— С.Ч. Я…

— Гермиона.

Она с ужасом вскидывает глаза на Дина, ощущение чужого присутствия постепенно её покидает. Гермиону лишили её самого защищённого, надёжного убежища. Всего лишь на секунду, но этого достаточно, чтобы сейчас чувствовать себя грязной, и её мутит. Тошнота лишь усиливается, когда она видит кровь, сочащуюся из щеки Дина сквозь его прижатые пальцы.

— Зашей.

— За… Я не особо хороша в…

Дин сдвигает ладонь, теперь стискивая рану только двумя пальцами, и кожа отходит, оголяя мышцы и вызывая ещё большее кровотечение. Тёмно–красный порез пересекает его лицо, и Гермионе кажется, что если он уберёт руку, она сможет разглядеть внутренности его рта. Гермиона торопится, прижимает пальцы к его щеке и натягивает кожу, чтобы скрепить её заклинанием. Скорее всего, шрам выйдет толстым и неровным, но никого из них сейчас это не волнует.

Они высовываются из-за угла, расшвыривая Связывающие заклинания. Пожиратели Смерти заняты приведением своих товарищей в чувство или разрыванием пут, и их снова пятеро против двоих — Дин опять оттаскивает Гермиону в укрытие. Она скручивает одного противника, целится во второго, но Дин слишком поздно прикрывает их щитом, и в неё всё же попадает какое-то заклинание. Она слышит, как трещат кости в плече, и воет от боли. В мозгу вспыхивает воспоминание о бладжере, врезающемся в стену Хогвартса. От этого звука Дин непроизвольно опускает щит, и в ту же секунду жёлтый луч впивается чуть выше правого запястья Гермионы, взрезает кожу, и, успев зацепить бедро, исчезает. Мир окрашивается в чёрно-красную гамму, все чувства, кроме того самого ощущения, на несколько мгновений пропадают. Все, кроме того, от которого она бы с радостью избавилась.

Она заставляет себя продолжать движение и ныряет в относительную безопасность соседнего коридора. Прежде чем присоединиться к ней, Дин выкрикивает Убивающее заклятие.

— Ты в порядке?

Его голос звучит странно, будто он только что вышел из кабинета дантиста. У него онемело лицо — наверное, это реакция организма на полученную травму. Гермиона, не перестающая тихонько поскуливать от боли, сейчас бы только обрадовалась подобному. Но то ли левая рука начинает терять чувствительность, то ли просто привыкает к жалящей боли — Гермиона не знает. Судя по пульсации и намокшей одежде, кровь всё ещё вытекает из поврежденного запястья и раны на бедре.

Дин снова скрывается за углом, и ей приходится потянуться левой рукой, чтобы вытащить палочку из правой ладони. Гермиона понятия не имеет, может ли она пошевелить рабочей конечностью, и даже не хочет пробовать. Боль почти что ослепляет, а разгорающееся внутри пламя наводит на самые нехорошие мысли.

— Теперь они о нас знают. И направляются по коридору, понимая, что мы в меньшинстве. Так что только убиваем, давай, — отчаянно шепчет Дин, Гермиона напрягает мышцы так, что от боли перед глазами взрываются звезды, и они оба выпрыгивают из-за угла. Густой запах тёмной магии раздражает ноздри, заставляет глаза слезиться.

— Авада Кедавра, — выкрикивают они. От колдовства и потери сил колени Гермионы подгибаются.

Зрение начинает ухудшаться, и Гермиона шевелит правой рукой, чтобы послать импульс боли в шею и в мозг — лишь бы только очухаться. Они отскакивают обратно за угол, но остаётся ещё шесть Пожирателей — все выжившие уже пришли в себя и теперь наступают на них. Её правая рука бесполезна, кисть и бедро кровоточат так сильно, что кровь стекает по пальцам, заливая палочку. Времени зашивать порезы нет, они с Дином прислоняются спинами к стене, слишком истощённые своими ранениями и использованием магии, а в смежном коридоре слышится новая дробь шагов.

Вот и всё. Она умрёт здесь. Дин горько смеётся — отвратительный звук — и целует Гермиону, прижимаясь окровавленными губами к её вспотевшему виску.

— Я беру левую сторону, ты правую?

