— Я до сих пор боюсь, — шепчет он в копну её волос. — Этот страх никогда не был в полной мере вызван противостоянием с Волдемортом. Что-то в этом роде, да. Но по большей части я боялся потерять тебя, Рона и людей, которых люблю. Люпин, все Уизли, ты — это всё, что у меня есть, Гермиона. Я… не всегда делаю… Я бы отдал всё, рискнул всем ради семьи, что у меня осталась. Ты нужна мне.

Гермиона хлюпает носом и вздыхает, пытаясь проглотить жгучий комок в горле, чтобы снова не расплакаться. Гарри Поттер до сих пор нуждается в ней. Ему нужна не её смерть ради него, не решение очередной головоломки, не изнурительное исследование. Он нуждается именно в ней — вот так просто.

Гарри отстраняется от неё, после стольких лет по-прежнему чувствуя неловкость после объятий. Он всегда терялся, словно не мог понять принцип действий. Она их любит. Она любит его.

— Гарри Поттер, ты пытаешься сыграть на жалости?

— Нет, — он смеётся, хватаясь за возможность сменить тему. — Когда это ты начала искать всюду скрытый смысл?

— Не везде. Не всегда.

— Он на тебя влияет, — замечает Гарри, и они оба знают, кого он имеет в виду. — Как долго это?..

— Какое-то время.

— О, — Гарри выдёргивает из джинсов торчащую нитку и упирается взглядом в своё колено. — Он хорошо к тебе относится?

В горле пузырится странный смех — смесь истерики, паники и неверия. Интересно, она когда-нибудь сможет привыкнуть к таким разговорам с Гарри? Как много времени потребовалось Гермионе, чтобы объединить в своей голове эти два насильно разделённых мира? Ведь они должны были слиться — она бы не смогла отказаться ни от одного из них.

— Да, я тебе это говорила.

Гарри кивает и откашливается, откидываясь на спинку дивана.

— Знаешь, я решил, что он может проклясть меня после Италии. Он орал на меня как минимум минут десять, и я никак не мог понять: что он так бесится из-за этой операции. А затем подумал, что может быть…

Гарри поворачивается к ней — всё её внимание уже сосредоточено на нём. Все её чувства, каждая частичка сконцентрирована на одном лишь Гарри. Гермиона слышит его размеренное дыхание, першение в горле во время разговора, подёргивание пальца на обивке дивана. Ей кажется, что в эту секунду она сможет разобрать любой звук даже в другой части дома — так напряжённо она вслушивается.

Это немного смешно и нелепо, но Гермиона уже уяснила: ответы можно получить разными способами, самые важные из них всплывают или совершенно внезапно, или добываются мучительно медленно и болезненно. Последнее — про Драко: получение от него информации сродни мазохизму, это неимоверно трудная задача. Она пока так и не разобралась в нём. В той стороне его личности, которая могла понятно сообщить о том, что — иногда она все же это признавала — ей хотелось знать. Так может быть, Гермиона сама сумеет сделать выводы. И, возможно, перестанет так сильно их бояться.

— Что случилось? — спрашивает она, когда тишина начинает давить на неё.

Гарри смотрит на подругу с любопытством:

— Он тебе не рассказал?

Ну, конечно же, нет.

— Напомни мне, — в её голосе сквозит настойчивость.

— В Мунго, — Гарри пожимает плечами, будто этой информации достаточно. — Он завёлся. Я завёлся. Я сначала решил, что это из-за Джастина. Я… как-то забыл о вас двоих. А потом он спросил меня, что бы я делал, если бы тебя убили. Насколько же выше твоей я ценю жизнь Рона, раз мне так наплевать. Я спросил: это что же, он не доверяет мне твою жизнь? И так переживает по этому поводу. Он ответил, что не доверил бы мне и жизнь личинки, так что… Вот и всё, — голос Гарри звучит горько, он сердито смотрит на немой экран.

Гермиона замирает, обдумывая то, что она могла бы сказать и из-за чего они ещё не спорили. Из-за чего они могут никогда не прийти к компромиссу.

— Я знаю, что ты переживаешь за меня.

— Ну конечно. Это всё, что он упомянул о тебе, — в основном просто бесновался. Но когда потом я об этом задумался… И знаешь, мы же вытащили палочки. В какой-то момент я решил, что мне придётся защищаться, и… потом я задался вопросом: а как бы к этому отнеслась ты.

