Изменения были не особо значительными. Просто пока он дошёл от дверей мэнора до места, испещрённого его же глубокими следами, в нём что-то сдвинулось. Что-то сдвинулось, изменилось и никогда уже не станет прежним. Смерть матери означает, что ты никогда уже не будешь таким, как раньше. И той ночью он оплакивал свою утрату. Оплакивал мать и того человека, которым он был до того, как увидел грустную девушку, стоявшую по другую сторону его жизни. Ту часть себя, которую уже никогда не сумеет обрести — её. Свою маму. Никогда больше.

Той ночью Драко сидел в её комнате. В простой гостиной, которую Нарцисса планировала целый год, решая, какой же она хочет её видеть, и подбирая соответствующие предметы интерьера. Закончив работу, она так собой гордилась. Будто это было величайшим свершением в её жизни.

Годы спустя после ремонта, когда Драко было тринадцать, мама призналась ему, что эта комната в точности повторяла ту гостиную, что была в её родительском доме. За исключением пары кое-каких личных деталей, она была копией. Именно туда сбегала Нарцисса. И теперь, достаточно повзрослев, чтобы всё обдумать, Драко понял: его мать постоянно в ней находилась. Всегда сбегала. Пытаясь вернуться домой.

И вот он сидел там. Глядя в окно, в которое смотрела она, устроившись там, где она сидела, занимая её комнату. Маленький мальчик внутри него надеялся, что она всё же нашла свой путь домой.

Уилтшир, до Башни: 7 лет и 5 месяцев

Драко завернул за угол и проехал в носках по полу, пока не уткнулся в ковёр. Покачнулся, проверяя гравитацию, но не особо обращая на это внимания, и, даже не восстановив равновесия, рванул дальше, прижимая к себе пальтишко.

— Мама! Мама, ты же говорила, что сегодня мы полетаем!

Он ждал уже три года — по крайней мере, именно столько он помнил. Блейз, правда, заявил, что ему пришлось терпеть четыре года, так что Драко заявил, что прождал все шесть. Миллисента назвала его лжецом, ведь никто не помнит себя в возрасте двух и трёх лет, на что Драко обозвал ее глупой. Мама заставила его взять свои слова обратно — Миллисента жаловалась и плакалась обо всем на свете, — но Драко воспротивился, потому что это была правда. Отец сказал, что у женщин в мозгу не хватает клеток, Драко ничего не понял, но затем папа добавил, что тетя Бэлла — идиотка, и он начал догадываться о значении отцовского заявления. Миллисента — девчонка, и, значит, она глупая. Как бы там ни было, никто не смел называть Драко лжецом. Папочка всегда очень злился, если подобное случалось.

Мама рассмеялась, забирая у сына пальто и встряхивая.

— Говорила, разве нет?

Ну разумеется. И он специально дождался десяти часов, когда завершился завтрак и мама выпила чай в своей комнате. Которая на самом деле была гостиной — именно так её называл отец, но Драко мысленно окрестил её «маминой комнатой», потому что именно там мама и была всегда. В ней она проводила больше времени, чем даже в собственной спальне.

Он удостоверился, что готов и одет, а потом ждал в коридоре возле зала с дедовскими часами, чтобы не пропустить условленный час. Ему потребовалась целая вечность, чтобы добраться до её комнаты, но вот он здесь, мама возвышается прямо над ним и выглядит при этом вполне довольной. Драко решил, что это хороший знак. Как если бы она сказала ему «возможно», потому что её «возможно» всегда означало «да».

Нарцисса присела на корточки и протянула пальто, помогая сыну одеться, пусть тот больше и не нуждался в её помощи. Но Драко позволил ей придержать ему одежду. Ведь вокруг не было никого, кто бы мог заявить, что Малфой-младший уже слишком взрослый, пусть он и сам это отлично знал.

Нарцисса вызвала одного из домашних эльфов, и, пока она одевалась, Драко натягивал обувь, а затем пошёл за ней по коридорам. Мама всегда находила нужный путь, а он так и продолжал теряться, если вдруг оказывался в крыле, куда обычно не заходил. Его дом был похож на лабиринт — именно так ему говорили все те дети, что приходили в особняк вместе с родителями. Гойл заявил, что им так кажется только потому, что они бедны и живут в маленьких домишках, но отец уверил, что все гости, посещающие их приемы, богаты и занимают в обществе высокое положение, а ещё потребовал от сына произвести на них хорошее впечатление. Так что Драко решил, что Гойл чем-то похож на девчонку.

