Это был первый шаг к обретению стабильности в мире. Если бы Хогвартс закрыл двери из-за армии, которая промаршировала сквозь них в прошлом мае, студентам пришлось бы учиться в школах с неизвестным им языком, а Хогсмид остался бы заброшенным делом, которым уже однажды был. Все выглядело бы так, словно они не побеждали в этой войне. Точно не для такого сражалась Гермиона.

Тем не менее она все понимала. В прошлом году студенты испытали что-то очень страшное в стенах здания, которое когда-то называли вторым домом. Хогвартс во главе с Волдемортом превратился в уродливое место, разрушенное войной. Эта атмосфера уничтожила как чувство безопасности, так и сон. Гермиона знала, что здесь произошло много плохого.

Она сама была на грани смерти в этом зале. Но в этом же месте они победили в войне, и все плохие события не могли этого отнять. В тот день смерть каждого имела значение.

Сначала ей было сложно. Первый месяц она не ела в Большом зале. У нее все еще не получалось проходить по определенным местам, она останавливалась и предавалась воспоминаниям. Иногда, когда она была одна в коридоре, чувствовала дрожь пола под ногами, слышала лязг статуй, приходивших в движение, взрывы камней и крики. Иногда ей виделись все еще улыбающийся Фред и Люпин с Тонкс, стоящие рука к руке.

Но Гермиона с самого первого курса поняла, что враги могут найти путь внутрь. Она сражалась в этой войне задолго до того, как в трех столах от того места, где она сидит сейчас, умер Волдеморт. Война захватила мир на год, но для нее, Гарри и Рона война шла все семь лет, где бы они ни находились.

— Слышал, они поместили стол куда-то вроде музея, — сказал Дин, вырывая Гермиону из мыслей.

Она отвела взгляд от места, где случилась последняя схватка, и встретилась глазами с Дином, который в этот момент спокойно ел.

— Лучше бы сожгли.

***

Гермиона кивнула в ответ на улыбку пятикурсницы и продолжила идти по коридору, остановившись лишь на мгновение, чтобы открыть дверь. Часть студентов жили парами в общежитиях, но у старшекурсников были отдельные спальни. Гермиона сдвинула две дополнительные кровати к стене, но, будучи человеком, у которого за годы накопилось немного вещей, на место кроватей стало всего лишь два книжных шкафа.

Комната с проживающим в ней одним человеком выглядела уныло, но Гермиона продолжала напоминать себе о том, как просто теперь стало учиться. Ей больше не нужно было прятать свои исследования.

Гермиона нахмурилась и вытащила книги из сумки. Она была чрезмерно подозрительной. Неважно, насколько хорошие у нее отношения с библиотекаршей, Гермиона старалась не брать материалы на одну конкретную тему и останавливалась на тех, где нужная информация была затронута в одной-двух главах. Она понимала, что мадам Пинс заметила бы, бери она книги только о галлюцинациях. Наверняка весь персонал прошел обучение о том, как распознать тревожные знаки в студентах. Диагноз, которого не было и который мог отвлечь ее от завершения учебы, — последнее, что ей было нужно.

Она умная девушка. Что бы с ней ни происходило, она сама в этом разберется и сама все исправит. Просьбы о помощи из-за этих мелких воображаемых явлений, которые она видела, либо никуда ее не приведут, либо приведут туда, где ей быть не хочется.

Гермиона повалилась на кровать, потирая виски в попытках унять головную боль, когда услышала недовольное мяуканье побеспокоенного Живоглота. У всего этого была вполне себе логичная и нормальная причина. Осталось ее просто найти.

***

Сев рядом с Джинни, Гермиона вытащила книжку по чарам из недр сумки и услышала беспокойный шепот вокруг.

— У нас тест?

Джинни покачала головой, окунула перо в чернила и снова поднесла его к пергаменту, вверху которого было написано «Гарри».

— Была драка.

— О, — она раздраженно посмотрела влево, откуда до нее донесся смех.

— Драко Малфой и какой-то семикурсник. Очевидно, Малфой посмотрел на него угрожающе, они начали драку, а история заканчивается каким-то кровавым месивом, где одному из них сильно досталось, и все теперь надеются, что Малфоя отправят в Азкабан.

