Саймон пытается её поднять, но с тихим воем валится назад. Гермиона подтягивает ногу, и что-то вонзается в ствол прямо перед её носом. Она чувствует, как в лицо летят щепки и ветки, а верхушка дерева начинает крениться. Гермиона вскакивает на ноги, гадая, куда оно завалится, и тут что-то попадает ей в бок.

Возможно, где-то есть бойцы, которые не издают ни звука. В ответ на боль, они атакуют и затихают, чтобы не выдать своё местоположение. Гермиона совсем не такая: она с криком прыгает в сторону, будто отскакивая от раскалённой плиты. Потому что ей горячо, чертовски горячо — ощущения такие, словно что-то разрывает её изнутри, проходя сквозь такие важные и нежные органы. Она налетает плечом на ствол, хватается за бок и сжимает губы — вместо крика у нее теперь вырываются лишь всхлипы. Саймон выпускает Связывающие заклинания и, впиваясь пальцами в рубашку, тянет Гермиону на себя.

— Гермиона? — кто-то выкрикивает её имя высоким от страха голосом. Какая-то девушка. Зелёные лучи немедленно несутся в сторону зовущего, и Гермиона вскидывает палочку в том направлении, откуда вылетели заклятия, но давится слюной, пытаясь что-то сказать.

Она понятия не имеет, кто именно настолько глуп, чтобы её позвать, и лишь надеется, что этот кто-то ещё жив. Саймон тащит её прочь от дыма, пока тот не начинает редеть.

— Всё нормально?

Страх Гермионы превращается в злость, за которую она и цепляется. Эмоции мешают в бою, провоцируя ошибки, однако она так и не научилась их подавлять. Страх для неё привычен, но он делает человека слабее. Гнев придаёт Гермионе сил, пусть и лишая рассудительности, но с неё уже хватит.

— Приготовься.

Она снимает свои чары, убирает ладонь от бока и держит палочку прямо перед собой. Едва Гермионе кажется, что она засекла какие-то тени, она принимается палить Оглушающими заклинаниями, и Саймон следует её примеру. От боли её прицел сбивается, но как раз это она научилась контролировать. Она не промахнётся: ведь если она видит Пожирателей, то и они смогут её разглядеть.

Они с Саймоном выпускают по дюжине лучей каждый, но когда туман сменяется лёгкой дымкой, на земле виднеются всего три тела. Два из них принадлежат Пожирателям Смерти, а у третьего рыжеют длинные волосы Джинни. Наверное, подруга услышала её крик — широко раскрыв глаза, Гермиона идёт вперёд, помня о том, что в сторону оклика вылетела Авада. Ноги не слушаются, и Гермиона со стоном падает на землю. Бёдра немеют, она старается подняться, несмотря на сопротивление мышц, но всё тело пронзает резкая боль.

Она садится, рукой помогая себе развернуться лицом к дому так, чтобы иметь хороший обзор и справа, и слева. Гермионе остаётся лишь надеяться на то, что из леса больше никто не появится.

— Свяжи…

— Они мертвы.

— Что?

— Уизли в порядке, — торопливо откликается Саймон, прекращает действие Обездвиживающего заклинания и смотрит на Гермиону так, будто она может на него напасть. — Пожиратели Смерти.

— Гермиона! Гермиона, как ты? — надрывается Джинни, перекатывается на ноги и бежит к ней.

— Джин, вы с Гарри в порядке? — выдавливает Гермиона сквозь зубы — все её внутренности горят огнем.

— Да, в порядке. Подоспело подкрепление, Пожиратели Смерти с той стороны дома, но…

— Мы должны идти туда, — она понятия не имеет, сможет ли.

— Гермиона, ты плохо выглядишь. Они всё держат под контролем, поверь мне, иначе я бы здесь не стояла. Малфой даже забрал двух пленных, а ты же понимаешь, он бы не ушёл… — объясняет Джинни. Гермиона остаётся на месте — она слышит чей-то смех и крик о том, что всё чисто.

— Те Пожиратели Смерти сражались, пока не рассеялся туман, мы использовали только Обездвиживающие, значит, убили их не мы, — Саймон указывает пальцем, пока Джинни пытается уцепить Гермиону за руку. Та со слабой улыбкой мягко отталкивает подругу.

— Ты что, работаешь в Отделе Тайн? — рявкает Джинни — в этот момент она так сильно похожа на свою мать, что Гермионе становится неуютно. — Они наверняка прикончили друг друга, потому что знали: деваться им некуда, а выдавать информацию они не хотели!

