Артур и Молли одновременно опускают головы, они оба знают: Рон в любом случае присоединится к операции, и сердце Гермионы болезненно стучит в груди. Проигрыш в войне этого не стоит, вот что имела в виду Макгонагалл, и это правда. Гарри стал героем, спасителем ещё до того, как смог выговорить первые слова. Рон — расходный материал. Как и все они.

— Не начинай, Финниган, — бросает Малфой.

— У Гарри есть необъяснимая способность определять местоположение крестражей. Мы не можем игнорировать тот факт, что он связан с Тёмным Лордом и что эта связь, кажется, помогает в поисках…

— Думаю, Дамблдор послал бы его, — вскидывает подбородок Колин Криви, и при упоминании этого имени одна часть присутствующих переводит взгляд на него, а вторая — пялится на Малфоя. Тот ёрзает, слегка задевая Гермиону. Она следит за ним краем глаза, и вопреки ожиданиям его голова поднята вверх, а не опущена.

— Как бы то ни было, — Грюм продолжает с того места, на котором его прервали, оба его глаза безошибочно фокусируются на взволнованном Колине. — В конце концов, его возвращение домой в наших же интересах. Мы контактируем с двумя членами его команды, чтобы быть уверенными в том, что, несмотря на склонность к неповиновению, Поттер последует полученным приказам.

— Но…

— Альбус Дамблдор, — шипит Грюм, не отрываясь от Колина, — не был дураком. Существуют другие варианты. Министерство и большинство здесь присутствующих, кажется, согласны, что мы возвращаем его обратно.

— Да, — по комнате проносится дружный возглас, заглушая чьи-то категоричные возражения.

Малфой, всё ещё напряжённый после упоминания старого директора, поднимает руку.

— Я иду.

— Рон не станет с тобой работать, — выпаливает Гермиона, даже не отдавая себе отчёт в собственных словах. Малфой окидывает её тяжёлым взглядом.

— Уже работал.

— Нет, он… Что?

Он смотрит на неё ещё пару долгих секунд и переводит глаза на Грюма.

— Я иду.

Грюм кивает и оглядывает комнату.

— Нам нужны две команды. Прикрытие для группы Гарри и ещё одна, для отправки ко второму тайнику. Кто ещё?

Вскинутая рука Гермионы присоединяется ко всем остальным, поднятым в едином порыве.

День: 1038; Время: 17

Одиночество тянется несколько дней. Гермиона не видит ни единой живой души, и жуткая тишина расползается то ли по дому, то ли за грудной клеткой. Гермиона знает: пока она торчит тут и просто дышит, происходят неимоверно важные события, и ей так горько, что многие стали их частью, а она сама отсиживается в безопасном месте.

Она не может читать, нормально мыслить или хотя бы сидеть тихо. Внутри бушует не дающий успокоиться ураган, а вокруг нет никого, кто бы помог отвлечься. Единственное, что не даёт Гермионе погрязнуть в отчаянии, это шанс увидеть Гарри. Но он не появился, и она понятия не имеет, где он. Она размышляет и ждёт, рассчитывая получить хоть какие-то новости, а время неистовым вихрем несётся по её венам. Неизвестность всегда была для Гермионы худшим злом. Даже в случае плохих известий оставалась возможность строить планы и искать способы решения проблемы. Незнание же означало, что никаких данных нет, зато есть миллион различных вариантов того, что могло или не могло являться правдой.

День: 1041; Время: 2

Шесть дней спустя в доме появляется незнакомая девушка-аврор, но она беспробудно спит, и Гермиона начинает думать, что та умерла в своей комнате.

День: 1043; Время: 1

— Грейнджер.

Гермиона от удивления подпрыгивает и разжимает пальцы на чашке, которую держит, — та вдребезги разбивается об пол. Осколки и капли холодного чая оседают на штанинах, и Гермиона вскрикивает — повернувшись, она режет ступню.

— Что? — рявкает она на прислонившегося к дверному косяку Малфоя — его брови взлетают вверх.

— Ты запачкаешь кровью весь пол.

— Отвали! — когда ей больно, настроение у неё паршивое. Гермиона, хромая, идёт к столу.

Малфой вздыхает, хватает тряпку и, намочив её, бросает так, что та прилетает Гермионе в лоб.

— У тебя не слишком хорошая координация.

— А может, не надо так подкрадываться к людям?

