Временами Грейнджер бывала странной. Отмачивала нечто ей действительно несвойственное, и Драко не знал, было ли это связано со стрессом, войной или являлось просто маленькими причудами, которых он не замечал раньше. Но те случаи, когда она так вела себя, всегда выбивали его из колеи. Однажды он сказал ей, будто думал, что она сумасшедшая — на полном серьёзе! — и она ответила, что иногда ей приходит в голову та же мысль. «Но такими порой становятся все,» — сказала она, и, поразмыслив, он был вынужден согласиться.

Он снова почувствовал её пальцы — она тащила его по улице, которую он чуть было не пропустил. Драко пробормотал первое пришедшее на ум ругательство, чтобы постараться скрыть оплошность, но Грейнджер, похоже, была слишком поглощена ощупыванием его, чтобы что-то комментировать.

Её ладонь опустилась на его запястье, затем её пальцы накрыли его. Потом Гермиона снова сжала его предплечье. Кажется, она не понимала, куда пристроить руку, и Драко просто пялился прямо перед собой, сообразив, что несмотря на нерешительность, она, очевидно, не собирается его отпускать. Малфой знал, что Грейнджер вспыхнет румянцем, стоит ему повернуть голову, чтобы на неё взглянуть. Покраснеет так же, как тогда, когда они смотрели фейерверк или как тогда, когда она начинала неосознанно флиртовать с ним и понимала, что происходит, лишь пару минут спустя. Может, даже так же сильно, как в тот раз, несколько месяцев назад, когда они застали у стены одну из шлюшек, или когда три недели назад он, потянувшись, случайно коснулся рукой груди Гермионы.

Драко не знал, что ему делать, поэтому продолжал идти, ничем не показывая того, что он заметил её прикосновения. И ничем не выдав своего знания, когда Гермиона отодвинулась, слишком смущённая собственными действиями и не понимающая, куда же ей деть свою руку.

Открыв дверь в дом, Драко откашлялся, и Грейнджер последовала за ним, будто Малфой был в курсе того, что именно так она и поступит.

— Министерство хочет знать, не передумал ли ты относительно снятия чар вокруг фамильного мэнора.

Выуживая ключ из кармана, Драко прижал язык к верхним зубам и покачал головой.

— Передай им, мне никогда не рассказывали, как снять чары, и даже не давали такой возможности.

Она не ответила; Драко вставил ключ в скважину, почувствовал пальцами щелчок и повернулся всем телом, чтобы взглянуть на Гермиону. Она неуверенно смотрела на него, и да, конечно же, Малфой врал. Но он знал и то, что Грейнджер, среди прочего, отвратительная врунья, и что для них обоих будет лучше, если она поверит ему в достаточной мере, чтобы постараться убедить в этом Министерство. Если бы там думали, что Малфой в курсе, как это сделать, но не собирается никого впускать, момент, когда Драко пришлось бы снова сниматься с места в попытке скрыться, стал бы лишь вопросом времени. Такие люди, как Драко, потеряв свою ценность, могли рассчитывать только на Азкабан.

— Ладно, — Гермиона проговорила это так медленно, словно при произнесении звуков ей приходилось концентрироваться, чтобы ворочать языком и шевелить губами.

— Вот почему я здесь, а не прячусь там, где безопаснее и гораздо меньше работы.

Она кивнула, позволяя себе купиться и поверить. Обманывая себя, ведь Гермиона тоже знала, что лгунья из неё никудышная.

— Я обязательно передам, — она кивнула, и он кивнул в ответ, поворачиваясь обратно к двери.

Гермиона увидела в этом знак, что ей надо уходить, и Драко отсчитал три ступеньки, прежде чем заговорить и остановить её.

— Эй, Грейнджер?

— Да? — она стремительно обернулась, на лице — такое выжидательное выражение, что Драко сбился.

— Э… Я здорово провёл вечер. Спасибо за эти впечатления.

Она мимолетно улыбнулась, но всё её внимание предназначалось полу. Она сжимала руки, непрерывно постукивала пяткой по ковру. Гермиона нервничала, и Драко тоже заволновался. Она вела себя странно с момента, как они двинулись к дому, и если Грейнджер что-то и беспокоило, выглядела она так, будто готовилась поделиться причинами переживаний.

