Ко второй половине третьего дня, не дождавшись того, что Люпин принесёт к двери еду или хотя бы постучит, спрашивая разрешения войти, Гермиона понимает: наверное, Ремус ушёл, как и предупреждал. Она выходит из комнаты на запах готовящегося в кухне обеда, и тут до неё доходит, что в доме остался Малфой. Гермиона чуть не меняет своё решение, но всё же держит путь к кухне.

Садясь за стол, он не удостаивает её взглядом; горящий огонёк красноречиво свидетельствует о том, что в духовке что-то есть. Гермиона осматривает ряд шкафчиков в поисках съестного: она ещё не оказывалась в этом доме и понятия не имеет, где что находится. Малфой мог бы и подсказать, ведь он наверняка понимает, что она ищет. Но он не произносит ни слова.

В шкафу рядом с холодильником Гермиона находит пачку горячего шоколада и решает остановиться на ней. Она вскрывает упаковку и обнаруживает, что порошок слипся на дне в комки, но тем не менее ставит пакет рядом с тостером и включает чайник. Сначала Гермиона собирается стоять к Малфою спиной, но затем решает, что если она хочет покончить с этой ситуацией, ей придётся столкнуться с любыми возможными последствиями.

Когда Гермиона разворачивается, он смотрит в другую сторону, хотя она готова поклясться: он сверлил её взглядом, пока она стояла спиной. Малфой развалился на стуле и кажется слишком большим, чтобы поместиться на нём. Он вытянул вперёд длинные ноги, одна рука покоится на столе, вторая — на колене. Голова повёрнута чуть в сторону, взгляд устремлён на столешницу. На губе красуется красная трещина, и это «заслуга» Гермионы. Вина липким комом застревает у неё в горле.

Он поднимает на неё глаза, всем своим видом демонстрируя понимание того, что она на него пялится. Гермиона тяжело сглатывает под этим пустым взглядом, в котором нет даже узнавания.

— Я не должна была обвинять тебя.

Рука Малфоя скользит по столу, и он не глядя берёт ярко-красную кружку, устроившуюся в сгибе его локтя. Он подносит её к губам, и голос его звучит ровно и глухо.

— Да.

Делает глоток и наконец отводит взгляд от Гермионы, поджимает губы, ставя кружку обратно.

— Я была… не в себе.

— Это мягко сказано.

— Я удивлена, что ты меня не ударил, — Гермиона честна, хотя это не то, что она хотела сказать.

— А я когда-то так делал? — он снова смотрит на неё, по-прежнему склонив голову.

— Ну, в общем и целом… — смущается Гермиона.

— Я был с тобой груб, Грейнджер, но не думаю, что когда-либо бил.

Гермиона глядит на него в ответ, постепенно осмысляя услышанное.

— Ты был готов.

Его губы дёргаются.

— Гораздо чаще, чем ты думаешь. Мне кажется, ты самая несносная девушка из всех, кого я только знаю.

— Близко к истине.

— Неужели?

— Да. А ты самый невозможный человек, которого знаю я, так что… здесь мы равны.

Он молчит.

— Наверное, мне не стоило тебя бить.

— Это было не в первый раз.

Она прищуривается и указывает на него пальцем.

— Не пытайся выставить всё так, будто ты невино…

— В этот раз был.

— Но…

— Знаю, Грейнджер. До того, как тебя накрыло негодование, я хотел сказать, что, наверное, не был удивлён твоими действиями по отношению к себе. Так что можешь прекратить пытаться выдавливать из себя эти полуизвинения, чтобы облегчить вину.

— Я не чувствую себя виноватой, — вскидывается она, но Малфой не реагирует. — Вовсе нет.

Он выгибает бровь и делает ещё один глоток из кружки.

— Будем считать, что мы квиты.

Она громко фыркает.

— Мой поступок сравняет счёт между нами?

— Последний — да, — хотя он несколько раздражён её вопросом.

— Хорошо. Ничья, — она притворяется, что плюёт на ладонь, и протягивает её Малфою. — Нам надо скрепить это рукопожатием.

Он смотрит на её руку так, словно это требующий извинений грязный домовой эльф, и не столько с презрением, сколько с недоверием поднимает глаза. Гермиона вздрагивает и поворачивает ладонь, чтобы он увидел чистую кожу.

— Здесь ничего нет.

Выражение его лица не меняется.

