— Не можешь найти дорогу, дружище? — медленно спрашивает Гарри.

— Да, есть такое.

День: 1496; Время: 10

Прислонившись к телефонной будке, которая перенесёт их в Министерство, Лаванда глубоко затягивается сигаретой. Её вторая рука, фальшивая, негнущаяся, неплотно прижата к боку. У Лаванды перерыв в работе, которую она сама называет грёбаной сидячей работой в Почти Придурочном отделе. Она пришла в ПиП через три дня после выписки из Мунго — Гермиона была удивлена, что подруга не подала рапорт об увольнении и не оставила войну позади.

Какой-то мужчина окидывает их недовольным взглядом и заходит в будку, морщась и утыкаясь носом в своё плечо. Лаванда не обращает на него никакого внимания — она впадает в подобие ступора всякий раз, когда не видится с Гарольдом в течение недели. Иногда именно это напоминает Гермионе о том, как сильно Лаванда его любит. Даже, можно сказать, нуждается в нём.

Гермиона ковыряет ботинками асфальт, глядя на солнечный блик на чёрной коже. Днём раньше, окинув подругу хмурым взглядом, Гарри направил на них палочку, и, несмотря на все протесты, секундой позже обувь уже была чиста. Сначала Гермионе показалось, будто она что-то потеряла, а потом почувствовала себя из-за этого полной дурой. Она предпочитает собственный способ ведения дел, пусть это и не имеет смысла для всех остальных. Раньше её ботинки никого не беспокоили настолько, чтобы их вычистить. Даже Драко, а ведь Гермиона оставила красный грязный след на его брюках.

Она засовывает руки в карманы и перекатывается на каблуках. Иногда постоянно не думать о нём очень тяжело. Особенно сегодня: прошло около недели с их последней встречи, да и всё вокруг кажется выцветшим из-за нависших облаков… Чёрный, серый, белый и голубой. Малфой бы хорошо смотрелся где-то сзади, недалеко от неё. Может быть, его волосы подхватил бы ветер, и он бы…

— Я действительно хочу исчезнуть, — Лаванда заговаривает впервые с тех пор, как попросила Гермиону составить ей компанию во время перерыва. — Но не могу — я всё ещё жду.

Гермиона отворачивается от освежающего порыва ветра и не уточняет, чего именно ждёт Лаванда. Ей кажется, она и так это знает. Лаванда улыбается себе под нос, своим мыслям и стряхивает пепел с сигареты.

— Я хочу подняться на вершину горы, — Лаванда кивает, поднимает руку в воздух и смотрит, как кольца дыма танцуют вокруг пальцев. — Может быть, в Азии. Хочу увидеть горы, чистую воду и свежий воздух. Я не собираюсь больше носить одежду и планирую зарыть где-нибудь свою палочку до тех пор, пока она мне не понадобится снова, потому что даже смотреть на неё не хочу. Хочу растолстеть…

Гермиона смеется:

— Я планирую попросить маму приготовить для меня столько вредных сладостей, что через неделю она запихает меня в своё рабочее кресло.

— Именно! — Гермиона почти не сомневается: Лаванда понятия не имеет, что она подразумевает кресло зубного врача, да и вообще вряд ли представляет, что это такое. — Я хочу выйти замуж и научиться готовить. Хочу научиться обходиться только одной дурацкой рукой и никуда не торопиться. Хочу спать там, где пожелаю, и ни о чём не беспокоиться. Хочу забыть этот мир, обе его части. Я не знаю, вернусь ли обратно.

Гермиона усмехается и при звуке грома обхватывает себя руками за плечи — в любой момент может пойти дождь.

— Это звучит здорово, Лав.

— Ты будешь злиться на меня за это? — сейчас Лаванда говорит совершенно серьёзно, её сигарета догорела до самого фильтра, грозя обжечь пальцы, но она не обращает на это никакого внимания. — Ты будешь злиться на меня, если я никогда не вернусь, чтобы посмотреть, во что тут всё превратилось?

Этот вопрос вызывает у Гермионы кое-какие воспоминания. Об одном наполненном страхом эпизоде, в абсолютной темноте.

— Это кое от чего зависит, — шепчет Гермиона — ей горько, она знает другие способы излечения.

— От чего? — Лаванда улыбается, отбрасывает окурок и затаскивает Гермиону за собой в будку.

