Гарри что-то говорит:
— …видеть тебя такой. Если бы я только мог это изменить, я бы сделал это. Но я так устал. Мне было больно, а магия была настолько сильной, — его голос, неясный и тихий, срывается от эмоций.
— Это был не ты, — он вздрагивает при звуке её хриплого голоса, но вопреки предположению, глаз не открывает. Он лишь крепче обнимает Гермиону, впиваясь пальцами в надетую на неё футболку.
Его лицо покрыто синяками, а рука, покоящаяся над их головами, полностью забинтована. Он подносит ладонь к своему лицу, вытирается — кожа почти что чёрная. От запястья до кончиков пальцев — один сплошной синяк.
— Я…
— Это был не ты…
— Но я…
— Это был не ты.
— Это было так, словно он вернулся в мою голову. Будто во мне собралось всё зло, и я больше не мог ему сопротивляться. Я стал им. И неважно…
— Ты никогда им не станешь, Га…
— Что я с тобой сделал! Я продолжаю видеть…
— Это был не ты.
— Хватит! — внезапно кричит Гарри, его глаза распахиваются — яркая встревоженная зелень. — Гермиона, прекрати это повторять! Я…
— Нет. Пока ты не поймёшь, Гарри. Это был вовсе не ты. Это было твоё тело, но не ты.
— Я должен был лучше стар…
— Я достаточно хорошо тебя знаю, Гарри Поттер. И знаю, что ты делал всё возможное и в конце концов справился…
— Это было слишком…
— Я люблю тебя. И не виню. Потому что это не твоя вина. Не ты это сделал, он. Имп…
— Это было там, внутри…
— Да не важно! — рявкает Гермиона и закашливается так, что её корпус дёргается взад-вперёд. Ладонь Гарри взлетает к его лицу, он трёт глаза, будто плачет, но слёз не видно. — Гарри, будь у тебя хоть толика контроля, может быть, я и могла бы тебя в чём-то обвинить. Но то, что произошло… Мы оба знаем: ты бы никогда так не поступил. Это со мной сотворил Пожиратель Смерти. И мне плевать, что это было сделано при помощи твоего тела — это был не ты. Если бы ты не был настолько силён и не старался так сбросить заклятие, мы бы все уже были мертвы. Так что если ты чувствуешь себя виноватым или ещё какие глупости вертятся в твоём мозгу, тебе надо подумать логически и прекратить быть… Роноподобным.
Гарри замирает, делает три вдоха и встречается с подругой взглядом:
— Роноподобным?
Гермиона дважды откашливается, пытаясь избавиться от першения.
— Я только что очнулась, ты должен дать мне пару минут.
Он выпускает воздух из лёгких и снова опускает веки.
— Я не могу перестать это видеть.
Я тоже.
— Это как если бы ты был прикован вместе с нами к стене и смотрел…
— Нет, не то. И ты это знаешь.
Гермиона обнимает его и прижимается своим лбом к его. Она хочет задать ему множество вопросов, но сейчас не время для этого. Она даже не знает, как ей себя с ним вести. Она тоже это видит. И не может остановиться. Это как ночной кошмар, застывший перед глазами, и её тошнит всякий раз, когда она об этом подумает. Но это был не Гарри. Это был вовсе не её Гарри.
Она понимает, что он будет мучиться виной, и надеется, что это пройдёт быстро. Возможно, если Гермиона не будет обращать на это внимания и продолжит притворяться, будто ничего никогда не было. И может, она тоже перестанет это видеть. Они могут быть сильными вместе. Вместе они всегда были сильными.
День: 1556; Время: 12
Гермиона проводит в лазарете штаб-квартиры три дня. Гарри ушёл несколько часов назад, уже не такой бледный и трясущийся, и это явный успех. Они всё сказали друг другу по поводу случившегося и около часа просто сидели в тишине и ждали, когда же им станет легче. Уходя, Гарри без всяких объяснений положил на прикроватную тумбочку её палочку, и она стиснула её до боли в пальцах.
Тело ощущается вполне нормальным. Немного вялым, но хорошо отдохнувшим и вылеченным. Синяки покрывают кожу, но Гермиона едва ли обращает на них какое-то внимание. Далеко не раз на этой войне ей казалось, что её тело никогда не будет прежним. Шрамы остаются, но живи она в мире магглов, была бы уже мертва. Много раз. Несмотря на то, что половину жизни Гермиона провела в волшебном мире, каждый раз, приходя в себя после чего-то подобного и чувствуя себя нормально, она не может смотреть на своего целителя без благоговения.