Гермиона проницательно в него вглядывается.

— Гарри, только, чтобы защищаться?

— По большей части.

Она фыркает и качает головой, глядя, как на экране женщина улыбается бутылке с водой.

— Думаю, я была бы расстроена из-за вас обоих.

Он смотрит на неё пару секунд, потом медленно кивает, и в гостиной воцаряется тишина.

День: 1494; Время: 18

Гермиона чувствует, как её сердце стучит в такт шагам — бьётся о ребра, а ток крови ощущается в каждой частичке тела. Даже в глазах, перед которыми всё трясётся, — Гермиона только что врезалась в двери. Не повернись ручка, и от удара она бы рухнула на землю. В мозгу скачет такое множество мыслей, что она чуть не выпускает вспышку, дающую понять, что снаружи всё чисто. Это стало бы огромной ошибкой — ведь так она бы выдала их появление Пожирателям Смерти. Которое пока остаётся тайной, если судить по отсутствию цветных всполохов за окнами, криков и звуков взрывов.

Пламя свечей танцует на стенах, окрашивая комнату в оранжевый цвет, повсюду движутся тени, похожие на фигуры людей и монстров. Она слышала, что резиденция Ноттов — зловещее место, но ей казалось, что имеется в виду причина, по которой по-прежнему пугает Малфой-мэнор — воспоминания в стенах. Этот каменный особняк темнее, повсюду висят отвратительные портреты. Воздух затхлый и тяжёлый, порывы ветра колышут красные занавеси на фоне пыльной мебели. Домовые эльфы были здесь несколько лет назад, но появились слухи, что за последний месяц новые Пожиратели Смерти облюбовали это место. По крайне мере, это доказывают горящие свечи.

Мрачность комнаты заставляет Гермиону замедлиться, но совсем чуть-чуть — она помнит о существующей опасности. Звук её шагов гулко отдаётся в коридоре, и она переходит на бег, но чья-то рука вцепляется в её футболку. Вытаращив глаза и затаив дыхание, Гермиона рвётся вперёд.

Её хватает вторая рука и тащит назад. Она проглатывает зарождающийся крик и поворачивается, в одном кулаке сжимая палочку, а другим нанося удар по голове нападающего. Она слышит какое-то бряцанье на полу, одновременно дёргаясь и поворачиваясь, теряет равновесие, со всей силы втыкает во что-то палочку и только тогда замечает лицо.

— Га… — начинает Гермиона, но его ладонь, больно ударяясь о её зубы, тут же зажимает ей рот. Его пальцы такие же мокрые, как и её щёки, — июльская ночь душная и влажная.

Встрепенувшись, Гермиона убирает палочку, а Гарри рвано выдыхает и дико оглядывается по сторонам. Он отталкивает её от себя и, наклонившись, поднимает с пола свои очки. Из комнаты выходит сердито хмурящийся Люпин.

— Я не могу найти Рона, — шепчет она как можно тише, её руки всё ещё трясутся от паники. — Он был позади, но потом пропал.

— Надо идти на второй этаж, этот чист. Что с территорией? — шипит Люпин.

— Где ты видела его в последний раз? — в свете свечей видно, как побледнел Гарри.

— Мы найдём его потом, операция в разгаре. Нам надо прикрыть группу на вто…

— Снаружи. Он был за моей спиной, а теперь пропал, — повторяет Гермиона, её разум сконцентрирован только лишь на одном, а шок и страх вытесняют собой всё остальное.

— Ты проверила…

— Даже не думай об этом… — начинает Люпин, но, осекаясь, бросается вперёд, чтобы схватить Гарри за руку.

Тот успевает ускользнуть и бежит в коридор, Гермиона следует за ним. Она слышит шаги Люпина за спиной — в этом нет никакого смысла, она уже обыскала всю приусадебную территорию. Она трижды всё обошла, прежде чем направилась к дому и… вот же он.

— Рон? — шепчет Гермиона.

Постукивая палочкой по бедру, Рон, взволнованный, стоит у ведущей к двери лестнице, его глаза широко распахнуты. Гермиона лопатками чувствует исходящий от Люпина гнев, но её облегчение слишком велико, чтобы из-за чего-то переживать. Она уже решила, что снова потеряла друга, на этот раз прямо у себя под носом.