— Я хочу, чтобы через тридцать секунд твои трусики оказались в моей руке. — Он протянул руку, раскрыл ладонь, и все, что Гермиона смогла ответить, — хриплый звук, застрявший в горле. — Могу посчитать вслух, или сама справишься?
Гермиона закрыла рот, открыла его, закрыла, а затем покачала головой.
— Я не могу…
Малфой поднял руку, большим и указательным пальцами схватил ее за подбородок и притянул вперед всего за секунду до того, как обрушиться на нее с поцелуем. Все внутреннее напряжение, наконец, взорвалось вихрем, заставив ее кровь застыть, а голову закружиться. Она издала звук удивления у его губ, но Малфой был настроен упиваться ею.
Гермиона схватила его за рубашку и втянула воздух через нос. Другой рукой он обхватил ее за бедро, и она со стоном ответила на его поцелуй. Он урчал, сжимая ее в крепких объятиях, зубами скользя по ее нижней губе. Секундой позже языком вторгся в ее рот, вращаясь вокруг ее языка, прежде чем начал двигаться вперед, вперед, назад.
Она умирала или, может быть, была так невероятно жива, что все это ей просто казалось, но возможная нехватка кислорода склоняла к первому варианту. Она потянулась к его шее, но он перехватил ее руку. Проследил до запястья и убрал, развернув так, чтобы прижать к ее пояснице.
Она попыталась углубить поцелуй, но он не позволил и прижался к ней всем телом. На мгновение она почувствовала себя маленькой по сравнению с ним, но затем его эрекция уперлась в низ ее живота, и она почувствовала себя победившей и потрясенной.
Он пальцами скользнул по ее шее, слегка сжал ее и, больно прикусив губу, разорвал поцелуй. Она судорожно вдохнула, воздух обжег пересохшее горло. Малфой раскачивался взад и вперед, целуя ее шею, затем полностью отстранился. От ощущения внезапной потери ее глаза распахнулись, и Малфой уставился на нее потемневшими, слегка прикрытыми глазами. Она посмотрела на его покрасневшие губы и почувствовала, как покалывает ее собственные. Все ее тело дрожало.
Господи.
— А теперь сними трусики. — Его голос был грубее, чем она когда-либо слышала, и это напомнило ей о его стонах той ночью, протяжных и глубоких.
Она собиралась это сделать. Она действительно собиралась это сделать.
— Ты ошибался насчет… того, что, когда за мной наблюдают… — сказала она на случай, если он в какой-то момент решит отпереть дверь.
— Немедленно.
Она понятия не имела, что он собирается делать, и это возбуждало ее — подобное много говорило о ее душевном состоянии. Все это казалось совершенно нереальным, но Малфой был более чем серьезен. Это было написано у него на лице. И то, как он ее поцеловал… Господи.
— Оставь юбку.
Она замолчала, удивленно глядя на него, но выражение его лица было непроницаемым. Руки дрожали от нервов и от того, как все тело вибрировало и было живым, но она надеялась, что он этого не заметил. Не то чтобы ей не доводилось видеть, как он дрожит…
Она с трудом сглотнула и, не сводя глаз с его туфель, задрала юбку. Она подумала, что пути назад нет, сейчас, когда она действительно собиралась снять трусики, но все мосты были сожжены еще в тот момент, когда она увидела его связанным в той комнате.
Что она сегодня надела? Это было не что-то кружевное или оборчатое, но она отчаянно надеялась, что это не окажется что-нибудь белое, хлопчатобумажное и высотой до пупка. Это… Ах, верно. Ленты, хлопок, низкая посадка. Все же лучше.
Пока она спускала трусики по бедрам, чувствуя пристальный взгляд Малфоя, ее лицо выглядело так, будто она съела острый перец. Она попыталась мысленно пробежаться по всему тому, что читала и видела, но большинство знаний были неприменимы в этой ситуации. Он не мог…
Она покачнулась на невысоких каблуках, стягивая белье с лодыжек, по спине пробежали мурашки, когда Малфой запустил руку в ее кудри. Она почувствовала легкое прикосновение пальцев к волосам, надеясь, что он вдруг не решил, словно она уже на все согласна, и не прицепил ей что-то к голове, желая зафиксировать положение.
