Вместо этого я занялась делами: высадила растения в большом саду и отказалась от идеи курятника, потому что Джонни был прав. Я должна накопить денег на строительство гаража. Его наличие осчастливило бы меня по целому ряду причин, а курочки всего лишь давали бы свежие яйца.

Я почти подъехала к ресторану, когда по радио зазвучала песня.

И она невероятно удачно соответствовала моей жизненной ситуации.

Бонни Райтт «Я не могу заставить тебя полюбить меня».

Я заехала на стоянку «Звезды», пальцы на рулевом колесе задвигались, чтобы переключить канал или уменьшить громкость.

Но что-то заставило меня остановиться.

Вместо этого я припарковалась и, сидя в машине, покрываясь мурашками и невидящим взглядом уставившись в лобовое стекло на стену «Звезды» из неотесанных, некрашеных досок, слушала песню.

Когда она закончилась, я заглушила мотор и сказала ветровому стеклу:

— Это всего лишь два завтрака, два ужина, один телефонный разговор, одна переписка и много секса. Приди в себя.

С этими словами я взяла клатч, дневник и вышла из машины.

Войдя внутрь, я попросила столик.

На одного.

Я выбрала такой, чтобы сидеть спиной к двери, мне хотелось сосредоточиться на дневнике, а не на разглядывать посетителей.

Просмотрев меню, я заказала бокал «мальбека».

Я положила дневник на стол и вытащила ручки.

Открыв его, я увидела беспорядочные каракули и косой почерк, склонявшийся то в одну, то в другую сторону, или шедший поперек, или изгибавшийся по кругу. Короткие заметки, длинные размышления и нарисованные цветочки, или воздушные шарики, или все, что приходило на ум.

Мой дневник был единственной вещью в моей жизни, в которой я допускала настоящий беспорядок.

Мамины дневники выглядели так же. Точь-в-точь. За исключением того, что у нас не было цветных ручек, потому что единственные ручки, которыми мы писали, были те, что она брала везде, где их выдавали бесплатно, и мама была лишена роскоши привносить цвет в свои самые сокровенные мысли.

Подали вино, я заказала стейк, но без картофеля, а с приготовленной на пару брокколи и жареной спаржей, и, возможно, пару минут провела над своим дневником, прежде чем услышала до боли знакомое:

— Иззи?

Я вскинула голову и уставилась на прекрасное лицо Джонни, его великолепные черные глаза смотрели на меня сверху вниз, в них плескалось удивление, вопрос и нежность.

Его взгляд скользнул к пустому стулу напротив меня, затем снова ко мне, и он спросил:

— Ты здесь одна?

Был ли он один?

О, боже.

Или он был здесь с Шандрой? Она вернулась, и они праздновали свое воссоединение стейком в «Звезде».

— Я… э-э… — замялась я.

— Кто это?

Мое внимание привлекла женщина, появившаяся рядом с Джонни.

Ей было за шестьдесят, может, за семьдесят. Волосы выкрашены в светлый, ставший рыжим, цвет и уложены в красивую, аккуратную прическу, которая ей очень шла. Ее лицо покрывали морщинки, но наличие макияжа говорило мне, что она доблестно сражалась с возрастом, хотя потери были неизбежны. Как бы то ни было, ее макияж был утонченным и привлекательным. На ней было красивое платье-рубашка с зелено-белым принтом с пышной юбкой, а на предплечье висела потрясающая прямоугольная сумочка с коротким ремешком.

И она носила жемчуг, настоящий, как показалось моему неопытному глазу. Нитка на шее, еще одна на запястье, и простые, но крупные и великолепные жемчужны в ушах.

Она не отрывала от меня взгляда.

— Только оставь тебя одного, и ты находишь самую красивую леди в этом заведении.

Это исходило от мужчины, который материализовался за спиной женщины. У него была лысина с очень коротко подстриженными по бокам седыми волосами. На нем была ярко-голубая рубашка-поло и красивые брюки. Ему тоже было за шестьдесят или за семьдесят, очень высокий и довольно симпатичный. К слову, скинь он десяток-другой лет, он был исключительно красив.

