Драко знал, каково это: быть при смерти. Гермиона задаётся вопросом: испытывал ли он то самое чувство, мучаясь которым, она умудряется заснуть, лишь накачавшись обезболивающим? То ошеломляющее ощущение одиночества. Зачем бы тогда он передал ей эту карточку, этот застывший момент смеха и дружбы? Почему хотел, чтобы она помнила?

Она прижимает фотографию к груди.

День: 1460; Время: 10

Ночью разыгрывается гроза. Мир за стеклом намокает, все цвета становятся темнее. Вчера за окном висело четыре листочка, сегодня же остался только один — почему-то самый маленький.

Гермиона опускает глаза на матрас, переводит взгляд на календарь, затем снова на одинокий лист. «Четыре года», — думает она, пробегая пальцами по краю больничной простыни. Другой рукой она стискивает фотографию, по-прежнему прижатую к груди. Четыре года её жизни, четыре года войны. «Это всего лишь время, — сказал ей как-то Драко. — Кажется, будто прошло десятилетие. Но цифры не имеют значения. Это всего лишь время». Но время — это всё, время — это их существование.

Четыре года, и осознание этого наваливается на Гермиону, будто неподъёмная тяжесть океана.

День: 1461; Время: 15

Она выписывается из больницы на пятый день. Сколько бы Гермиона ни прожила в этом мире, она не перестанет поражаться магии — и совсем не хочет, чтобы этот момент когда-нибудь наступил. Попавшее в неё тёмномагическое проклятье выжигало её изнутри и, распространяясь, отключало внутренние системы. Потребовалось четверо специалистов и пять целителей, чтобы не дать заразе поразить её сердце, а затем очистить и восстановить органы. Они остановили распространение магии ещё в первый день, но двое суток потребовалось, чтобы полностью вывести её из организма, и трое на то, чтобы окончательно вылечить Гермиону. Попади она в маггловский госпиталь, умерла бы минут через десять.

Гермиона была близка к смерти бесчисленное количество раз. Тяжёлые ранения, безнадёжные ситуации, Убивающие заклятия, пролетавшие в миллиметре от цели. Но человек никогда не сможет привыкнуть к смерти. Кое-кто из тех, с кем она сражается бок о бок, принял факт своей гибели — то, что, скорее всего, он не увидит конца войны. Драко один из них. Гермиона так и не смогла этого сделать, даже когда всё поняла в ту первую ночь. Она до сих пор не сдалась. И думая об этом, подозревает, что, дойдя до края, и Драко всё же не смог.

Малфой принял мысль о своей смерти, по крайней мере, о её вероятности, но он никогда не предавал себя. Именно поэтому он сражается до сих пор, оставив свою семью и друзей, лишившись даже Пэнси. Он сражался ради себя. Гермиона убивала людей, чтобы не погибнуть самой, но она всегда воевала за других. За невиновных, за будущие поколения, за друзей, семью и мёртвых.

В тот самый ужасный момент, когда сомнений в грядущем не осталось, Гермиона боролась за себя. Она стремилась спасти не других, а саму себя, и именно это желание оттащило её от края. Она отказалась от памяти о друзьях и семье, когда нуждалась в этом больше всего. И не знала, сможет ли когда-либо понять причину. Возможно, в самом финале именно любовь к себе и собственная сила заставляют держаться за жизнь. Когда жизнь и то, из чего она состоит, тает, человек остаётся наедине с самим собой.

Гермиона не может перестать думать о тех людях, которых она потеряла. Не может прекратить надеяться, что в конце, оказавшись лишь в собственной компании и без какого-либо выбора, они всё равно смогли вспомнить. Что перед их глазами промелькнула та самая жизнь, что превратила их в тех людей, кем они стали. И что они не были одиноки — у них остались воспоминания, которые они лелеяли в темноте подступающей смерти и, погружаясь в сон, чувствовали их пульсацию, будто биение материнского сердца.

День: 1461; Время: 19

МакГонагалл вынуждает её переночевать в штабе — буквально заставляет, отобрав палочку и заперев все портключи в своём кабинете. Гермиона бродит вокруг особняка до тех пор, пока глаза не начинают закрываться, а ноги заплетаться. Кровать Драко пахнет им, и ей интересно, как давно он в ней спал.

