— Я потерял палец на ноге.

— Врун.

Он сердито зыркает на неё.

— Зачем бы я стал тебе врать об этом?

— Драко, ну как можно было умудриться потерять палец ноги?

— Режущее заклятие. К счастью, оно угодило в палец, иначе я бы мог лишиться всей конечности. Я бежал в тот момент.

— Боже, — шепчет Гермиона и невольно опускает глаза на простынь, под которой угадываются очертания его ног.

— Я думал, ты будешь сидеть у Поттера, — подаёт Малфой голос после затянувшейся паузы.

Гермиона встречает его взгляд, понимая: Драко знает про Рона, и, может быть, даже про Невилла. И это хорошо, потому что Малфой должен быть в курсе, но рассказать ему об этом Гермиона бы не смогла.

— Они меня пока к нему не пускают, — откликается она, снова занятая изучением его ступней.

— А-а.

Полностью отдавая себе отчёт в своих словах, Гермиона торопится с ответом — Малфой заслужил это услышать, вот только она сомневается в разумности подобного порыва.

— Я бы всё равно зашла к тебе.

Драко отрывается от созерцания потолка, всматриваясь в Гермиону.

— Да, полагаю, ты бы нашла время порадоваться моим страданиям.

Неизвестно, то ли он действительно так думает, то ли просто стремится сменить тему разговора до того, как будет сказано что-то неловкое. Но Гермиона продолжает свою мысль:

— Я рада, что ты жив, Драко. И что пострадал не слишком серьёзно.

Он какое-то время изучает Гермиону — её сердце грохочет в груди в ожидании ответа — и снова переводит глаза на потолок.

— С кем ещё ты бы так ссорилась?

Они оба молчат; Гермиона понимает, что Малфою сейчас так же неуютно, как и ей. Понимает, что сегодня не место для эмоций, с которыми они сами не знают, что делать, — в этой больнице и так слишком много того, с чем совсем не хочется иметь дела.

— Именно. А потерянный палец станет прекрасной темой по крайней мере на ближайший месяц.

Ухмыляясь, он вновь встречается с Гермионой взглядом.

— Окружающий мир в курсе твоей порочности или честь познать это выпала только мне?

— Я бы сказала: ты в центре моего особого внимания, — Малфой многозначительно косится, и Гермиона заливается румянцем, сообразив, как именно можно истолковать её слова. — Не в этом смысле.

— Да, вообще-то, в любом, — Драко пожимает плечами, и улыбка застывает на его губах — он опускает веки и с силой выдыхает сквозь стиснутые зубы.

— Что случилось?

— Ничего.

— Плечо?

— Я же сказал, ничего, — повторяет он, открывает глаза и медленно расслабляется.

— Почему ты не примешь зелье, раз тебя мучает боль?

— Может, дело в том, что мне не больно?

— Позволь мне позвать целителя.

— Грейнджер, нет. Даже не смей об этом думать.

— Почему? Драко, тебе же…

— Потому что они мне не нравятся. От этих лекарств у меня мутная голова, и я ни черта не понимаю, что происходит.

— Тебе это и не нужно. Война окончена.

— Вовсе нет.

— Я иду за целителем, — заявляет Гермиона и разворачивается к двери.

— Нет, я не стану принимать ещё одно… Грейнджер, Грейнджер!

Три минуты спустя он сонно смотрит на Гермиону, а она подходит ближе, чтобы убрать чёлку с его глаз.

— Тебе это было нужно.

— Как только выберусь отсюда, я волью в твою глотку обезболивающее, так что ты в полной мере поймёшь, каково это.

— Если мне будет больно, я с удовольствием приму зелье. Ты невероятно упрямый и твердолобый.

— Не могу поверить, что ты это сделала.

— Спи.

— Я не собираюсь спать, ты, мелкое злобное создание.

Но стоит ей коснуться его век кончиками пальцев, как он закрывает глаза. И не открывает, пока она выводит узоры на его лице.

Лишь минутой позже он всё же фиксирует на ней усталый и затуманенный взгляд. Медленно поднимает руку, легко ведёт костяшками по её щеке, дотрагивается подушечкой большого пальца до уголка губ. Гермиона не ожидала такого нежного жеста, и пусть это не объятия и не тихие уверения в благополучном исходе, но это забота Драко, и её достаточно. Как-то так вышло, что другого Гермионе не надо.

