— Нет, — Гермиона посмотрела на квадратный вход в округлую комнату. — Должно быть, это она. Та самая комната.

Падма похлопала ее по локтю, протягивая пузырек, Гермиона посмотрела на него, а потом взяла.

Она чувствовала, как зелье бодрости спускается к желудку, и в следующую минуту волна покалываний прошлась по конечностям.

— Но комната пуста.

— Поднимите меня, пожалуйста.

Гермиона сделала шаг вперед, но Малфой ее опередил и подал руку Джастину, а потом поднял того на ноги. На ногу. Щеки Джастина были ярко-розовыми, и он выглядел заторможенным, когда взял зелье у Падмы.

— Там руны, — пробормотал Малфой. — В центре комнаты.

Гермиона повернула голову, чтобы посмотреть, но не успела она их увидеть, как в комнате замерцало видение, и свет от трех палочек осветил полную тварей комнату. Гермиона сделала три шага назад, даже не задумываясь о том, чтобы удержать свои позиции, спиной ударилась о замкнувшуюся ранее стену и узнала некоторых из них — видела их в замке и в проходах, но сейчас те были больше, а размер клыков равнялся ее руке.

Прямо перед входом стояло пять серых и полосатых животных, их спины достигали ее бедер, по обе стороны от челюстей свисали клыки. Животные сгорбились, царапнув по камню изогнутыми когтями, и Падма выдохнула слово, которое заставило всех как один поднять палочки.

Звук от скрещенного заклинания утонул в реве коричневого животного в центре комнаты, но золотисто-фиолетовый столп света взорвался в мордах тварей, когда они ринулись вперед. Пульсирующая сила заклинания отбросила Гермиону к стене словно ураганный ветер, и казалось, что она потратила все оставшиеся силы, чтобы его сотворить.

Из пространства вокруг исчез свет и звук, четыре пары ног подкосились и все они рухнули на землю. Приглушенное тяжелое чувство, появившееся в ней, заставило ее сравнить себя с мешком с камнями. Ее мысли были нечеткими и вспыхивали в голове какими-то неясными словами, а страху потребовалось несколько секунд, чтобы пробиться сквозь изнеможение. Она открыла глаза и увидела, как свет от единственной палочки осветил комнату.

— Нам нужно идти, — произнес Джастин хриплым и срывающимся голосом. — Они вернутся.

Гермиона с трудом поднялась на ноги, помогая себе одной рукой, и схватила Падму за локоть, когда та снова осела.

— У нас есть еще зелье бодр…

— Один пузырек, — выдохнула Падма и прижала его к руке Гермионы.

Гермиона сделала два глотка и вернула пузырек, после чего подтащила ближе свою сумку. Зелье бодрости уже начало действовать, так как руки ее задвигались с привычной скоростью, но во всем остальном теле она по-прежнему чувствовала слабость. Еще одно такое заклинание не пережить, но отступать сейчас было нельзя. Тут вопрос стоял не столько в принципиальности или в своевременности — они просто не смогут этого пережить.

Гермиона достала нож и бутылку с кровью из сумки, двинулась вперед и подпрыгнула, когда услышала за спиной звук разбившегося стекла. Она оглянулась назад и увидела, как Малфой поднимает осколки коричневого пузырька. Он передал их Джастину, который посмотрел на него с недоумением.

— Мы не можем выпустить заклинание с рунами на пальцах.

Гермиона тяжело выдохнула и вернулась к Малфою. Она забыла о рунах, и, если бы Малфой о них не напомнил, это был бы конец всему. Она почувствовала себя немного лучше, только когда сказала себе, что в любом случае вспомнила бы об этом, когда делала надрезы.

Малфой протянул осколок стекла, и Гермиона скользнула по нему пальцами, остатки бадьяна обожгли крошечные порезы. Она внимательно осмотрела кончики своих пальцев, чтобы убедиться, что порезов больше нет, после чего обняла рукой Джастина, подталкивая его вперед.

— Тебе обязательно так держать нож у моей спины? Не то чтобы я тебе не доверял, но это нож. И он у моей спины.

— Расслабься, Джастин, просто…

— Поторопись, — сказал Малфой, оборвав фразу, которую ей не хотелось заканчивать.