Стояла зима, Рождество прошло два дня назад. Драко получил в подарок новенькую метлу, «лучшую на рынке», как гласила этикетка. Но о такой модели он никогда прежде не слышал. И датой выпуска был указан следующий год. Интересно, неужели кто-то переместился во времени, чтобы преподнести её ему?

На нём были новёхонькие ботинки из драконьей кожи — его нога выросла на целый размер. Они всё ещё блестели — Драко надел их впервые и ощущал себя очень важным, пробираясь через снег.

Его мать остановилась, посмотрела на него и хмыкнула. Ему стало жарко, когда она снова присела на корточки и начала застёгивать пуговицы на его пальто.

— Я сам могу это сделать.

— В этот раз я тебе помогу, — она быстро продевала пуговицы в петли.

— Брат Малкольма сказал, что полёты на метле — это как быть свободным. Но это же глупость, ведь он свободен и без метлы. Папа сказал, что он — слабоумный человек, — Драко не знал значения этого слова, но понимал, что слабость подразумевает нечто плохое.

— Но полёты на метле не для робких сердцем, Драко. Ты должен быть сильным, — она просунула последнюю круглую пуговицу в петлю и огладила плечи сына. — Полёты во многом связаны с состоянием свободы. И, чтобы быть свободным, ты должен быть сильным.

— Мама, но я уже свободен, — Драко улыбнулся — один из зубов с левой стороны отсутствовал.

Мама просила, чтобы он позволил зубу выпасть самостоятельно, но Драко спрятался в ванной возле своей спальни, сжал его пальцами и зажмурился. Он дёргал и раскачивал его взад и вперёд, пока не почувствовал, что тот выходит из десны. Именно в этой ванной комнате Драко вытащил свой первый зуб, именно там он практиковался в произнесении ругательств, отмечая, как те соскальзывают с языка. Он иногда слышал, как папа говорит эти слова за дверями закрытого кабинета. Или следил за слугами, пока те думали, что поблизости никого нет.

— Мерзкие маленькие грязнокровки, — шептал он в зеркало и улыбался щербатой улыбкой, чувствуя прилив адреналина от нарушения правил.

Мама терпеливо улыбнулась ему и отвела волосы от его лица. Он уже достаточно вырос, чтобы возмутиться, когда в прошлом месяце она точно так же сделала на глазах Блейза, и тот обозвал его неженкой. Драко не знал, что это значит, но брат Блейза назвал так самого Блейза, когда тот плакал, и Драко сомневался, что это комплимент. Так что больше он не позволял своей матери так делать в чьём-либо присутствии.

— Ты поймёшь, что я имею в виду, — она улыбнулась. — А теперь подними метлу так, как тебя учили.

На это Драко потребовалась две попытки, но мама, вроде, им гордилась, так что он остался доволен собой.

— Что теперь?

— Чтобы летать, Драко, нужен контроль. Требуются сила, контроль, доверие и умение. Но больше всего нужна вера. Драко, ты веришь в то, что можешь летать?

Драко оседлал древко — он это видел очень много раз. Всё оказалось даже лучше, чем ему казалось, когда он смотрел на других.

— Драко? — прошептала мама, и он посмотрел на неё.

— Я могу летать, — кивнул он.

— Тогда ты полетишь.

Драко нахмурился и опустил взгляд на зажатую в маленьких кулачках метлу. Его ноги всё ещё прочно стояли на земле.

— Мама, она не летит, — проинформировал он её тем самым голосом, которым пользовался отец, стоило маме сказать что-то глупое.

— Мне казалось, ты сказал, что можешь летать? Что можешь поверить?

— Я могу поверить, — теперь он был серьёзен, круглые серые глаза впились в мать в попытке в этом убедить.

— Тогда закрой глаза, Драко. Закрой их… Ты видишь это? В своём воображении? Ты паришь над землей.

Драко крепко зажмурился, представляя себе эту картинку. Поднял ноги; висевшая в воздухе метла покачнулась, едва он снова встал. Драко несколько секунд старался, но потом сдался, выдохнул и открыл глаза.