— Я тебя люблю, — это его первые слова, и грудь Гермионы сковывает такая тяжесть, что хочется плакать.

Она кивает несколько секунд подряд, пока не убеждается, что при должном старании её связки смогут издавать звуки.

— Я тоже люблю тебя, Гарри. Я так сильно тебя люблю.

Гарри просит прощения за то, что Гермионе не разрешали приходить раньше, — он забыл предупредить персонал и вспомнил об этом только сегодня днём. Он заявляет, что не желает обсуждать произошедшее, и Гермиона изумлённо осознаёт, что внутри неё клокочут злые слова. Она хочет знать, почему друг не забрал её перед битвой, ведь раньше он никогда не забывал о ней, и почему на этот раз она оказалась недостаточно хороша, чтобы сражаться с ним рядом. Но сейчас не время для подобных разговоров, и она отдаёт себе отчёт в том, что подходящий момент не наступит ещё очень долго — тот самый, когда утихнет их общая боль от потерь, и появится место для её горечи.

Гарри спрашивает, к кому уже заходила Гермиона, как чувствуют себя раненые, и она, вскинув подбородок и приготовившись защищаться от возможных упрёков, сообщает, что помимо прочих навестила Драко Малфоя, — и реакция Гарри слишком отличается от той, на которую рассчитывала Гермиона. Она рассказывает, что Малфой в порядке, и взволнованно всматривается в лицо Гарри, принявшее вдруг отстранённое выражение — друг опять надолго замолкает.

Гермиона собирается уходить, и когда её ладонь ложится на дверную ручку, Гарри подаёт голос:

— Гермиона?

— Да?

— Если ты снова увидишь Малфоя… скажи ему, что мне очень жаль.

— Почему? — она недоуменно поворачивается, но Гарри отрицательно мотает головой.

— Просто передай ему.

— Хорошо.

День: 1437; Время: 10

— Гермиона, я понимаю. Наша организация перестала существовать, всё развалилось. Мы даже не знаем ни точное количество жертв, ни сколько людей оправится от ран — что уж тут говорить о сведениях о местонахождении каждого.

— Но Рон всё равно нам нужен! И все остальные пропавшие тоже! Необходимо организовать похороны, прочесать местность в поисках пострадавших и сделать много чего ещё. Но Рон там, ждёт нас! Я знаю, каково оказаться на его месте, и не сомневаюсь, моя ситуация была далеко не такой ужасной!

— Гермиона, я тоже переживаю за Рона. И знаю, что мы должны предпринять. Мы стараемся собраться снова как можно быстрее, и как только это случится, я планирую разработать операцию по спасению Рона и всех остальных. Он важен для нас, но все те, кто пропал, не менее важны для других людей…

— Я это знаю! Ты меня не слушаешь! У нас хватает людей, особенно сейчас, мы…

— Гермиона! Мы аккумулируем людей и ресурсы, чтобы сформировать несколько команд, но сделать это немедленно никто не в состоянии! У нас нет нужного количества подходящих людей, которые бы не занимались другими делами и чьё местоположение было бы известно. Мы…

— Тогда выясни, где они, Люпин! Может быть, Рон умирает, а ты, ты…

Гермиона замолкает — лицо Люпина вдруг приобретает суровое выражение. В его взгляде читается раздражение и что-то ещё — гораздо более глубинное и личное, — чего она не понимает, но чувствует. Ведь сейчас Ремус один отвечает за всё, он должен быть лучшим и сделать то, что требуется. Но он не может. Не может, потому что на войне никто не бывает хорош в достаточной мере.

— Скажи мне, что делать. Я не могу сидеть здесь. Не могу, Люпин, пожалуйста, не заставляй меня сидеть сложа руки, — шепчет Гермиона, и её состояние ничто по сравнению с тем, что испытывает он.

— Займись организацией. Определи местонахождения членов Ордена и тех авроров, что не сильно пострадали и ещё ни в чём не задействованы. Составь список имён и принеси его мне.

День: 1437; Время:14

Гарри спит, так что Гермиона навещает других раненых, к которым всё равно собиралась заглянуть.

