогом.

– Раскрасьте его как следует! – проорал офицер, топнув ногой. Он задыхался от ярости. Глаза его были налиты кровью. Один из солдат ударил Элизио по спине так сильно, что тот свалился на пол к ногам Эдвина Димтера.

– Чтоб тебя! Красный выродок! Марксистская клоака! – крикнул лейтенант, со всей силы пнув Торреса ногой. Элизио перевернулся на спину, прижав локоть к локтю, колено к колену, закрыл лицо руками. Фашист замахнулся на него хлыстом. Он бил со всей силы, сотрясаясь в самых мерзких проклятиях. Сколько раз он обрушил на него удары! Солдаты били его прикладами.