— А почему они не ап…

— Гарри установил барьер, никто не мог аппарировать. Гермиона, ты…

— Думаю, мне надо в больницу, — Гермиона ничего не может с собой поделать — в её голосе сквозит тревога. Мучительная резь отступила, сменившись онемением. Она чувствует благодарность, отлично осознавая, что это нехороший знак, особенно если принять во внимание, что за пределами потерявшей чувствительность области боль осталась, будто бы… распространяясь. — Мне кажется, что-то не так.

— Ладно, да, я всем скажу. Саймон…

— У нас ведь есть лекарства в убежище, верно? Мне этого хватит, это всего лишь царапина.

Залезая ладонью в карман, Гермиона впервые замечает кровь на его рубашке.

— Ты уверен?

— Я в норме, — Саймон внимательно смотрит на неё, и она не понимает почему, пока он не начинает её осматривать. Кровотечения нигде нет, кроме как из порезов на ладонях. Гермиона догадывается, о чём он думает, и, несмотря на лёгкость в голове, дарующую столь неестественное спокойствие, её немедленно охватывает злость. Она не станет первой, кто отправляется в больницу, чтобы избежать участия в операции, вот только она никогда не будет в числе симулянтов.

Но Гермиона ничего не говорит и обхватывает портключ пальцами. Резко выдыхая, она вырывает его из кармана. Какое бы проклятье сейчас ни расползалось по её телу, у неё больше нет времени.

— Я люблю тебя.

От слов Джинни голова Гермионы дёргается, голубые глаза подруги наполняются слезами, и Гермиона выдавливает смешок:

— Со мной всё будет хорошо. Я же всегда в порядке.

День: 1456; Время: 23

Гермиона Грейнджер не в порядке.

Она не знала, сколько времени провела, дрейфуя на грани потери рассудка, сколько кричала, сколько зелий в неё влили силой, сколько заклинаний произнесли или насколько близко она была к смерти. Её разум превратился в месиво бесполезных обрывочных мыслей. Вокруг суетились целители, поддерживали в ней сознание ради большей точности своих манипуляций. Менялись лица и цвета, но боль оставалась прежней.

Мало-помалу Гермиона утрачивала связь с реальностью, пока в какой-то момент не дошла до самого края. Она почувствовала, будто что-то утягивает её сквозь кровать, туда, где терзающая резь притуплялась вместе с чувствами. Гермиона больше не обращала внимание ни на людей, ни на боль, ни на покрывавшие лицо зелья, выплеснувшиеся от криков. Вопли вокруг приглушились до шёпота, подступила тишина, и Гермиона всё поняла.

«Это смерть, — подумала она. — Умирание». Ей казалось, будто нечто отщипывало по кусочку от того, что когда-то было ею. Воровало её саму у собственного разума, эмоций, воспоминаний. Надвигалась серость, в которой не оказалось никого. Ни Невилла, ни Фреда, ни Дамблдора, чтобы куда-то её отвести. В этот самый момент, в конце её жизни, ни один человек не склонился над ней с просьбами о возвращении. В голове не звучали ничьи голоса, перед внутренним взором не проносились воспоминания, не было даже лестницы с ангелами.

Не было ничего, кроме обещания утраты всего. Она ещё никогда не испытывала подобного одиночества, не понимала, что же это такое, пока не начала умирать. В финале пути не было ни друзей, ни членов семьи, которые бы умоляли её бороться, — была только лишь она сама.

День: 1457; Время: 20

Она просыпается в темноте больничной палаты. Вокруг царит тишина.

День: 1458; Время: 14

На прикроватной тумбочке лежит записка и фотография. Гермиона, Лаванда и Невилл сидят на диване и смеются. Возвышающийся за их спинами Драко с ужасом смотрит на экран. Дин, Симус и Колин валяются на полу, делая вид, что их сейчас вырвет. Они тогда смотрели какую-то романтическую комедию, и такая реакция была спровоцирована решающей сценой признания в любви, оказавшейся до ужаса сентиментальной.

Малфой попросил меня передать тебе это. У меня в доме есть снимки лучше, но я не смог туда вернуться. Не знаю, зачем тебе могло это понадобиться, но… Прости, у нас не было возможности остаться. Приказы. Я не хочу знать, как близко ты была в этот раз. Я тебя люблю. Скоро увидимся, Гарри. И приписка другим почерком, и мы.