— Я собираюсь позавтракать с твоей матерью.
— С каких это пор ты хочешь проводить время с моей матерью?
Гермиона пожимает плечами, проводит пальцем по складке на записке и смотрит, как он потирает подбородок.
— Я ей нужна.
Он поднимает глаза от папки, которую нашел в ее вещах, и хмурится.
— Уизли будет в порядке, если ты подождешь час.
Она закрывает глаза.
— Не знаю, — шепчет она.
— Подожди — ты только что призналась, что чего-то не знаешь?
— Не знаю.
— Я не удивлен, Грейнджер.
— Не знаю, — слова вырываются с выдохом, как будто ее ударили в живот.
— Тогда разберись, Гермиона! — кричит он.
Она открывает глаза, ее кровь мчится и заставляет все тело пульсировать.
— Не знаю.
— Как и я.
— Не знаю.
— Я не удивлен, Грейнджер.
Она хочет разорвать все на части. Она хочет схватить его своими руками и почувствовать жестокость его разрушения.
— Не знаю.
— Как и я.
— Не знаю.
— Тогда разберись, Гермиона!
— Не знаю.
— Все в порядке.
— Не знаю.
— Как и я.
Гермиона делает глубокий, дрожащий вдох и трет горящие глаза.
— Я собираюсь встретиться с твоей матерью.
— Перестань волноваться, Грейнджер. Сперва ты ей не понравишься, но она привыкнет.
Она встает, чувствуя, как немеют ноги, и сжимает кулаки.
— Это не то, чего я хотела, — грубо шепчет она, потому что правду нельзя выдать спокойно, когда так больно. Она должна прорваться из твоего нутра и разорвать половину сердца.
— Это не… никогда не станет… — она замолкает, и он смотрит на нее, смущенно наморщив лоб. — Это все, что осталось, — хрипит она, и горячие слезы текут по ее щекам.
Он отодвигается, встает, обходит вокруг стола и протягивает ей руку. Она передергивает плечами, качает головой и касается кончиками пальцев, когда пытается оттолкнуть его. Он дергается, пытаясь схватить ее за руку, но она вырывается и, он тянет ее к себе, пока не вжимает в стену своей груди. От него пахнет только персиками.
— Это все, что ты мне оставил, я больше так не могу! — кричит она, толкая его в грудь, пытаясь убрать его руки, ударяет кулаком в плечо.
Он только крепче прижимает ее к себе. Слезы текут быстро и тяжело, прерывистые всхлипы вырываются из горла. Он шепчет ей в волосы слова, которых она не слышит, но знает, что слышала их раньше, и хочет, чтобы он разорвал ее, чтобы тоже освободил. Она не может ни видеть, ни дышать, она уверена, что умирает, что, наконец, потеряла всякий здравый рассудок и силы, захваченная морем, — и тонет без единого шанса спастись.
***
Гермиона подскочила от движения, которое уловила боковым зрением, ее сумка с глухим стуком упала на пол, когда она развернулась и вытащила волшебную палочку. Она прищурилась от заливающего комнату света и моргнула, увидев поднятые брови и ленивую ухмылку Малфоя.
— А вот и твое гриффиндорское нетерпение. Предполагается, что ты медленно отравишь меня — так сухой выйдешь из воды и получишь поместье.
Она закатила глаза, ударив его по руке.
— Если бы я вышла за тебя только из-за твоего состояния, ты должен был бы оказаться богаче всех отчимов Блейза, вместе взятых…
— Может, так и есть, — он пожал плечами.
— Любовь или жадность. Вот единственный способ с тобой справиться.
— Я тронут. Почему мы снова вместе? Я мог бы просто жениться на своей работе и подвергнуться такому же насилию.
— Потому что на то, чтобы раздуть твое эго, нужна целая жизнь, и только я способна это сделать, — ответила она, проиграв борьбу с улыбкой из-за его раздраженного смеха. Он открыл было рот, чтобы ответить, но она снова шлепнула его по руке. — Что я говорила насчет того, чтобы красться среди ночи?
Они вместе уже больше пяти лет, но ей не требовалось и четверти этого времени, чтобы понять выражение, которое появлялось на его лице, когда он был взволнован чем-то порочным. Ей потребовалось время, но она точно знала, что он собирается сказать.