— Я просто… шучу. Это было…

Она опускает руку, не понимая, то ли это у Малфоя нет чувства юмора, то ли она несмешно шутит, то ли они вообще ещё не достигли той стадии, на которой можно острить. Малфой снова берётся за кружку, Гермиона прочищает горло, откашливаясь, и отворачивается к закипающей воде.

День: 817; Время: 11

— Думаю, враги нужны друг другу.

— Не нужны. Они друг друга ненавидят. Если враг какого-нибудь человека направит на себя свою палочку, этот самый человек запрыгает от счастья, — он многозначительно смотрит на неё.

— И ему будет некого ненавидеть, а людям нужно это чувство, чтобы высвобождать гнев.

— Они могут ненавидеть самих себя, и, возможно, теперь ты наконец замолчишь.

— Враги — это те, с кем приходится сражаться ради достижения желаемого. Если ты без каких-либо сложностей можешь получить всё, что хочешь, то приобретённое не кажется таким уж важным.

— Оно всё равно останется важным. Либо же это не то, чего тебе на самом деле хотелось.

— Но если добиться чего-то слишком просто с самого начала, то, считай, это что-то у тебя уже есть. И значимость быстро теряется. Если ты работаешь ради достижения цели, добиваешься её, ты гордишься собой, и такие успехи ощущаются более ценными.

— Это лишь усложняет жизнь. А зачем такое нужно?

— Так ты больше заботишься о вещах.

— Знаешь, что заботит меня прямо сейчас?

— Думаю, ты намекнул достаточно, чтобы я сообразила.

— Мне кажется, я уже с лихвой настрадался.

— Вполне возможно. Но я всё равно пока не отстану, — он фыркает, и она с улыбкой оборачивается, глядя в окно на качающиеся на ветру деревья. — Потом ты больше оценишь то, что получишь. Именно для этого и нужны враги, Малфой.

День: 836; Время: 17

Она беседует с Малфоем при свете заходящего солнца, потому что он остаётся верен своему ночному образу жизни — притворяется, что привык к нему. Он далеко не сразу начинает поддерживать разговор, и Гермиона приучается ждать часами, прежде чем он соизволит хоть на что-то ответить.

Он проводит в доме две недели, затем уходит, но уже через четыре дня возвращается. Ей интересно, по собственному ли желанию Малфой снова здесь оказался и не по той ли причине, что она с ним общается (по крайней мере, спорит и ссорится) вместо того, чтобы игнорировать, как это обычно делают другие. Хотя Гермиона сомневается в его добровольном желании быть здесь: иногда она ловит на себе его взгляд — хмурый либо же полный такого недоумения, что вряд ли она является для него чем-то иным, кроме как досадной помехой.

Гермиона провоцирует его на споры, потому что не любит разговаривать сама с собой, а разговаривать хоть с кем-то ей необходимо. Малфой реагирует, лишь когда она возражает или задевает его, но никогда не поддерживает нейтральные темы. Тем не менее Гермиона не отстаёт, потому что её уже тошнит от чтения чужих бесед вместо того, чтобы вести свои собственные, к тому же, получая возможность сосредоточиться на чём-то конкретном, она прекращает забивать голову мыслями обо всём на свете.

Ей кажется, Малфой испытывает те же чувства. И именно поэтому отвечает. Несмотря на все различия, они с ним похожи, и пусть это пугает, но ведь именно такие эмоции вызывает большинство истин. Гермиона ищет общества Малфоя потому, что лучше так, чем быть в одиночестве, он же не отсиживается за закрытой дверью, поскольку тоже слишком хорошо это понимает.

========== Шесть ==========

День: 869; Время: 2

Почти все тарелки в доме перебиты, и дешёвый линолеум на полу покрыт черепками. Это убежище — транзитный пункт, а значит, его теплом и светом могут пользоваться все члены Ордена или Министерства, правда, не дольше одной недели, так что комнаты ни за кем конкретно не закреплены.

В последний раз Гермиона видела Малфоя около месяца назад. И его появление в дверном проёме с растрёпанными волосами и заспанной физиономией застигает её врасплох. Завтрак, по большей части состоящий из чёрствых кексов и остатков чая и кофе, проходит тихо, пока на кухню не врывается какой-то безымянный аврор. В приступе гнева он сбрасывает на пол тарелки, что были составлены стопками на столешнице, и это по меньшей мере неприятно. Малфой, Фред и Гермиона только и могут, что удивленно таращиться, пока мужчина бессвязно орёт и беснуется, разнося посуду в пыль.