Он отстраняется, забирая с собой всё тепло, и одним рывком срывает с неё штаны вместе с бельём. Смотрит на Гермиону с таким видом, что мышцы на её животе сжимаются, и она улыбается краешком припухших губ — он отвечает ей хищной ухмылкой. Гермиона смеётся — она почему-то чувствует себя нелепо. Усмешка Малфоя меркнет, пока он пристально осматривает её тело, и она игнорирует желание прикрыться или начать ёрзать от чувства незащищенности — Драко неоднократно давал ей понять, что такую реакцию он ждёт в последнюю очередь и что ей не о чем беспокоиться рядом с ним, по крайней мере, в такой ситуации. Он наклоняется, чтобы избавиться от остатков своей одежды, и когда выпрямляется, на его лице блуждает то самое выражение, что немного пугает, но ещё больше заводит Гермиону.

Господи, да она могла бы разглядывать его вечно — возбуждённого во всех смыслах этого слова. И даже потратив годы на изучение контуров его тела, ей бы всё равно было мало.

— Дра… — тихо выдыхает она, но осекается.

До её слуха из коридора доносится повторный скрип, и теперь Гермиона понимает, почему Малфой не спешил к ней возвращаться. Хлопает дверь, и со стороны ванной комнаты раздаётся лёгкое покашливание. Она переводит взгляд на Драко — черты его лица постепенно искажает усталость, и о, нет. Нет, потому что она не собирается опять становиться той неловкой девчонкой, замершей перед его дверью с поднятой рукой и не знающей, что сказать. Гермиона не собирается позволять ему застывать здесь перед ней вот так, а себе — вот так лежать на кровати, дав кому-то возможность загнать себя обратно в свою комнату, где, занимаясь самоудовлетворением, она будет представлять Малфоя.

Они оба слишком хрупкие. Уйди она сейчас — и нет никакой уверенности, что в следующий раз Малфой откроет перед ней свою дверь. Он доказал, что по-прежнему желает её, а она поняла, что нуждается в нём, — пусть и не хочет сейчас вдаваться в детали. Так что Гермиона перестаёт и думать, и бояться. Малфой продолжает настороженно всматриваться даже тогда, когда она встаёт на колени и, приподнимаясь, целует его. Крепкие пальцы обхватывают её предплечье, и Драко отвечает — слишком неуверенно. С каких это пор его заботят люди за дверью?

Отстраняясь, она тяжело дышит и чувствует в животе что-то сродни отторжению. Замешательство меняет черты Малфоя, и стоит Гермионе начать опускаться, его пальцы сильнее впиваются ей в руку. Она отвлекается от попыток избежать его взгляд и всё же переводит на него глаза, стараясь припомнить, куда именно он бросил её одежду. Голова Малфоя приподнята, зрачки мечутся по её лицу, и он тянет её на себя. Целует её, и она задерживает дыхание, но едва Драко вновь отстраняется, громко выдыхает. Ещё один поцелуй, однако как только Гермиона пытается отвечать, Малфой снова подаётся назад. Она удивлённо вскидывает брови, но тут до неё доходит, что это проверка. Если не считать потемневших глаз и припухших губ, Малфой сейчас выглядит точно так же, как во время разработки плана в комнате для совещаний — предоставленный сам себе, сконцентрировавшись, рассматривает все имеющиеся возможности и тщательно просчитывает варианты.

Ну что за глупости! Но, быть может, у него имеются причины полагать, что, услышав посторонний шум за дверью, Гермиона захочет сбежать. Разве не это она постоянно проделывала? Она обдумает это позже, когда у неё будет терпение, которого сейчас явно не хватает.

Гермиона с силой обнимает Драко за шею и, заставив наклониться, приникает к его губам и тянет вниз. Малфой с готовностью подчиняется, резко выдыхает, и когда дверь в ванную комнату открывается, а Гермиона не разрывает поцелуй, его рука наконец-то снова крепко обвивается вокруг её тела.