Энтони, Тонкс, Анджелина и Эрни МакМиллан. Они выглядят гораздо жизнерадостнее, чем она ожидала, — наверное, не пропади Рон и не погибни Невилл, Гермиона бы тоже смогла проникнуться надеждой. Но сейчас она не чувствует никакого облегчения. МакГонагалл, Хагрид, Джордж и Молли Уизли уже выписались. Гермиона с опаской заглядывает в палату Драко — едва она появляется, тот окидывает её свирепым взглядом, но она это предвидела, так что не обращает особого внимания на его недовольство.

— Как спалось?

— Мне снился олень, который спаривается с рыбой. Как думаешь: мне хорошо спалось?

Гермиона морщится.

— Это отвратительно.

— Не у тебя одной богатое воображение. Хотя за эти видения сказать спасибо надо именно тебе.

— Малфой, не моя вина, что приняв болеутоляющее, ты видишь странные сексуальные сны.

— Они дают мне слишком большие дозы — в этом всё дело.

— Попроси так не делать.

— Обязательно.

Гермиона оглядывается в поисках стула, который бы можно было придвинуть к кровати, но ничего не находит. Неужели она единственная, кто навещает Малфоя? Его прикроватная тумбочка пуста — ни открыток, ни конфет — и Гермиона понимает, что, скорее всего, её догадка верна. У Драко есть приятели, но он общается с людьми в сдержанной манере, и ей начинает казаться, что, похоже, только она да Невилл могут терпеть его характер. А теперь только… она.

— Полагаю, кольцо оставила ты, — Гермиона кивает, Малфой отвечает ей тем же. Интересно, как часто он выдавливает из себя «спасибо»?

Тишина тянется так долго, что Гермиона начинает нервничать и нарушает молчание, заговорив о первом, что приходит ей в голову.

— Прошлым вечером я видела Гарри. Он попросил передать тебе, что сожалеет.

Драко прекращает отбивать ритм большим пальцем, на его лице появляется какое-то странное выражение.

— Ах вот как.

— Да. Не знаю, за что он извинялся, но… — она осекается, сообразив, что Малфой прекрасно осведомлён о причинах.

— За то, Грейнджер, что тебя совершенно не касается. И передай Поттеру, — Драко буквально выплёвывает это имя, — мне не нужны ни его чёртова жалость, ни вина. Так и передай.

Удивлённая такой вспышкой злости и ожесточением, Гермиона хлопает глазами — она обязана выяснить у Гарри, что же случилось.

— Хорошо.

Его челюсти то сжимаются, то разжимаются — кожа на висках ходит ходуном. Малфой поворачивает голову и смотрит на занавешенное окно. Из палаты Гарри виден двор больницы — откуда за Поттером не могут шпионить журналисты, но окна Драко расположены на фасаде. Наверное, Малфой ни разу не раздвигал шторы.

Она проводит с Малфоем еще минут пятнадцать в угрюмой тишине — и всё это время старается завести хоть какой-нибудь разговор, но Драко либо ограничивается короткими репликами, либо вовсе хранит молчание.

День: 1437; Время: 15

— Твой шрам исчез.

— Что? Нет. Нет, он просто стал менее заметным.

Не сводя глаз со лба Гарри, Гермиона осторожно приближается к больничной кровати, пока не убеждается, что это правда.

— Странно.

— Думаю, это произошло, когда я его убил. Мне казалось… будто я мог его чувствовать. Моя голова просто… взрывалась. Это была самая сильная боль, которую я когда-либо испытывал, и я рухнул на колени. Думал, что умру. Что… что вдруг я не смогу жить без его частицы внутри меня. И что вся эта параноидальная болтовня Грюма о крестраже во мне, в конечном счете, оказалась правдой.

— Это было ужасно.

— Было. Было, Гермиона. Даже не могу описать насколько. Я отключился, а придя в себя, увидел Рона, который лежал неподалёку. И, думаю, единственная причина, почему я снова сразу не вырубился, заключается в том, что я ждал: вот Рон шевельнётся, и я пойму, что он жив. Едва он закрыл глаза, как я сделал то же самое — и очнулся уже здесь.

От этих откровений голова у Гермионы кружится. Она не может перестать думать о том, почему Пожиратели не забрали Гарри. Поддавшись психозу, она задаётся вопросом: может быть, Люпин скрыл смерть Рона? Скормил ей эту историю про плен, чтобы ей было не так плохо? Но нет — Ремус всё бы ей рассказал в тот раз, когда она вернулась и накричала на него. Люпин бы не позволил ей сохранить надежду.