День: 937; Время: 14

Малфой меняет положение, диван под его весом проминается, и ей приходится уцепиться за подлокотник, чтобы не свалиться на Драко. Он бессистемно переключает каналы, хотя отлично знает, как сильно это раздражает Гермиону, и крутит головой, будто просмотр телевизора доставляет ему сплошные неудобства.

— А ты знаешь, что с каждым годом солнце удаляется от нас всё дальше и дальше?

Он не выказывает никакой заинтересованности, зависнув на каком-то документальном фильме о мышах, и снова жмёт на кнопки.

— Благодарю за бесполезную информацию, Грейнджер.

— Тебе всё равно?

— А не должно быть?

— Но ведь однажды оно окажется слишком далеко, день навсегда останется тусклым, а лето в конце концов превратится в зиму. Мы все замёрзнем насмерть. Растения будут уничтожены, а вода…

— Почему ты говоришь «мы»? Это произойдёт через миллионы лет. Солнце в любом случае взорвётся. И суть в том, что нас здесь уже не будет. Так почему это должно меня волновать?

— Хорошо, но как же будущие поколения? Дети моих детей, мои потомки и твои.

— Они справятся, — он пожимает плечами и наклоняется, наблюдая за траекторией движения машины в какой-то рекламе.

— Но… — она замолкает, когда Малфой поворачивается.

— Почему тебя так заботит то, на что ты никак не можешь повлиять? Ты вечно забиваешь голову всякой ерундой, которую не в состоянии изменить, вместо того, чтобы сосредоточиться на своей собственной жизни или на проблемах, имеющих решение. Не заморачивайся.

Гермиона внимательно смотрит на него, а когда Малфой отворачивается, сверлит взглядом его профиль.

— Я стараюсь.

— О, да. Нисколько не сомневаюсь.

День: 948; Время: 1

К человеку с оранжевой повязкой на рукаве несутся два ярких луча: красный и фиолетовый. В солнечном свете волосы незнакомца кажутся рыжими, и на одну оглушающую секунду Гермиона не сомневается: это Рон, и сейчас он погибнет у неё на глазах. Она бросается вперёд, на ходу узнавая Симуса, но не сбавляет темп, потому что, возможно, у друга есть шанс выжить.

Её дёргают за руку, и от вспышки разрывающей обжигающей боли она кричит. Её куда-то тянут, и она чуть не падает на колени, но вдруг оказывается прижата к чему-то твёрдому, тёплому и непонятному. Гермиона видит что-то чёрное, затем замечает маску и начинает визжать прямо в ладонь, зажимающую ей рот.

Она узнаёт эти глаза — видела их миллион раз, — но не понимает, почему они виднеются в этих прорезях, и пытается вырваться.

— Ш-ш-ш! Ш-ш-ш, Грейнджер. Это я. Только я, прекрати, — он трясёт ее, и от этого боль в руке становится сильнее — Гермиона невольно стонет.

— Малфой?

— Да, — резко выдыхает он, и она так пристально в него всматривается, что даже не замечает, как он тащит её за ограду.

Кажется, будто окружающие предметы крутятся и качаются, и Гермиона не может сообразить, когда происходящее перестало быть сном, который она смотрела в своей постели, и обернулось реальностью. Сердце лихорадочно грохочет в груди, и она никак не может вздохнуть.

— Ты Пожиратель Смерти, — с трудом выговаривает она. Отталкивая, упирается в Малфоя, вязнет пальцами в его тяжелой мантии и чувствует, как его тело вздрагивает от её касания.

— Что? Ты… ты собираешься вырубиться? Возьми себя в руки!

Он встряхивает её, и мир вокруг начинает приобретать чёткость.

— Нет, я в норме… — Гермиона толкает его сильнее. — Что… Я… Когда… Как!

Её накрывает волна паники, нутро от горла до желудка леденеет от шока. Глаза горят, голова плывёт, и Гермиона просто не понимает.

— Ты… шпион? Шп…

— Что… — он обрывает себя, отпихивает её назад. Наклоняется, но Гермиона и так видит достаточно, чтобы понять, как Малфой зол и обижен (возможно, ему даже больно, хотя никогда прежде она не замечала за ним таких эмоций).

Заклинанием он увеличивает ещё одну мантию с капюшоном, маску и бросает это снаряжение Гермионе. Вещи легко, как песок, выскальзывают из её пальцев, обжигая кожу.