— Разве не ты в прошлом месяце рассказала мне кое о какой фанта…
— Я снова тебя ударю.
— Да, — сказал он с ухмылкой и притянул Гермиону к себе, когда она повернулась за сумкой. — Полагаю, это было…
— Очень сложно, — предупредила она. — Почему ты был в темноте? — Если бы это было так, вероятно, он не удивился бы нацеленной на него палочке. Он был крайне искусен в том, чтобы оставаться в образе во время… игр.
— Я собирался спать. — Он поцеловал ее прежде, чем она успела сказать, как устала. Наверное, он заметил ее помятый, измученный вид и все сам понял. Он сместил их на два шага назад в направлении спальни, забирая сумку из ее рук.
— Не бросай ее, — предупредила Гермиона и приподнялась на цыпочки, чтобы снова поцеловать, когда он отстранился.
— Я думал, ты занималась свадебными приглашениями для Лавгуд.
— Верно, но мы не смогли решить, поэтому я захватила домой несколько вариантов. Луна выбрала эту ужасную… стеклянную штуку. Только не спрашивай, каких сов она собиралась отправить с доставкой.
Он что-то пробормотал себе под нос, ставя сумку на пол, и одним движением руки погасил свет.
— Посмотрю на них завтра.
— Они заткнули наши за пояс. До сих пор не понимаю, почему она выбрала меня в подружки невесты.
Гермиона не видела его лица в темноте, но знала, что он приподнял обе брови — левая чуть выше правой — и слегка изогнул губы.
— Наверное, она вообразила все то чудесное, что смогла бы запихнуть тебе в волосы, чтобы отпугнуть своих воображаемых созданий. — Он замолчал, когда она фыркнула. — Нет? А вот я совершенно уверен, что именно так все и будет. И мне придется неделями выковыривать творения Лавгуд из твоих кудрей.
Она зевнула, последовала за ним к кровати и сбросила туфли.
— Моя… невероятная… способность…
— Отлично, Грейнджер. Я как раз… — он бросил носок в сторону корзины для стирки и указал на «Хранитель пустоши» на ночном столике, — дочитаю оставшиеся страницы между твоими паузами, а то еще засну в промежутке.
— Заткнись. Я слишком устала, чтобы думать, иначе сказала бы что-нибудь настолько остроумное, что оно превзошло бы все остроумное, что когда-либо было сказано.
— Ага, — медленно произнес он, и она выглянула из кучи одеял. Поймала в темноте его улыбку и скользнула ногой по его холодным стопам, когда он с жаром обнял ее за талию.
Драко нежно поцеловал ее в губы, в щеку, и она закрыла глаза, засыпая. Она ощущала, как ритм его дыхания совпадает с ее.
***
Он поправляет рамку с фотографией с их помолвки, делая шаг назад, вперед, назад, желая убедиться, что она висит абсолютно ровно. Малфой часто это делал — она всегда наклонялась без всякой видимой причины или из-за того, что за стеной находилось изголовье их кровати. Это уже четвертая рамка, пока Гермионе не надоело и она не прикрепила ее заклинанием, чтобы предотвратить неизбежное падение. Если бы она была суеверной, то могла бы понять — это что-то значит. Может, ей и следовало это понять.
Гермиона скрещивает руки на груди, наблюдая, как он изучает фотографию. Иногда она задается вопросом, действительно ли Малфою настолько нравится снимок или дело в его потребности в порядке, которая граничит с одержимостью. Она никогда не была грязнулей, но допускала пыль и скопление кучи белья, поскольку бóльшую часть времени работала. Бывали дни, когда она возвращалась домой и видела идеальный порядок и, зная, что Драко никогда бы сам все не вычистил, задавалась вопросом, не призвал ли он без ее ведома домового эльфа. Он всегда отрицал это и никогда не ломался под ее подозрительным взглядом, и Гермиона пообещала себе когда-нибудь его поймать.
Она помнит каждое мгновение той вечеринки, и жар его руки, постоянно придерживающей ее за спину. Помнит тот момент, когда в углу комнаты своими пальцами скользнула между его пальцев, и как сразу поняла, что он принадлежит ей навсегда. Вопреки всему миру, или ради него, или из-за него — Драко принадлежит ей.