День: 1441; Время: 5

И всё же она проводит у него не целую ночь. И не потому, что стыдится, — Гермиона надеется, что Малфой это понимает. Просто гораздо легче, пока другие об этом не знают, — ей это нужно. Им и вдвоем-то сложно друг с другом, что уж тут говорить, если об их связи узнает кто-то ещё. Гермиона не хочет иметь дела с перешептываниями, спровоцированными Лавандой, обвинениями, высказанными друзьями, или тем, что кто-то может заставить её почувствовать себя менее значимой из-за того, что Гермиона «трахается с Малфоем». И проблема не в Малфое, а в самом сексе. Между ними нет никаких отношений. Драко не её парень, и Гермиона едва ли представляет, как долго всё это продлится.

Будь это что-то надёжное, за что Гермиона могла бы держаться и что могла бы отстаивать, она бы так и поступила. Честно. Но она даже не знает, что по этому поводу думает сам Малфой. И пусть Гермиона защищает его и то, каким он стал человеком, ей не кажется, что она может вопреки чужому мнению сражаться за них, как за что-то совместное. Чёрт, да её друзьям потребовалось время, чтобы просто принять факт этой дружбы.

Но у Драко был такой взгляд, что будь Гермиона менее измучена, она бы лишилась сна. Она была почти готова открыться перед всеми, лишь бы только Малфой никогда больше так на неё не смотрел. Она боялась многих вещей: например, что он всё прекратит, ведь, похоже, её отношение стало слишком серьёзным. Или что придётся обо всём рассказать друзьям, потому что происходящее достаточно важно, чтобы они об этом знали. Она боялась, что Малфой уйдёт, а все будут в курсе ситуации. Жалость, шутки, ощущение неполноценности. Ей придётся справляться со своими собственными эмоциями, и совершенно не хочется усложнять себе жизнь другими переживаниями.

Но несмотря на все отговорки, Гермиона никогда не искала лёгких путей, и она знает: на выходе из его спальни её гложет стыд. Именно она начала сбегать после секса, а Малфой это изменил. Именно она боялась, что о них узнают, а Драко принимал её страхи. Она пересчитывает свои ошибки будто синяки, оставленные им на её коже, и чувствует себя трусихой. Но вокруг так много трудностей, что нет никакого желания создавать ещё одну.

День: 1441; Время: 10

Воздух с таким трудом проходит в лёгкие, что Гермиона начинает задыхаться, — она дёргает Лаванду на себя, и они обе врезаются в стену. Симус нацеливает свою палочку на Пожирателя Смерти ещё до того, как зелёная дымка от Убивающего Заклятия исчезает в том самом месте, где секунду назад находилось плечо Лаванды. Драко тут же связывает пленника, а Джастин суёт руку в сумку с министерскими портключами. Гермиона держится за плечо Лаванды чуть дольше, чем требуется, и даже если потными ладонями она чувствует дрожь, то акцентировать на этом внимание не собирается.

— Ты в порядке? — Гермиона смотрит на подругу — та отшатывается и кивает, но её всё ещё ощутимо трясёт.

— Твою мать, твою мать, твою мать, — Гарольд пытается положить руку ей на плечо, но Лаванда отстраняется, взмахивает руками, чтобы почувствовать ток крови и осознать — она жива.

— Нам допросить его? — Симус кивает в сторону захваченного юноши, но Драко мотает головой, внимательно оглядываясь по сторонам.

— Слишком молод. Он ничего не знает.

Симус игнорирует его ответ, смотрит на своих товарищей, но, не дождавшись реакции, закатывает глаза.

— Думаю, стоит принять твои слова на веру. Видимо, у тебя есть какая-то внутренняя информация о том, как именно действуют Пожиратели Смерти.

— Если хочешь, — тянет Драко, но его голос быстро становится жёстким. — Я могу его освободить. Пусть заберёт тебя с собой, чтобы ты сам получил всю внутреннюю информацию…

— Ребята, — Гермиона обрывает зарождающуюся ссору. Она наблюдает за тем, как Гарольд трясёт пленника, будто тот безжизненная кукла в руках восторженного трехлётки.

— Ты знаешь, где Рон Уизли? Сандра Колак? Питер Хэммингс?

— Отправь его в Министерство. Без Веритасерума он говорить не будет.

Наверняка Драко прав — судя по вызову, горящему в глазах этого мальчишки, так и есть. Они пятнадцать минут допрашивали другого обнаруженного в этом доме молодого Пожирателя и лишь впустую потратили время. Джастин пихает портключ в ямку у основания горла пленника и выпрямляется, едва тот исчезает.