— Что происходит?

— Снимай мантию и повязку Ордена, переодевайся в пожирательскую хламиду. Сегодня вечером ты присоединишься к Ближнему кругу Тёмного Лорда.

— Что?

Малфой швыряет ей ярко-жёлтые шнурки.

— Перешнуруй ботинки.

— Малфой…

— Ну, что ещё непонятно? Люпин запросил подкрепление, и, прежде чем мы отбыли, Грюму пришла в голову эта идея…

— Тебе пришла, — шепчет Гермиона, отрываясь от шнурков, и Малфой встречает её взгляд, но тут же переводит глаза на свои разглаживающие мантию ладони.

— С этого момента мы все Пожиратели Смерти. Феникс — Грейнджер, сконцентрируйся, а то я помню, как хреново ты различаешь людей, — у Феникса жёлтые шнурки. Уяснила? Нет шнурков — значит, Пожиратель. Понятно?

— Я не могу… — она качает головой. — Не могу это надеть, Малфой.

— Грейнджер, ты считаешь, что тебе слишком многое не под силу, — ворчит он, хотя это правда лишь отчасти, и прикладывает к лицу Гермионы холодную маску.

Она ощущает его магию как нечто жаркое и ничем не замутнённое, и это чувство столь сильное, что она покрывается мурашками от шеи до лодыжек. Соски твердеют, живот скручивает судорогой, и Гермиона удивлённо выдыхает. Эти переживания пугают её, потому что никогда до этого — да ещё настолько быстро! — она ни на кого так не реагировала. Это всё магия, снова и снова повторяет Гермиона про себя.

Убирая ладонь, Малфой смотрит как-то иначе, и ей приходится отвести глаза, чтобы вернуть самообладание. Он молчит пару секунд, и когда наконец заговаривает, его голос звучит тихо и серьёзно.

— Всё просто. А теперь торопись. У нас не так уж много времени.

Она не сразу берёт себя в руки.

— Симус…

— В порядке. Словил Ступефай и Петрификус, чтобы прекратил палить Непростительными в Лонботтома и Томаса.

— Как мне понять, за кем следовать, если я могу ориентироваться только по шнуркам?

— Они решат, что Орден отступил, и примут нас за своих. Когда они соберутся полным составом, мы ударим.

Она замолкает, присаживается на корточки и вытаскивает чёрные шнурки из своих ботинок.

— Прости.

— За что?

— Я… я просто… имею в виду, ты был в…

Он переступает с ноги на ногу.

— Да неважно, Грейнджер. Просто поторопись.

— И тем не менее, — она поднимает голову, и Малфой смотрит на неё чуть дольше, чем следовало бы человеку, который очень спешит.

— Ладно.

День: 949; Время: 10

Она ловит на себе взгляд Тонкс, едва Малфой с бесстрастным выражением лица занимает единственное свободное место в гостиной, устраиваясь рядом. Гермиона смущённо ёрзает, и на мгновение её захлёстывает чувство вины, странное и пузырящееся где-то в горле. Тонкс, однако, абсолютно невозмутима, будто увиденное сейчас не самое странное, что, возможно, встретилось ей за день.

— Драко, поддержи меня и попроси её переключить эту идиотскую передачу.

Малфой несколько секунд тянет с ответом, и Гермиона не уверена, что он собирается реагировать, так что откликается сама.

— Вообще-то, именно он несколько недель назад отказался сменить канал, поэтому, полагаю, преимущество всё ещё на моей стороне.

Тонкс вздыхает и что-то бормочет, но Гермиона слишком озабочена ощущением тепла сбоку от себя, чтобы обращать на это внимание. Более того, она сверх меры поглощена запахом, исходящим от Малфоя, и, сделав пару вдохов, краснеет. Он окидывает Гермиону странным взглядом, очевидно, удивлённый тем, что она его обнюхивает, а затем, увидев выражение её лица, ухмыляется.

— От тебя несёт, — шепчет она, стараясь отвлечь Малфоя от своего румянца.

— Ты преувеличиваешь.

— Тебе стоило принять душ после… такого.

— Не было настроения.

— А для этого настроение было?

Он тихо смеётся, и Гермионе требуется пара секунд, чтобы осознать двойственность собственного замечания, и она снова заливается краской.

— Ты знаешь, что я имею в виду.

— Она захотела, я не возражал.