— Если бы ты не сломал мне ногу…

— Стена сломала твою чертову ногу…

Артефакт находился в центре комнаты и беззвучно вибрировал. Это был достаточно большой зеленый металлический ящик, из крышки которого поднималось что-то похожее на колесо. Он выглядел примерно так, как было показано на одной из картинок. Вокруг виднелись руны, пронизанные большими трещинами. Гермиона произнесла самое сильное чинящее заклинание из всех, что знала.

— Ну-ка все заткнитесь и пошевеливайтесь! — прикрикнула Падма.

Гермиона посмотрела на руны вокруг устройства, прежде чем Падма убрала их, а затем убедилась, что все трещины были полностью запечатаны. Гермиона вытянула бутылку, сверху которой плавала пена из-за взбалтывания, и они опустили палочки в кровь.

Гермиона двигалась так быстро, как только могла, стараясь не испортить ни одну из рун, и немного меньше начала нервничать за Джастина, когда услышала, как разозлился Малфой, пытаясь нарисовать прямую линию. Она не любила, когда из-за нее Малфой проявлял перед друзьями свой колючий характер, но, к счастью, сейчас был тот редкий случай, когда он справился и сам, выставляя себя не в лучшем свете.

Она слышала, как что-то двигалось внутри артефакта, темная магия собиралась с силами, чтобы ударить по остаткам выпущенной ими защитной магии.

Гермиона закончила рисовать последнюю руну, проверила, чтобы все тоже заканчивали это делать, и выкинула бутылку из круга, что они сформировали.

Малфой и Падма рисовали руны на конце длинного желоба, проходящего по полу через центр устройства. По диагонали от устройства шло четыре более короткие рифленые линии, и Гермиона заняла свое место в конце одной. Поморщившись, она провела ножом по ладони правой руки над порезом, который сделала ранее, а затем по кончикам пальцев. Дрожащей рукой протянула нож Падме.

Гермиона склонилась и сжала руку в кулак, наблюдая за капающей кровью, формирующей линию. Кровь потекла сильнее, она вытянула руку и снова сжала кулак. Она двигалась слишком медленно по желобу и к устройству, но, если она достигнет его до того, как они закончат заклинание, с ними все будет в порядке. Она просто отчаянно надеялась, что они все сделали правильно.

— Я дорисовал, а мы… — начал говорить Джастин, но был прерван яростным ревом откуда-то из комнаты.

Звук отразился от стен, за ним последовал более слабый рев, а затем еще более сильный, чем первый. Сердце Гермионы колотилось, когда адреналин дал сил там, где не справились два глотка зелья бодрости. Малфой бросил нож за спину, и кончики четырех палочек сошлись прямо над центром устройства.

— Одиндватри, — прокричала Падма.

Громкость заклинания возрастала и понижалась на более низких согласных и более высоких гласных, слова произносились с одинаковой скоростью. Гермиона изо всех сил старалась не думать про надвигающуюся гибель и сосредоточиться на том, чтобы направить свою магию вниз по руке и через палочку, ее окровавленные пальцы скользили по гладкому дереву. Она почувствовала, как заклинание поглощает ее магию в пузырящемся статическом тепле, которое поднималось из ее груди и медленно стекало вниз к ладони.

Вокруг их рук разрастался золотой шар, внутри него двигались белые вспышки и красные завитки. Гермиона застыла на месте, ее глаза были прикованы к буйству магии в этой расширяющейся световой сфере. Казалось, вся энергия, которой она обладала, уходила из нее, оставляя ее неподвижной и лишенной жизни.

Шар уже достиг ее локтя, а красные завитки в золотом свечении теперь вспыхивали подобно молнии. Язык казался свинцовым, когда она выдавила из себя последние слова заклинания. Она уже была готова свалиться на землю словно мешок кожи и сморщенных костей, но затем шар взорвался. Ее голова откинулась назад, и она была светом, и магией, и воздухом, и кровью. Это было похоже на ужасную свободу — это было похоже на смерть.

***

Тело Гермионы было ледяным: холодным, жестким и расколотым. Ну, или она была мертва, и именно так чувствует себя всякий умерший, когда просыпается, чтобы понять, что умер.