— Полагаю, от того, смогу ли я тебя навещать.

Они обе ухмыляются друг другу и даже смеются. Лаванда с улыбкой отворачивает голову, но Гермиона замечает, как в лучах исчезающего солнца влажно блестят её ресницы.

День: 1497; Время: 11

— Гермиона, ты хочешь у него это отнять? Собираешься пойти наверх и сказать, что он не может участвовать и ему придётся сидеть здесь наедине со своими мыслями? Вспоминать всё то, что они забрали у него и что с ним сделали, а он ничем не сможет им отплатить? Он растерян! Да мы все такие!

Гарри зол на неё, его глаза опасно поблёскивают. Гермиона рассказывала ему о новой деятельности Лаванды и заметила, что и Рон мог бы работать там же. За прошедшие дни он её напугал, и последнее, чего бы ей хотелось, это чтобы с Роном что-то случилось, в то время как она сама знает: полноценно сражаться её друг не в состоянии. За последние десять минут обычное расположение духа Гарри сменилось упрямством, а потом обернулось злостью.

Вышедшая из ванны женщина окидывает Гермиону взглядом, будто та сошла с ума. Но это же Гарри, её Гарри, и ей плевать, что люди считают его сильнейшим волшебником из ныне живущих. Что ей не безразлично, так это то, что Гарри её не слушает.

— Он не подходит для… — начинает она.

— Судя по доходившим до меня слухам, ты тоже была не в лучшей форме, но тебя никто не остановил. Никто не лишил тебя этого. И ты не смей, Гермиона.

— Я не могу его потерять! — кричит она, вскидывая руки.

— Да, и я тоже! Не пытайся представить всё так, будто мне плевать, потому что это чушь, Гермиона! Полная хрень! Не смей говорить, что мне нет до него дела, это мой лучший друг и…

— Я этого и не говорю!

— Ему это нужно! У тебя нет никакого права отбирать это у него. Я буду за ним присматривать, буду рядом, но никогда не лишу его этого. И тебе не позволю!

День: 1497; Время: 13

Несмотря на свой до сих пор тлеющий гнев, смятение, нерешительность и множество мыслей, Гермиона всё же улыбается ему при встрече. В ответ на приветствие Малфой вскидывает бровь, вытягивает ноги, но она замечает, как дёргаются его губы, когда он переводит взгляд обратно на немой экран.

— Ты была права.

Ей требуется пара секунд на то, чтобы понять, о чём он говорит. Наверное, он знал, что она затронет эту тему, и хотел поскорее покончить с этим.

— Ты слышал?

Его бровь ползёт ещё выше, а глаз чуть прищуривается, как и всегда, когда он настроен скептически.

— Может, тебе стоит общаться со мной на языке жестов, раз ты считаешь, что я настолько глух.

Бормоча «Заткнись», Гермиона поднимает глаза и впивается взглядом в потолок, будто так можно понять, слышал ли Рон их ссору. Если слышал, то сейчас они с Гарри наверняка обсуждают её чрезмерную опеку и желание командовать, а может, что-то ещё, о чём она предпочитает не знать.

— Уизли не подходит для операций, но ничто не помешает ему в них участвовать.

— Его надо отстранить, — Гермиона плюхается на диван рядом с Драко, задевая его плечом. Малфой фыркает, но не отстраняется.

— М-м.

— Ты бы отстранил его, если бы мог? — спрашивает она, и Драко молчит. — Честно?

Он смотрит на неё с раздражением: ведь он редко обманывал её, разве что предпочитал отделываться молчанием.

— Грейнджер, это война. Ты можешь утверждать, что все мы уже больны на голову. Или что никто из нас вообще не должен принимать участие в битвах.

— Да, но Рон…

— Знаю, — он почёсывает подбородок, она ощущает движение его руки и прижимается чуть ближе. Старается проникнуться его присутствием, чтобы избавиться от всех мыслей, продолжая чувствовать лишь его и такие знакомые ей эмоции.

— Ты, Поттер, его семья — вы всё ещё сражаетесь. Выдерните его с операций, и ему нечего будет делать…

— П…

— Сидеть и целыми днями планировать миссии? Неплохо. Лишить его полевых заданий и посадить с братом — тем близнецом? Ты оставишь его наедине с собственными мыслями. Что бы там с ним ни произошло… Он не выберется, пока сам не найдёт выход. Нравится тебе это или нет.