Три других аврора хватают и выводят своего обезумевшего товарища из кухни, и насколько Гермиона может понять из бормотания и криков, кажется, этим утром тот потерял кого-то близкого.

Ей грустно осознавать, что она словно онемела, оцепенела внутри. Не ощущает почти ничего, но не из-за самой утраты, а из-за мысли о ней. Гермиона сочувствует этому мужчине, однако её печаль и горе не слишком сильны, это ноющее поверхностное чувство. Кажется, каждому пришлось потерять кого-то на этой войне. И всякий раз, оказавшись в ситуации, подобной сегодняшней, Гермиона оплакивала погибших.

Недавний эпизод отзывается неприятным послевкусием во рту и повисшей в воздухе неловкостью, но они все остаются за столом, в тишине допивая кофе посреди устроенного на полу хаоса. И всё происходящее немного напоминает сон.

— Война — это просто депрессант какой-то, — качает головой Фред и добавляет в свою кружку ещё сахара.

Гермиона глядит на него, моргая. Если она и слышала, чтобы кто-то отзывался об этом аде небрежнее и проще, то сейчас не может такого припомнить. Она удивлена. Так изумлена тоном и выбором слов, что начинает смеяться. Фред недоумённо смотрит на неё в ответ, и когда ей кажется, что вот сейчас он что-то скажет, она слышит справа от себя смешок.

Малфой улыбается. Изо всех сил стараясь скрыть улыбку, он закрывает лицо рукой, которой до этого подпирал щёку, но Гермиона прекрасно видит её — сквозь пальцы: замечает, как сморщился его нос, прищурились глаза, как возле губ наметились складки. Лишь по этим приметам она может сказать, что он ухмыляется во весь рот. Его плечи трясутся от смеха. Малфой переводит взгляд с Уизли и встречается глазами с Гермионой — разделяет этот момент с ней. Они оба откровенно хохочут, и даже спустя пятьдесят лет она сможет вспомнить, как Малфой выглядел в этот момент.

День: 870, Время: 7

Из-за двери Алисии звучит странная музыка, сопровождаемая бряцанием браслетов. Дин и Симус играют в шахматы, а Лаванда подробно описывает Колину свой жуткий заплыв в озере. На плохо пропечённом, наполовину съеденном именинном пироге красуются только первые буквы её имени — ГГ, на подбородке у Симуса остались крошки, но ему никто об этом не говорит. Блаженно поджимая пальцы перед мерцающим камином, Гермиона может поклясться, что на одно биение сердца она вновь вернулась в гостиную Гриффиндора.

День: 888, Время: 3

Она злится и теряется с ответом, а он лишь ухмыляется. С презрительным фырканьем Гермиона отмечает, как улыбка меняет выражение лица Малфоя, а сам он начинает излучать самодовольство.

«Своей улыбкой он заставляет тебя чувствовать себя особенной», — как-то сказала ей Пэнси. В тот день она была ужасно пьяна, часть её обеда уже оказалась на кроссовках Гермионы, и нитки слюны свисали с пальцев. Будучи в подпитии, она становилась чрезмерно говорливой, именно поэтому в такие моменты Малфой старался держаться поблизости: он укладывал подругу в постель или же просто оставался рядом, чтобы в случае необходимости сменить тему разговора.

Пэнси сказала: Малфой заставляет тебя думать, будто он улыбается какой-то тайной шутке. Пусть даже вся комната заходится истеричным смехом, но когда он ловит твой взгляд, тебе кажется: лишь вы вдвоём осознали подлинный смысл сказанного, и поэтому он хочет разделить этот момент с тобой. Но речь шла об искреннем проявлении чувств, а не о фальши или злобном оскале. О той улыбке, когда Малфой расслабляется, чуть опускает плечи и один уголок его рта немного приподнимается. Когда он улыбается именно так.

Гермионе хочется думать, что теперь она точно знает, о чём тогда говорила Пэнси, хотя в ту самую секунду мысленно ругала Паркинсон на все лады.

У Драко Малфоя опасная улыбка. Вообще, в нём опасно всё. Каждая деталь, черта будто бы созданы для того, чтобы завлекать людей. Всё в нём — улыбка, острословие, ум, лицо, тело — может быть использовано в качестве оружия, выбор которого зависит лишь от противника и того, чего от него хочет добиться Малфой.

И дело не в том, что ей нравится размышлять о Малфое в подобном ключе, просто она позабыла, что следует игнорировать то, каким привлекательным он может быть, несмотря на все гадости, которые совершает.