Гермиона подняла глаза, и Драко ощутил, как его тело сковывает мрачное предчувствие. У Грейнджер было решительное выражение. Наклон подбородка, изгиб губ, взгляд — все это он видел и в Хогвартсе, и совсем недавно, когда она собиралась сделать то, что ему не понравится.

Драко закрыл дверь, прежде чем Гермиона хотя бы шагнула в его сторону, и крепко ухватился для устойчивости за ручку.

— Помнишь, ты сказал, что это были мелкие незначительные решения, которые они приняли и которые в конечном счете так сильно на них повлияли? И, когда такие моменты случаются, никто этого не понимает. Ты не можешь их распознать, ведь это просто жизнь. И контролировать её мы не в состоянии.

Сведя брови, Драко следил за приближением Грейнджер, сначала не имея понятия, о чём она говорит, а потом недоумевая, почему она опять вспомнила о фильме. Гермиона смотрела на него не мигая, на лице её застыла решительность, но руки по бокам по-прежнему двигались, выдавая нервозность.

— Мне кажется, первым таким эпизодом был ее уход в первый раз. И вероятно, это не должно было оказаться чем-то сильно значимым, но так уж вышло. И количество изменённых событий стало огромным. Существуют по-настоящему серьёзные моменты и по-настоящему мелкие, они значат много или мало, но это от нас не зависит. Мы можем лишь упустить их или принять, а там будь что будет. И никто не знает, что лучше: потерять шанс, воспользоваться возможностью, или же в обоих случаях придётся сожалеть о принятом решении. Мы лишь знаем, что это жизнь и что… И что нельзя упустить всё. Иногда ты должен совершать какие-то, пусть и неправильные, поступки, чтобы удостовериться. Потому что они могут обернуться ничем, могут — чем-то очень важным, а могут оказаться мелкими, кажущимися ничтожными событиями, которые в конечном итоге обретут огромную ценность. Понимаешь?

Стараясь переварить всё то, что Гермиона тут сейчас наплела, Драко смотрел на неё до тех пор, пока она не подошла и не застыла перед ним. Она становилась все нетерпеливее, её глаза лучились мольбой, будто бы всё зависело от его ответа. Но Драко мало что понимал: он с трудом мог осознать происходящее, не говоря уж о её словах. Так что он медленно качнул головой, лицо Гермионы под его взглядом смягчилось, и она кивнула в ответ.

Грейнджер вздохнула и задержала дыхание, её ладони невесомо лежали на его предплечьях — она касалась его, чтобы, поднявшись на цыпочки, сохранить равновесие. Драко понял, что Гермиона собирается сделать, за секунду до того, как это случилось, но потратил время, отчаянно не веря в происходящее. Его дыхание перехватило в груди, широко распахнутыми от удивления глазами он пялился на её прикрытые веки; её губы на его губах были горячими и влажными. Она легко коснулась его рта, а затем прижалась крепче, осторожно потянув за верхнюю губу. Кажется, его сердце остановилось. Но едва Гермиона снова усилила натиск, оно сильно стукнуло за грудиной и пустилось в галоп. Малфой полностью осознал тот факт, что его целует Гермиона Грейнджер лишь к тому моменту, как, не найдя в нём отклика, она прервалась, отстранилась, замерла перед его лицом и опустилась.

Иногда Драко чувствовал себя старым, иногда — совсем юным. Он многое знал о том, о чём вообще никто не должен знать, и не имел особого понятия о вещах, известных людям его возраста. Это ощущение зависело от ситуации и менялось за несколько коротких часов, ведь пережив столько, он являлся всего лишь ребенком, пусть всегда и делал вид, что он гораздо старше своих девятнадцати-двадцати лет. Драко ещё совсем не познал этот мир, поэтому частенько чувствовал себя потерянным, при этом притворяясь, будто прекрасно знает, что именно он делает. Иногда, вот как сейчас, он был ошеломлён настолько, что даже не мог сообразить, что хотя бы начать делать. Конечно же, он целовал девушек раньше, а они целовали его. Вообще-то, их было много. Но когда дело касалось этой девушки, ничто не имело значения. Все тяжко приобретённые знания о том, как целовать партнершу и как реагировать, внезапно испарились из его головы. Он бестолково стоял и пялился на Грейнджер — её глаза всё ещё были закрыты, словно ей не хотелось видеть его лицо, — и его губы покалывало.