Она мучается бессонницей ещё час, поэтому лежит и пялится на полку. Опрокинутая рамка исчезла, но вместо неё появилась новая, повёрнутая фотографией к кровати. Гермиона смотрит и смотрит на снимок, тот самый, что оставила она, пока, наконец, не погружается в сон.

День: 1462; Время: 8

Она просыпается от плача; зрение проясняется, и Гермиона видит Драко, стоящего на кровати на коленях, и понимает, что плакала она сама. Она так резко вскидывает руки к лицу, что шлёпает себя по щекам, быстро стирая слезы. Как всегда невозмутимый, Малфой не сводит с неё глаз.

— Прости. Наверное, мне что-то приснилось, — ей немного страшно, что она плачет во сне. А ещё по той причине, что Драко застал её в своей кровати, в то время как в доме есть множество других мест, где Гермионе надлежало спать.

Похоже, Малфой колеблется, но вот он переводит взгляд на часы, и это всё решает.

— Финниган в больнице, Саймон погиб, Тим умер той же ночью, когда тебя ранили, едва мы туда добрались. Роджерс вернулся. Ты навестишь Финнигана или примешь участие в операции сегодня вечером?

Гермиона пару секунд, моргая, смотрит на него и пытается переварить обрушившуюся на неё информацию.

— Саймон, — шепчет она и грустно качает головой. — С Симусом всё в порядке?

— Должен вернуться завтра утром.

— С каких это пор мы навещаем друзей просто так? Особенно тех, кто не при смерти?

— Что ж, я пытался избежать вопроса о твоём психическом состоянии, но раз уж я так поступал неоднократно, а ты понимаешь намёки, только если тебя ими лупят по лбу, спрошу прямо: ты в состоянии приступить сегодня к работе?

— Да, — рявкает она, отвечая ему не менее сердитым взглядом.

— Тогда поднимайся, — Малфой соскальзывает с кровати и вскакивает на ноги.

Гермиона замирает, руководствуясь ребяческим желанием продемонстрировать, что она сама решает, когда именно ей вставать. Её взгляд снова падает на фотографию на полке, но она так быстро отводит глаза, что Малфой ничего не замечает. Она не хочет, чтобы Драко почувствовал неловкость или понял, насколько для неё важно, что он не просто сохранил снимок, а вставил его в рамку. Для неё это значит даже больше, чем должно было бы.

— Наверное, ты единственный человек, который настолько вырос как боец и при этом продолжает находиться на волосок от смерти в девяти случаях из десяти, — Малфой произносит это так тихо, что Гермиона почти забывает, что это оскорбление.

— Для такого серьёзного человека, ты слишком любишь преувеличивать, — фыркает она и пытается разгладить складки на рубашке, будто это имеет какое-то значение. Гермиона ненавидит эту одежду. В ней она чуть не умерла.

— Если я сильно преувеличиваю — что неправда, — то не намного. И какое отношение серьёзность имеет к преуве…

— Где здесь вообще смысл? Это же одно и то же.

— Я не утверждал обратное, — он внимательно смотрит на неё, когда она поднимает голову.

— Что ты тогда имеешь в виду? Типа, люди врут во время разговора каждые десять предложений?

— Я не лгал.

— Я этого и не говорила, просто вспомнила сейчас об этом, вот и спросила.

Едва Гермиона снова вскидывает на него глаза, он пронзает её тяжелым взглядом и медленно произносит:

— Тебе стоит отдохнуть этим вечером, Грейнд…

— Я не собираюсь…

— Ты…

— Мне это нужно, — в её голосе явственно слышится мольба, и это не остаётся незамеченным. Она уверена: Драко всё понимает, возможно, благодаря собственному опыту, но он знает, о чём она говорит.

— Ладно, — Малфой замолкает. Смотрит на свою руку, затем протягивает Гермионе коробочку с изображением феникса — внутри лежит портключ. — Я удивлён, что на этот раз она отступилась.

— Кто?

— Смерть. У вас с ней плохие отношения с самого начала войны, особенно с… Я удивлён, что она от тебя отступилась.

— У неё не было выбора, — хмыкает Гермиона.