День: 913; Время: 18

Гермиона не очень понимает, как так вышло, что теперь она не ощущает неловкости, сидя за столом рядом с Малфоем. Она знает его много лет, и теперь они начали общаться, но в этом нет ничего слишком личного. Однако, похоже, Грюм заметил в их позах нечто необычное: он окидывает их странным взглядом, прежде чем вернуться к еде.

Гермионе в Малфое любопытно многое, но сейчас её больше всего занимает то, как солнце золотит его волосы и как его пальцы держат вилку, хотя она понятия не имеет о причинах своей заинтересованности. Её несколько беспокоит такая увлечённость, потому что она не может ни описать, ни объяснить свои чувства, да и к кому — к Малфою.

Она предпочитает думать, что всё ещё его ненавидит, но, оставшись одна, задаётся вопросом: а вдруг она больше не знает, как именно к нему относится.

День: 931; Время: 20

Он хорош в тусклых серых лучах раннего утра, хотя она подозревает: этот комплимент ему бы не понравился. Несмотря на то, что Малфой всегда казался ей тщеславным, теперь он с презрением выслушивает похвалы в свой адрес. Взросление приносит боль, и самым сложным оказывается момент, когда ты начинаешь отдавать себе отчёт в том, кто ты есть на самом деле. Драко Малфой может быть по-настоящему отвратительным. Это обычное и наиболее частое его состояние, но Гермионе кажется, есть такие моменты, которые всё искупают.

Пожалуй, их слишком мало, но она из тех людей, кто во всём видит хоть что-то хорошее. Именно поэтому Малфой тянется к ней вопреки своей ненависти. Ведь нет больше никого, кто бы мог ненавидеть его так, чтобы постараться найти в этом чувстве нечто лучшее. Без Гермионы Малфой был бы одинок. Хотя он предпочитает утверждать, что ему никто не нужен.

На нём почти нет одежды. Бледная, вытянувшаяся, рельефная фигура больше похожа на мужскую, чем у любого другого парня, до этого побывавшего в кровати Гермионы, и кого можно было так рассмотреть. Правда, тогда ей было семнадцать лет, а сейчас-то уже двадцать. Двадцать против его девятнадцати. Тело Малфоя закалено квиддичем и войной, и сам он слишком горд, чтобы испытывать дискомфорт от собственной наготы.

Она скользит взглядом по контурам его тела, запоминая этот образ, выжигая его на сетчатке. Все эти изломы и впадины. Ей хочется вытянуть руку и провести пальцами по светлой коже, чтобы просто почувствовать на ощупь плотность его мускулов. Просто чтобы запомнить прикосновения к мужчине и потом всякий раз выуживать эти воспоминания из памяти во время разговоров с девчонками или чтения и не чувствовать себя стеснительной ханжой, стремящейся избежать щекотливой темы.

Или чтобы узнать, каково это — трогать его. Живот скручивает спазмом, а сердце начинает бешено колотиться за рёбрами, стоит ей только обдумать своё намерение. В жизни Гермионы было не так уж много романтики, чтобы разобраться: такая реакция обусловлена мыслью о прикосновении к мужчине вообще или именно к Малфою. Хотя бы ради сохранения своего рассудка она предпочитает считать, что верно первое предположение.

Многие утрачивают свой разум на этой войне. Гермиона надеется, что не станет одной из них: слишком много у неё накопилось того, что потерять не хочется.

Малфой объявился на площади Гриммо несколько часов назад. Те немногие кровати, что имелись в их лазарете, были заняты, и Гермионе было неловко предлагать ему устроиться на диване. Спальни Рона и Гарри пустовали, но ни в одну из них отправлять Малфоя не хотелось, так что она привела его в свою комнату. Конечно, он об этом не догадывался, иначе — Гермиона была уверена — проблем было бы не избежать.

Он дышит мелко и поверхностно, но воздух выдыхает резко, шевеля светлую челку, падающую ему на лоб и глаза. Зрачки под веками быстро подрагивают во сне, мышцы на руках и плечах напрягаются, будто Малфой старается закрыться от чего-то неведомого. На его коже отчётливо выделяются повязки, в неясном свете кажущиеся коричнево-красными, но Гермиона знает: при свете дня они станут ярко-алыми. Его короткие, с черной каймой ногти обломаны, пыль въелась в кожу на костяшках и пальцах. Суставы на правой кисти, опухшие и плохо выглядящие, чернеют в темноте. С Малфоя смыли бо́льшую часть грязи и крови, но на ноге осталась засохшая бурая полоса, и Гермиона ловит себя на том, что не отрывает от неё глаз. Смотрит, смотрит и смотрит.