— Грейнджер, — его голос звучит намного мягче, чем того требует ситуация, и её сердце ускоряет свой бег.
Малфой поднимает глаза, замечая что-то над её макушкой, его лицо каменеет, следы усталости исчезают. Почему он вообще позволил увидеть себя таким? Мимо Гермионы к столу проходит Джастин и, взглянув на разложенные бумаги, ударяет кулаком по потёртому столу. Он не Гарольд, так что косясь на Гермиону, почти что нервничает.
— Что ж, давайте приступим, — Драко сгребает документы в кучу, крутит шеей и смотрит на Джастина. — Ты готов?
— Да, мне только надо надеть…
— Так сделай это.
Сердито зыркнув на Малфоя и улыбнувшись Гермионе, Джастин исчезает из кухни, чтобы забрать то, что ему требуется. В глубине дома Симус орёт на Гарольда по поводу его улыбок, Лаванда что-то кричит в его защиту. Собранный и безэмоциональный, Драко поворачивается лицом к Гермионе.
— Я тебе не сказала…
— Не сказала. Ты была слишком занята своими переживаниями, чтобы помнить о том, как дорого время. Но не потому ли ты устроила всё это за спиной у Ордена?
Гермиона дёргает головой от удивления: она искренне надеется, что выражение её лица сердитое, а не обиженное.
— Я полностью отдаю себе…
— Тогда прекрати стоять столбом и шевели задницей, Грейнджер.
Гермиона жутко на него злится, а он только рад предоставить ей очередной повод. И лишь вернувшись обратно, совершенно обессилевшая после обыска пустого здания и наполовину разрушенного дома, Гермиона понимает, что в таком поведении Драко таилась своя причина. Она не испытывала никаких эмоций, кроме злости: та нутряная тоска, нахлынувшая на неё на кухне, сменилась всепоглощающей яростью — а Малфой лишь ухмылялся, думая, что Гермиона ничего не замечает.
День: 1440; Время: 19
Вот уже три минуты она стоит перед его спальней. Гермиона сбилась со счёта, сколько раз она поднимала и опускала руку, не решаясь постучать, и сколько раз порывалась ухватиться за ручку, но плечо ощутимо побаливает. Она не трусиха, но когда перед ней распахивается дверь, признаёт, что так и не смогла бы ни на что решиться.
Гермиона втягивает носом воздух, улавливая запах алкоголя, пока Малфой жмурится от яркого света. Иногда она так привыкает видеть его, что забывает о том, насколько он привлекателен, и это досадно. Застигнутая врасплох этими мыслями, Гермиона тут же краснеет, и уголок его рта чуть дёргается. Малфой закидывает руку на край створки и приваливается плечом к косяку, заполняя собой весь дверной проём.
— Я бы пригласил тебя в комнату, но не знаю: то ли ты хочешь зайти, то ли собираешься всю ночь напролёт охранять мой покой.
— Как ты узнал, что я здесь? — подстраиваясь под его шёпот, спрашивает она.
— Тень под дверью. Я решил, это либо ты, либо Финниган, жаждущий прикончить меня во сне.
— О, — Малфой — единственный человек, в чьём присутствии Гермиона временами выбирает лишь простейшие слова из всего своего богатого лексикона.
Драко достаточно долго стоит и сверлит её взглядом, так что она начинает переступать с ноги на ногу, чувствуя дискомфорт от неумения читать его мысли. Гермиона уж подумывает что-то соврать и уйти, но Малфой всегда умел распознать её ложь. Драко чего-то ждёт, и она злится, что он всё так усложняет.
— У тебя ещё осталось? — она делает жест рукой, намекающий на выпивку, и его лицо озаряется смесью понимания и любопытства.
Распахивая дверь, он делает шаг назад и вбок и, наверное, не удивляется, когда Гермиона оглядывается через плечо. Все так измучились, что разошлись по своим спальням минут двадцать назад, и даже Лаванда с Гарольдом до сих пор не издали ни звука, хотя Гермиона ожидала от них проявления энтузиазма.
Драко захлопывает створку за её спиной и отходит к столу. Гермионе приходится проморгаться, чтобы привыкнуть к полутьме: комнату освещает лишь одинокая лампа. Ей не даёт покоя мысль: может, прийти сюда было очень плохой идеей? Вдруг он решил покончить с их… их… отношениями, раз конец войны уже близок? Неужели она докучливая и навязчивая — а такое впечатление ей хочется произвести в последнюю очередь. Она не может с собой справиться, даже когда Малфой возвращается.