Он берёт на себя атакующих Пожирателей, она — прибывающее подкрепление. Дин знает, что всё кончено, — этот поцелуй был прощанием. Гермиона трясёт головой — в её мозгу вспыхивает последняя идея. В первый раз всё прошло не слишком гладко, но по крайней мере, она выжила. Гермиона наводит туман, концентрируя свою магию и проталкивая её в древко, — за пару секунд их обволакивает серым дымом. «Пусть перебьют друг друга», — думает она, задевая Дина левым плечом. Гермиона стаскивает обувь и вдавливается в стену; едва шаги с обеих сторон от них замирают, она медленно отступает в сторону. Дин шипит, спотыкаясь о её ботинки; до неё доносится слабый скрип — судя по всему, он тоже разувается.

Нагнувшись, она подбирает обувь и продолжает пятиться по коридору, пока на смену шёпоту за углом не приходит шорох поступи. Она швыряет свой ботинок влево, в конец коридора, стискивая зубы, чтобы не взвизгнуть от боли. Он с шумом падает где-то вдалеке, и тут же раздаются крики, вылетают яркие лучи, а Гермиона с Дином устремляются в противоположную сторону.

Она помнит дверь в другой части коридора — именно там они и спрячутся. В таких ситуациях Гермиона не считает это чем-то зазорным для себя — уж не тогда, когда другого выбора не остаётся. Ей всё ещё нужно отыскать друзей. Те слишком долго ждали, и она знает — ждут до сих пор, ведь ей необходимо в это верить. Она должна.

Гермиона шипит, когда пальцы Дина касаются её пореза и вытаскивают ботинок из её кулака. Он отбрасывает его в стену — новый всполох вспарывает мрак — и, дотронувшись до её руки, бросается бежать. Гермиона несётся следом, её лицо перекошено от боли — она старается крепко прижимать к боку свою правую руку. Размахивая левой, она что-то задевает, и палочка от удара летит на пол – слабые пальцы слишком скользкие от крови.

Почувствовав что-то сбоку, Гермиона широко распахивает глаза: она одна посреди коридора, Дин уже скрылся в тумане. К её губам прижимается ладонь, жёсткие пальцы впиваются в щёку, она замечает оранжевое пятно на чёрной фигуре и давится, сдерживая испуганный вскрик. Незнакомец поднимает вторую руку, разгоняет дым и наклоняется: и когда Гермиона судорожно пытается понять, каким образом Гарри умудрился проникнуть внутрь, она видит перед собой Роджерса.

Выражение его лица злое, её — шокированное. Он перестает махать ладонью, складывает пальцы кольцом, показывая ей знак «ноль», потом вскидывает пять пальцев, затем ещё два. Он вопросительно приподнимает голову, и Гермионе кажется, что она понимает, что именно ему нужно — растопыривает в ответ пять пальцев, стискивает руку в кулак и отгибает ещё один. Роджерс пялится на её покрытую кровью кисть, затем отрывисто кивает и переводит взгляд на тёмные фигуры, медленно их окружающие. У всех у них на руках виднеются оранжевые опознавательные знаки. Гермиона не чувствует жара активированной монеты, но как они здесь оказались, её сейчас не слишком волнует.

Лицо аврора расплывается, и Гермиона понимает, что дело не только в дыме. Пелена заволакивает разум, тело захлёстывает ощущение нереальности происходящего, и даже рывок плечом не особо помогает прийти в чувство. Пока Роджерс смотрит куда-то поверх её макушки, она старается подобрать слова, чтобы рассказать о Гарри, но аврор разворачивается на каблуках и исчезает в тумане. Гермиона стоит, покачиваясь, и ей кажется, что это всё сон. Тупая боль, серое марево, неясные силуэты вокруг. Как часто ей снилось подобное.

Вокруг талии осторожно обвивается чья-то рука, и, подпрыгнув, Гермиона отпихивает её от себя — где-то впереди раздаётся крик. Странный момент облегчения от появления подкрепления снова сменяется страхом. Обхватившая её рука напрягается, Гермиона впивается в неё ногтями и пытается наклониться, чтобы подобрать свою палочку, но вторая чужая рука подхватывает её под колени. Её вскрик от рези в потревоженном плече тонет в чужих воплях, она захлёбывается от накрывающих волн боли. Гермиона даже не замечает аппарации, пока снова не открывает слезящиеся глаза и не вдыхает чистый воздух.

— Твою мать, Грейнджер.

Это привлекает её внимание, возвращает из темноты агонии, и Гермиона моргает, вглядываясь в пятно лица и светлые волосы. Его лицо. То самое, которое она оставила в комнате, которое она… Сейчас это не имеет никакого значения. Она промаргивается, проясняя зрение, и стонет от новой вспышки боли.