— Где мои ботинки? — спрашивает она мужчину, делающего какие-то пометки в пергаменте. Она огляделась по сторонам, но ничего не увидела.
— А… — целитель прикладывает палец к виску, как бы призывая воспоминания, а Гермиона пытается обуздать дыхание. — Малфой. Я попросил его оставить ваши вещи, но он… очень настаивал на том, чтобы вернуть их в ваш сундук. Он забрал вашу одежду.
Очень настаивал. Да, это Драко. Гермиона лишь надеется, что Малфой всё ещё где-то здесь. Она не могла спросить Гарри о том, что случилось, а лучше всего она помнит именно Драко. В её памяти множество пустых мест, которые необходимо восполнить, иначе она сойдёт с ума.
— О… Кхм… Вы не могли бы, э-э-э… — целитель озадаченно смотрит на неё, и она собирает в кулак всю свою решимость. — Там есть кое-какие шрамы, которые бы я…
— Конечно, — перебивает он и живо проходит к ящикам у стены. — Вам придётся надеть ночную рубашку и лечь на кровать.
— О, хорошо. Я… — она краснеет, чувствуя себя странно, ведь в этом нет особого смысла. — Я лишь хочу избавиться от некоторых из них.
Мужчина протягивает ей одежду и кивает — слишком профессионально, чтобы она испытывала неловкость. Взмахом палочки он покрывает кровать простынью, и Гермиона быстро переодевается, перечисляя воспалённые бугристые шрамы, оставшиеся после ударов кнута.
========== Сорок три ==========
День: 1556; Время: 13
Выходя босой из лазарета и бредя знакомыми и сбивающими с толку коридорами в комнату Драко, она чувствует себя странно. Это несколько волнительно: выбравшись из больницы, пройти через дом и оказаться в собственной спальне. Ладно, в его спальне.
Замерев перед дверью, она несколько минут размышляет, прежде чем решиться постучать. Но первой открывается дверь чуть дальше по коридору, и, обернувшись через плечо, Гермиона замечает появляющегося из ванной Малфоя. В животе что-то по-дурацки ёкает, как всегда, при виде него, и дыхание перехватывает. Так приятно видеть его здесь, наблюдать, как он стоит там и смотрит на неё, живой. Такой восхитительно живой. Начиная задумываться о своей жизни, Гермиона иногда приходит к выводу, что каждый вдох, каждое движение — это невероятный, пульсирующий момент бытия.
Они просто вглядываются друг в друга в течение нескольких долгих секунд, и Малфой машет рукой в сторону двери.
— Она заперта?
— Я не знаю.
Драко окидывает Гермиону странным взглядом, и она переводит глаза обратно на створку, ручка легко поддаётся под её ладонью. Едва Гермиона делает пару шагов по комнате, а дверь за её спиной захлопывается, Малфой проскальзывает мимо и направляется к двум креслам, повёрнутым к камину. Изогнутые деревянные детали и мягкая кожа этих предметов интерьера создают царскую атмосферу, но для неё и дешёвые пляжные сидушки удобны не меньше. Драко, конечно же, выглядит королём, вершащим суд, стоит ему опуститься в одно из них. На стеклянном столике между креслами расположились снифтер и жёлтый блокнот — либо не принадлежащий Малфою, либо у него не было возможности выбора. В стекле отражаются языки пламени в камине, и кажется, будто столик полыхает огнём.
Помявшись, Гермиона усаживается в соседнее кресло и старается с комфортом устроиться возле изогнутой и жёсткой спинки. Драко, глядя на неё, хмурится, и это совсем не та встреча, которую она ждала, учитывая, что в последний раз они с ним виделись, когда оба были закованы в цепи в подземелье.
— Ты не будешь устраивать истерику.
— Нет, — медленно тянет она, тем самым выдавая свои опасения.
Это была кошмарная ситуация, но едва ли Гермиона сейчас может сложить в своей голове полную картину, чтобы терять самообладание. Они все живы. Она вынесла много боли, но даже не знает, что оказалось её основным источником. Плен был ужасен, но это не худшее, что с ней случилось. Теперь её будут преследовать два образа: Драко, кричащий в агонии, и стоящий перед ней Гарри. Что касается второго кошмара, то его Гермиона обсуждала несколько часов подряд, а затем смотрела, как целитель убирает напоминания об этом эпизоде её жизни. А вот от первого она пытается избавиться в эту самую секунду.