И, говоря об исключительной красоте, Джонни был одет в то, что я даже не могла себе представить, что может принадлежать ему. Весь в черном: идеально сшитая черная рубашка и идеально сшитые облегающие черные брюки, от которых у меня потекли слюнки сильнее, чем от всего, что я видела в меню (намного сильнее).

— Джонатон, дорогой, кто это очаровательное создание? — спросила женщина.

— Марго, Дэйв, это Элиза, — пророкотал Джонни.

— Друзья зовут меня Из или Иззи, — прошептала я, будто меня кто-то душил.

Нежный взгляд Джонни снова остановился на мне.

Сначала Бонни Райтт, а теперь это?

Бонни была достаточно жестокой, но Джонни в этой рубашке (и этих брюках) мог бы стать моим концом.

Ладно.

Я больше никогда не покину свои акры.

— Иззи. Ну разве не мило? Необычно. Но мило, — заявила Марго.

— Ты знаешь эту девушку? — спросил Дейв у Джонни.

— Да, мы… — начал Джонни.

— Мы друзья, — уверенно вставила я, выпрямляя спину и находя свою внутреннюю Дафну, частичку моей мамы, которую она оставила мне и которая могла пройти через все. — Я лишь недавно переехала в город. Мы встретились несколько недель назад в местном баре, и Джонни составил мне компанию.

И Марго, и Дейв устремили задумчивые взгляды на Джонни.

К сожалению, Марго слишком быстро оправилась от своих размышлений и перевела взгляд на меня.

— Ни одна девушка, — заявила она, — такая милая, как куколка, в невероятно красивом платье, не должна есть в одиночестве. Ты поужинаешь с нами.

О, боже.

Нет!

— Я уже сделала заказ, — сказала я ей.

Она повернулась к высокому мужчине позади нее.

— Дэвид. Позови кого-нибудь и скажи, чтобы блюда для этой хорошенькой девушки подали вместе с нашими. — Она снова повернулась ко мне. — Если ты голодна, дорогая, мы закажем тебе закуску.

— Я… — начала я.

Но теперь Марго обратила все свое внимание на администратора, которая вертелась рядом с ними, держа в руках меню.

— Теперь можете отвести нас к нашей кабинке. — Ее внимание вернулось ко мне. — Мы всегда занимаем кабинку. В них просторно.

— И попросите шеф-повара отложить приготовление ужина для этой леди, — сказал Дэвид вполголоса администратору, когда Марго заговорила.

— Конечно, — пробормотала администратор.

Неужели это происходило на самом деле?

— Джонатан, помоги Элизе подняться, — приказала Марго, отвернулась, вздернула носик и бросилась вслед за администратором.

Да, это происходило на самом деле.

У меня было такое чувство, что Марго всегда получала желаемое, но было бы ужасно невежливо не присоединиться к ним за ужином, даже если это самое последнее, чего я хотела на земле.

Точнее, сидеть за ужином с Джонни, одетым в эту рубашку и эти брюки, и глядевшим на меня нежным взглядом.

Видя, что у меня нет выбора, я закрыла дневник, бросила ручки в клатч и соскользнула со стула только для того, чтобы врезаться прямо в Джонни.

— Иззи, ты не обязана этого делать, — прошептал он, его губы у моего уха посылали проклятое покалывание вниз по спине.

И становилось только хуже.

Он пользовался одеколоном, и аромат был потрясающим, так что он даже пах фантастически.

Я повернула голову и поймала его взгляд.

— Все в порядке, милый.

Его взгляд потеплел от сожаления и сострадания, и я наслаждалась невероятным зрелищем, прежде чем Джонни протянул руку и взял мой дневник со стола.

Он отдал его мне, снова потянулся за бокалом вина, затем положил свободную руку мне на локоть и повел вслед за Марго и Дэвидом.

— Похоже, она — подстрекательница, — пробормотала я Джонни.

— Дэвид и Марго — лучшие друзья моего отца. Дэйв начал работать на дедушку, когда ему было около семнадцати. Вот так они с папой и познакомились. Дэйв примерно на десять лет старше папы, и в то время он взял его под свое крыло. Дружба между ними сделала их неразлучными, до тех пор, пока жизнь не предоставила им другого выбора. Папе был шафером на свадьбе Дэйва, когда ему было всего пятнадцать. Дэйв произносил надгробную речь на похоронах отца.