Быть того не могло. Даже если и могло, то не в этой жизни. Рост был подходящим, телосложение, длина пальцев… У Гермионы возникло безумное желание сорвать с его головы маску, как будто она только что обнаружила давно утерянный артефакт, быстро покинуть сессию и притвориться, что этого момента никогда не было.

Пэнси вышла из тени и встретилась глазами с Гермионой в тот момент, когда жужжание прекратилось. Мужчина на мгновение рухнул вперед, все движения его тела подчинялись прерывистому дыханию, послышались приглушенные ругательства. Он дрожал — вероятно, остановился на пороге оргазма или, может быть, слишком долго находился на грани. Взгляд Пэнси был осторожным, будто Гермиона только что показала, что ее анимагическая форма — дикий медведь. Этот взгляд подтвердил все еще до того, как она протянула руку, чтобы снять маску.

Гермиона отскочила назад, на мгновение забыв, что была под действием чар Гламура; он же смотрел в другую сторону. Она увидела на макушке ленту, волосы потемнели от пропитавшего их пота, но узел был слишком низко, так что лента не могла принадлежать повязке на глаза.

Черт. Черт, дерьмо, вот же срань, черт, вашу ж мать. Не следовало приходить сюда. Она знала! Знала, что произойдет нечто подобное. Она даже рассматривала такую возможность и последние две недели бросала на него подозрительные взгляды, когда они пересекались в коридорах, вместе поднимались в лифте или рядом сидели на собрании.

Он бы взбесился, если бы узнал, что это она. Она являлась связующим звеном между Министерством и его компанией, и он, скорее всего, добился бы ее увольнения. Она ни на грамм не сомневалась, что у него бы это получилось, ведь именно он попросил работать с ней и предложил повышенную зарплату за ее согласие два года назад. Хоть их общение и перестало выглядеть как обоюдное отвращение и шаткое принятие друг друга, но точно еще не дошло до уровня «смотри-как-Пэнси-меня-связала»!

Малфой повернул к ней голову, и Гермиона отпрыгнула в сторону как раз в тот момент, когда ладонь Пэнси коснулась его щеки. Казалось, звук пощечины расколол ей череп изнутри.

— Я не говорила, что ты можешь смотреть на нашего гостя, Драко. — Пэнси прищурила глаза, когда он попытался что-то сказать. — Продолжай в том же духе, и этот кляп останется на месте. Я знаю, насколько тебе это нравится.

Раздалось низкое рычание, когда его руки сжались, расслабились и пальцы снова сжались вокруг веревок. Гермиона была уверена, что не дышит. Ей стоило уйти. Вся ситуация только что стала совсем неправильной.

Пэнси протянула руку и схватила Малфоя за волосы, костяшки ее пальцев побелели, когда она дернула его голову назад. Он грубо рыкнул, когда щека Пэнси коснулась его собственной, и она прошептала что-то так тихо ему на ухо, что Гермиона не смогла ничего разобрать. Она видела только то, что Малфой вмиг напрягся и затаил дыхание.

О боже, она же не могла ему все рассказать, да? Паника ревела в каждой жилке, и Гермиона оказалась где-то между тем, чтобы встретить взрыв с высоко поднятой головой, и тем, чтобы выбежать за дверь, прежде чем Малфой поймет, что Пэнси говорит правду. В голове проносилась дюжина различных объяснений и оправданий, но их заглушало убийственное возбуждение. Воспоминания о низких стонах перекрывали все логические доводы. Она никогда не выкинет это из головы.

Пэнси отвязала веревку от кольца в стене, что, наконец, вывело Гермиону из оцепенения. Она не была уверена, закончился ли сеанс, или Пэнси собиралась отвести Малфоя к деревянному кресту рядом со столом с инструментами, но Гермиона не рискнула узнать. Ей нужно было выбраться отсюда, пока она не взорвалась или не провалилась сквозь пол. Она была не в том состоянии духа, чтобы прямо сейчас со всем разбираться. Ей нужно было уйти, уйти, уйти.

Она едва взглянула на Пэнси, поддерживающую Малфоя, когда он опустился на пятки. Прежде чем повернуться к двери, Гермиона окинула взглядом его обнаженную фигуру и снова вспыхнула. Шаг второй — уйти, шаг третий – не следовало приходить, шаг четвертый – бежать.