Она скомкала трусики в кулаке, и он протянул к ней руку. Она посмотрела на него мгновение, прочистила горло и сунула белье ему в ладонь. Одернула юбку до колен. Раздался резкий вдох. В ту секунду она решила, что кто-то взломал запирающее заклинание, но вместо этого обнаружила Малфоя с ее трусиками у носа.
Если бы она могла покраснеть сильнее, то непременно сделала бы это. Она слегка возбудилась с того момента, как увидела его в зале заседаний, и если его требования снять белье было недостаточно, то поцелуя вполне хватило. Теперь он узнает, не может не узнать. Кто…
— Возьми линейку и принеси ее мне. — Снова раздался тот же голос. Похоже, Малфой так отточил свои интонации, что сопротивляться ему было очень тяжело.
— Что?
— Не задавай вопросов. Повернись и возьми линейку у моего места, а затем подай мне.
Не задавай вопросов? Имел ли он хоть малейшее представление, кто она такая? Он мог бы сам взять линейку, когда подошел к месту, если бы ему это было нужно… Нужно. На ум пришла только одна причина, по которой ему именно сейчас понадобилась линейка. Сердце подскочило к горлу, беспорядочно колотясь, и возбуждение в животе закрутилось сильнее. О боже.
— Не заставляй меня повторять снова. Ты ужасно непослушная, и от этого будет только хуже.
Гермиона не могла связать воедино ни одной мысли, не говоря уже об ответе. Она мгновение смотрела на него, а затем повернула голову, чтобы найти линейку. Он хотел, чтобы она взяла ее? Все это время наблюдал за ней, понимая: она знает, для чего она ему нужна? Последствия, сказал он.
Ее ладони вспотели, и она встряхнула их, поворачиваясь. Она чувствовала, как ткань юбки при каждом шаге задевает голую кожу — было что-то очень порочное в отсутствии трусиков, и это заставило ее осознать ситуацию: где она была, что делала и с кем. Если бы не тот поцелуй или Малфой в той комнате, она бы подумала, что это была крайне продуманная, ужасная шутка.
Но это было именно то, чего она хотела. Именно то, что она представляла всего несколько дней назад, еще до того, как получила снитч и сбежала. Если быть честной, она представляла себе это раньше, до тех выходных, до того, как кто-то вообще узнал эту ее часть. Прежде чем она по-настоящему осознала себя. Она винила во всем его предплечья. Она винила его за то, что порой он смотрел на нее так пристально, что заставлял ерзать на месте. Она многое винила или, может быть, благодарила — но вот она здесь.
Она не могла поднять глаз, когда возвращалась к нему, не шелохнувшемуся с той минуты, как она отошла. Она крепко сжала линейку, чувствуя под пальцами легкую гибкость, и, казалось, не могла отдышаться. Он собирался ее отшлепать. Он собирался приказать ей снять юбку, а затем улечься на его колени, или стул, или стол. Ноги дрожали.
Малфой протянул руку, как только она оказалась в пределах досягаемости, и было лишь малейшее колебание, прежде чем она вложила в нее линейку. Он скользнул пальцами по ней вниз, мягко помахал в воздухе, а затем хлопнул по ладони. Гермиона подпрыгнула, у нее перехватило дыхание, и адреналин хлынул по венам. Малфой вытянул руку в сторону, сжимая конец линейки, повернул ее в руке. Гермиона наблюдала, стараясь не забыть придать лицу бесстрастное выражение, пока он не удовлетворился увиденным.
— Повернись, Грейнджер. Лицом к столу. Хорошо. А теперь задери юбку до талии.
Она едва колебалась, ее руки зависли над подолом юбки, когда паника вспыхнула от возбуждения и желания. Заминка длилась всего секунду, но Малфою и это показалось слишком долгим. Он сжал в кулак ее волосы и откинул ее голову назад. Гермиона пискнула от дискомфорта и удивления и хлопнула рукой по столу, когда он яростно ее поцеловал, но отстранился прежде, чем она смогла ответить.
— До талии. Сейчас же.
Она должна была разозлиться. Она должна была сама дернуть его за волосы. Она должна была повернуться и поцеловать его так же крепко, пока у него не перехватит дыхание и не задрожат руки. Вместо этого она схватилась за юбку, рывками быстро задрала ее вверх, прежде чем успела все проанализировать и передумать. Она остановилась, когда он обхватил ее за талию, ее лицо пылало, а от прохладного воздуха по коже побежали мурашки.