Он останавливается в шаге от неё — в стакане, зажатом в ладони, плещется тёмная жидкость. Гермиона протягивает руку, но Малфой не двигается — лишь пытливо вглядывается в неё. Кажется, в последнее время он только этим и занимается.
Такое пристальное внимание наводит на мысль: Драко тоже обдумывает, что сказать, — тишина уплотняется настолько, что становится трудно дышать. Гермиона хочет о стольком сообщить, расспросить, но тогда были бы затронуты те вопросы, которые она сама не прочь проигнорировать. Всё, чего она жаждет, это прекратить думать и терзаться мыслями, и кажется, Драко испытывает похожее желание. В конце концов, именно для того они и сошлись.
Он двигается плавно и решительно: отставляет стакан на комод, второй рукой обхватывая её бедро. Гермиона понятия не имеет, в какой именно момент она подаётся вперёд: в тот же самый или чуть позже, но ей кажется, что она делает шаг навстречу Малфою тотчас же, едва тот избавляется от стакана. Она вцепляется в его рубашку и льнёт к нему — лишь бы не пришлось ничего говорить. Он наклоняет голову, и она, приподнимаясь, целует его — яростное столкновение ртов и языков ясно даёт понять, что ей это было гораздо нужнее, чем представлялось.
— Господи, — выдыхает она и обхватывает его лицо — ладони скользят по светлым волосам.
Он хмыкает ей прямо в губы, поднимает на руки и прижимает к себе. Гермиона никак не может уняться: она обводит пальцами его лицо, шею, плечи. Ёрзая и подтягиваясь, она так крепко обвивает Малфоя ногами, что мышцы начинает жечь от напряжения. Она отчаянно целует его: зубы стукаются, а языки вступают в борьбу за главенство, за то, что может дать только другой.
Драко разводит пальцы, стараясь почувствовать Гермиону как можно полнее: оглаживает её поясницу, ягодицы, каждый доступный дюйм кожи. Он предоставляет ей самостоятельно за него держаться, протискивая руку между их телами, расстегивает на ней джинсы, а затем ныряет ладонью под её футболку. Гермиона чувствует холод его кожи, пока, придерживая её за спину, он тащит футболку вверх.
Гермиона ловит ртом воздух и поднимает руки, помогая Малфою справиться с одеждой, которую тот отшвыривает куда-то себе за спину. Сама Гермиона хватает и тянет его рубашку, испытывая болезненную потребность почувствовать Малфоя кожа к коже. Драко целует холмики её грудей, шею, подбородок и снова возвращается к губам — лёгким необходим кислород, но эта нужда меркнет перед желанием не отрываться друг от друга. И если сейчас Гермиона навязывается, то Малфой заставляет её позабыть о своих переживаниях и принять такую манеру поведения как единственно правильную.
Лишь рухнув спиной на кровать, Гермиона понимает, что её туда принёс Драко, — ей приходится сделать три глубоких вздоха, чтобы восстановить дыхание после его падения рядом. Упёршись рукой в матрас возле её плеча, Малфой приподнимается и наконец избавляется от рубашки — ладони Гермионы ласкают каждый новый участок обнажённой кожи.
Отбросив за плечо ненужную тряпку, он смотрит прямо на Гермиону, вынуждая прервать их лихорадочные движения. Его волосы смешно торчат от статического электричества, щеки раскраснелись, глаза потемнели. Вот именно таким он Гермионе и нравится — открытым и потерявшим над собой контроль. Она выгибается ему навстречу — Драко низко и резко стонет, притягивая её к себе, зарывается в тёмные волосы одной рукой и сам наклоняется ниже. Второй он приподнимает Гермиону и, обнимая, прижимает к своей груди — целует её так жадно, что ей начинает казаться: она тоже умеет заставить его быть навязчивым.
Кружится голова, ей жарко, и она полностью поглощена Малфоем. Гермиона первая разрывает поцелуй, так резко втягивая в себя воздух, что будь этот шум слышен во всем доме, она бы не удивилась. Драко дышит так же громко — выпутывается из её волос, опускается на матрас, но едва её руки касаются его груди, снова поднимается. Он покрывает поцелуями её шею, ключицы, груди, хватается за пояс её джинсов, и Гермиона понимает, что дрожит.