— А может, стоило лучше слушать? Наверное, единственное, на что ты обращаешь внимание, это звук собственного голоса.

— Пусть я и говорю много, Малфой, но хоть не облизываю зеркала и не трясусь над собственной прической.

Его брови снова ползут вверх, и у Гермионы мелькает мысль, что, наверное, сейчас не лучшее время для упоминания малфоевских прошлых привычек, особенно принимая в расчёт его помятый вид и щетину на шее и лице.

— Да уж вижу, — язвительно тянет Драко. Она косится на него, и он ухмыляется.

— Как Рон? Вы достали?

Его ухмылка исчезает, выражение лица становится непроницаемым — такая реакция ещё хуже, чем у аврора, которой Гермиона задавала те же вопросы.

— Я не могу тебе рассказать.

Гермиона фыркает.

— Ты задолжал мне слишком много.

— Я не должен тебе ничего.

— Если бы не ты, я бы сама всё выяснила!

— Грюм выбрал…

— Потому что ты сказал ему меня не брать!

— Твоих способностей было бы недостаточно, если бы по прибытии мы столкнулись с Пожирателями Смерти, — он переходит на скучающий, профессиональный тон.

— Это чушь! Я бы отлично справилась! Я улучшила…

— Но этого мало.

Она и сама знает, но не готова слышать об этом от Малфоя. Гермиона бросает в него тряпкой, от которой тот уворачивается, но сам факт, что она попыталась запустить в него окровавленным комком, его злит.

— Да кто ты такой, чтобы говорить мне подобное? Никто! — кричит она. Малфой делает три шага по направлению к ней, и его лицо приобретает свирепое выражение. — Ты почти не видел меня в бою…

— Я видел достаточно, и это полное дерьмо. Тебя бы убили к чёртовой матери! Не сомневаюсь, это бы стало для Поттера отличной новостью, учитывая, что Уизли тоже в серьезной опасности. Тебе так не кажется? Ты вообще соображаешь, когда сражаешься? Там…

— Да, именно поэтому уверена, что справилась бы! Это был мой выбор! Мой! — отталкиваясь от стола, Гермиона вскакивает и размахивает пальцем. — Ты не можешь…

— Хватит. Я так уже сделал, смирись, Грейнджер. Ты сколько угодно можешь считать себя жертвенной гриффиндоркой, и если желаешь в итоге подохнуть, пожалуйста. Но не сейчас, когда…

— У тебя не было никакого права! Ты… — забывая о порезе, она делает шаг вперёд и вскрикивает.

Гермиона инстинктивно поджимает повреждённую ногу, хотя вторая стопа ещё не успела встать ровно, и цепляется за рубашку Малфоя, чтобы не упасть. Он обхватывает её локти, тянет вперёд, и теперь они с ним стоят головокружительно близко друг к другу.

От него пахнет свежим воздухом и застарелым потом. Малфой наклоняет голову, чтобы посмотреть на Гермиону, и ей кажется: встань она на цыпочки, и его чёлка коснётся её лица. Его ладони тёплые, твёрдые, и в комнате чересчур долго не раздаётся ни звука. В глазах Малфоя сверкает какая-то эмоция — это не гнев, нет, — но Гермиона не понимает, что он сейчас чувствует, и её это беспокоит. Он сжимает и разжимает челюсти, и она опускает взгляд на его подбородок — слишком долго пялится на губы, затем отвлекается на аристократическую линию носа и встречается с Малфоем глазами. Он резко выдыхает, и тёплый-тёплый воздух касается её щек.

Сердце шумно бухает в груди, и Гермиона не понимает, задыхается она или нет. Его левая ладонь отпускает её локоть, ползёт по предплечью вверх и цепляется за плечо. Она вдруг замечает свои собственные руки: пальцы одной, распрямившись, покоятся на груди Малфоя, костяшки другой, стиснутой в кулак, касаются его ноги. Она не имеет ни малейшего представления, что же сейчас происходит, но уверена: такого ещё никогда не было. Ей кажется, Малфой может её поцеловать. Или, наверное, будет просто сверлить пристальным взглядом ещё несколько невозможно долгих секунд. И от этих мыслей перехватывает дыхание.

Малфой обрывает зрительный контакт, всё ниже и ниже опуская глаза. Теперь он изучает пол между ними, и Гермиона не знает, неужели она только придумала, что секундой раньше он смотрел на её рот. Он сжимает её локоть, плечо, затем легонько отталкивает и делает шаг назад.