***

Гермиона была в смятении, но за выходные прошло совсем немного времени, чтобы она хоть в какой-то степени успокоилась. Она рассудила, что если Малфой попытается бросить произошедшее ей в лицо, она многое сможет бросить в ответ. Они взрослые люди: он мог вообще ничего не сказать, но вероятно, скажет что-нибудь, но она справлялась и с худшим. Если он ее уволит, она сможет работать в другой компании и с зарплатой немногим меньше. Если ситуация превратится в слишком неудобную, она уволится сама. Если он разозлит ее слишком сильно, придется сдерживаться, чтобы не залепить ему пощечину — очевидно же, что ему это нравится.

Черт возьми.

Последние два дня в ее голове тысячи раз прокручивались такие вопросы как «что, если» и «зачем» вперемешку с сожалением и чувством вины. Как бы отчаянно ей ни хотелось на самом деле испытать вещи, о которых так долго мечтала, но вариант узнать больше о себе в обстановке, где этого не было бы чем-то постыдным, она явно не рассматривала. Она не ставила под вопрос доверие Невилла к Пэнси, но, честно говоря, Гермиона должна была догадаться, что это произойдет. Все могло быть только хуже, если бы дело касалось Рона.

Чувство вины пришло очень быстро и как раз в то время, как она все еще находилась в процессе того, что в первую очередь вызвало чувство вины. Она была ослепляюще возбуждена, когда вернулась домой, — подобное состояние всегда вызывало в Гермионе дикость, заставляющую следовать плохим решениям пьяного разума. Ей было все равно, ей просто нужно было снять напряжение, но в процессе за закрытыми веками видеть корчащегося Драко Малфоя было не совсем верным путем к прояснению сознания. Возможно, до этого она смогла бы убедить себя, что это не ее вина, что Малфой завел ее, так как она не знала, что это был он. Например, как она говорила себе в прошлые разы: что дело было просто в его рубашке, или в конфете, которую он сосал, или… в чем-то еще.

Она подумывала послать Пэнси очень язвительное письмо, но когда та опередила ее, Гермиона обнаружила, что ей нечем ответить. Записка Пэнси была простой: «А ты не думала, что он хотел, чтобы ты там оказалась? Можешь отдать ему ключ в понедельник».

Гермиона даже не знала, что думать, поэтому попыталась полностью проигнорировать это. Скорее всего, Пэнси пыталась слабо оправдать свои действия или прикрыться Невиллом на случай, если Гермиона начнет разглагольствовать. У нее были другие дела, требующие внимания. Сегодня понедельник — день, когда ей придется увидеть Малфоя и все вспомнить, при этом понимая, что он знает.

Тупица, тупица, тупица.

Она повторила план действий четыре дюжины раз, не меньше. Она знала, что скажет в ответ на несколько возможных комментариев с его стороны. Перед зеркалом она практиковалась смотреть беспечно, приучила себя к беззаботности. Она была готова.

Малфой едва на нее взглянул.

Он сидел за своим столом, перед ним лежало пять открытых папок. Он кивнул ей в знак приветствия, нацарапал что-то на листе пергамента. Гермиона воспользовалась тем, что он отвлекся и посмотрела его запястья — оба чистые, ни намека на синяки или ссадины. Малфой выглядел так, как всегда: прилизанный, собранный, жесткий, скучающий, с подчеркнуто беззаботным выражением. Что полностью контрастировало с воспоминанием о блестящей спине и заднице, забрызганных воском, и первобытных стонах из-под маски. Ее лицо вспыхнуло, и она знала, что румянец распространился от ушей вниз по шее.

Как бы она ни старалась, или отказывалась смотреть на свою коллекцию фотографий, или занимала себя чем-то другим, образ не исчезал. Каждая украденная грязная секунда разыгрывалась так же четко, как просмотр в омуте памяти. Она не знала, наступит ли когда-нибудь время, когда она не будет думать о нем так, как сейчас.

Она пыталась незаметно обдуть воздухом лицо, чтобы остыть. Малфой взглянул на нее, и его рука замерла посреди записи. Гермиона откашлялась, сосредоточив взгляд на папке в руке, когда он вернулся к работе. По крайней мере, в пятницу она не видела его лица. «Следует применить еще несколько Охлаждающих чар. Здесь очень жарко». Снова вспомнилась эта скользкая от пота спина. Кто-то должен был спасти ее — она явно сходила с ума, как мальчишка в период пубертата.