Гермиона уклончиво хмыкнула, разглаживая рукой пергамент.

Не желая того, она обсуждала Малфоя с Джинни в августе после прочтения очередной статьи. Было время, Гермиона не понимала, как Малфой так легко отделался, но ее не заставили попробовать понять: слова Гарри о том, что Малфой опустил палочку на Астрономической башне, заявление Министерства о том, что ему приходилось выбирать между своей жизнью и неволей, то, как он не хотел называть их имена в своем доме и как пытался остановить Крэбба в Выручай-комнате. А еще она помнила, как после этого он выдохнул имя своего погибшего друга. Сложно было не обратить внимание, а потом забыть этот момент человечности в том, кого раньше всегда рассматривала максимум как отвратительный предмет обстановки — нечто ядовитое и нисколько не сожалеющее об этом, — мимо которого с легкостью можно было пройти и не заметить.

Гермиона не знала, и ей было все равно, кем или чем являлся Драко Малфой. Он был чем-то слишком мелким и незначительным в этой большой и яростной войне. Он был трусом, и Гермиона знала, что ей нечего было бояться. Даже если бы он попытался ее заставить.

Гермиона приводила доказательства, с десяток раз сказала Джинни, что дело не в том, что она его защищает, а всего лишь пытается объяснить, что двигало Министерством, Гарри тогда не проронил ни слова за весь разговор, но Джинни все равно была в ярости и всех обвиняла. В каждом Пожирателе смерти она видела убийцу Фреда.

Гермиона не могла ее в этом винить.

— Я удивлена, что он не вытащил палочку и не попытался убить парня. Но все же он ведет себя как нельзя лучше — лишь бы не отправили к отцу в Азкабан.

— Ну, если это его последний урок, возможно, у него даже нет палочки, — пробормотала Гермиона, нетерпеливо постукивая ногой в ожидании профессора.

— В смысле?

— Малфоя лишают палочки после уроков. Я видела, как Макгонагалл забирала ее в среду и пятницу после трансфигурации. А она идет последней сразу перед обедом. Я подумала, что это происходит каждый де-е-е… — Гермиона протянула букву «е», отвлекаемая блеском в глазах Джинни.

— Интересненько, — прошептала та, посмотрев на профессора, и отложила письмо в сторону.

— Джинни, я… — Джинни посмотрела на Гермиону, и та неловко заерзала.

— Ты же знаешь, что попадешь в неприятности, если… попытаешься что-либо сделать. Он пока еще студент, а после того, что произошло с той группой семикурсников, Макгонагалл этого не потерпит.

— Я не говорила, что собираюсь что-либо сделать.

— И тебе лучше никому этого не рассказывать. Я…

— А почему нет, Гермиона? — Джинни приподняла брови. — Почему тебя это волнует?

Гермиона поджала губы и открыла книгу.

— Знаешь, а почему не должно? Я отказываюсь быть причиной попадания Малфоя в Мунго, потому что это неправильно. Неважно, Пожиратель или нет, он получил свое наказание по закону, и мои моральные принципы достаточно четкие, чтобы я могла…

— Наказание несправедливо. И у меня нет ни капли жалости из-за того, что мир его ненавидит или кто-то хочет…

— Хорошо. И у меня. Но есть правильные вещи и неправильные, и ты, Джинни, это знаешь. Вдруг кто-то ударит его настолько сильно, что он умрет? Тогда это будет на твоей совести. Или если он будет с Гойлом, Ноттом и Забини, они дадут отпор настолько сильный, что ранят кого-нибудь? Снова на твоей совести. Ты не такой человек, — Гермиона опустила глаза к пергаменту. — Война закончилась.

Джинни немного помолчала, а потом прошептала фразу, которую теперь всегда произносила:

— Я просто не понимаю, почему он может жить. Почему каждый из них может.

Гермиона молчала.

***

— Так… как домашка?

Гермиона подняла глаза от тарелки перед собой и кинула недовольный взгляд на Рона.

Он смотрел на нее с самоуверенной ухмылкой. Видимо, ожидал, что она начнет ныть о нагрузках, а после признает, что он был прав. Будто нечто подобное хоть раз происходило за все время их знакомства.