Совсем скоро дыхание Малфоя выравнивается, его губы чуть приоткрываются во сне. Гермиона долго на него смотрит, затем отодвигается и кладёт на прикроватную тумбочку тяжёлый зелёный перстень — малфоевскую печатку, найденную ею у озера в тот самый день, когда Драко ушёл.

========== Девятнадцать ==========

День: 1436; Время: 15

— Мне кажется, вы не до конца меня понимаете. По крайней мере, я на это надеюсь, потому что было бы ужасно видеть кого-то настолько тупого…

— Гермиона, — шепчет Джастин, но она вырывает руку из его ладони и снова тычет аврору пальцем в грудь.

— Вы нарушаете субординацию… — аврор — неважно, кто он — пытается возражать, но Гермиона обрывает его фальшивым смехом и очередным толчком.

— А вы ненормальный, если думаете, что я хоть на секунду оставлю вас в покое, пока что-нибудь не будет сделано!

Мужчина вдруг хватает Гермиону за кисть и так сильно сжимает запястье, что ей кажется: кости сейчас треснут.

— Мы до сих пор вытаскиваем людей из этой грёбаной грязи, больничные палаты переполнены ранеными, морги забиты. У нас есть…

— Думаете, я этого не знаю? Я в курсе! Мои друзья погибли — сегодня, вчера, на всей этой чёртовой войне! Люди, которых я считала своей семьей, лежат в морге, и вы не смеете читать мне нотации о наших потерях! — Гермиона кричит так, что срывает голос, её лицо искажается, и она злится, что не может сдержать слёз.

— Сэр, — пытается встрять Джастин, и на этот раз Гермиона позволяет другу ухватить себя за плечо. — Во-первых, предлагаю вам отпустить её руку, иначе нам придётся обсудить этот инцидент с Люпином. Во-вторых, мы лишь просим вас сформировать поисковую бригаду из тех, чьё здоровье это позволяет. Мы оба готовы в неё войти.

Аврор, отпуская Гермиону, разжимает пальцы и тут же стискивает их в кулак, его лицо перекошено от раздражения.

— Все решения по поводу операций принимаются согласно указаниям руководства. Хотите организовать поисковую команду — становитесь в очередь к Люпину, она как раз змеится по коридорам больницы.

— Рон Уизли хороший человек. Он пожертвовал… — начинает Гермиона, её руки трясутся.

— Они все хорошие люди. И все принесли себя в жертву. Список пропавших очень длинный. Этот Уизли может, вернувшись, спасти нас всех? Если нет, тогда пусть ждёт, как все.

Потому что Рон — не Гарри Поттер, и Гермиону коробит злоба, с которой у неё промелькнула эта мысль, но сейчас она чувствует только ожесточение.

День: 1437; Время: 7

Целитель предупреждает:

— Люпин потребовал, чтобы Гарри пока не знал о Роне. Рон — исключение, — наставляет Гермиону женщина, — обо всех других, внесённых в списки, Гарри в курсе.

Внесённые в списки, и в мозгу у Гермионы всплывает вопрос: неужели на этой войне, со звериной жестокостью промчавшейся по больничным коридорам, целители растеряли свои эмоции?

Рон сейчас дома, восстанавливается и через пару недель придёт в норму. Такова легенда. От этой лжи Гермиону тошнит, ей хочется то ли визжать, то ли застыть без движения.

Состояние Гарри гораздо лучше, чем она ожидала. Его левая рука на перевязи, небольшие царапины покрывают правую сторону лица от виска до челюсти, четыре пальца сломано. Из-под ворота больничной пижамы поблёскивает целебный бальзам, а в районе рёбер сквозь тонкую ткань виднеется мягкое оранжевое свечение. Гермиона почему-то думала, что увидит чудовищным образом деформированное тело, скрюченные пальцы, но потом понимает: она слишком долго жила, опасаясь худшего. Магия вылечит Гарри за один-два дня. Больше всего Гермиону страшат душевные травмы.

Он берёт её руку в свою и не выпускает около часа — оба сидят в полной тишине, если не считать гула в коридоре и звука их дыхания. Гарри сначала пялится в потолок, потом переводит взгляд на Гермиону — смотрит ей прямо в глаза, — и добрых пятнадцать минут она боится моргать. Будто бы опасается, что прикрой она веки, Гарри не увидит того, что так отчаянно ищет.