В этот раз ощущение кружения было другим, их резко бросало из стороны в сторону и дергало. Гермионе казалось, что ее стошнит или сбросит где-то внутри стены. Она упала на спину, ее желудок предположительно был в районе горла.

Если бы она не услышала, как уже скрежещет камень, она бы лежала на полу еще минут пять. Вместо этого она вскочила на ноги, тяжело сглотнула и побежала вместе с Джастином и Падмой в уборную. Джастин был зеленее, ему было хуже, чем ей. Он успел добраться лишь до ванной, прежде чем его вырвало.

***

Малфой уже не спал, когда она подняла голову, чтобы оглядеть комнату.

Джастин спал в ванной, которую перед этим почистил, а Падма похрапывала в центре защитного круга. В комнате не было никакой темной магии, но подсознание заставляло Гермиону просыпаться каждые несколько часов, чтобы в этом убедиться.

Малфой сидел, облокотившись на спинку и вытянув ноги.

Он смотрел на мелкие всполохи пламени в камине и рукой прижимал к груди бутылку, в которой, как она предположила, был алкоголь.

Гермиона шмыгнула носом, который тек от того, как холодно было в комнате, и села.

— Знаешь, — сказала она хриплым голосом. — Мы не собираемся что-то делать с тобой, пока ты спишь.

— Ну, ты, скорее всего, и врага разбудишь, чтобы предупредить о намерении его убить. О том, что у тебя есть понятие чести, я не сомневаюсь, — левая бровь Малфоя поднялась, а потом снова опустилась. — Или ты собираешься меня обесчестить?

Она не знала, как много чести осталось в имени Малфоя, но знала, что у него было достаточно гордости не говорить об этом.

— Я не считаю тебя своим врагом.

Как минимум, с тех пор, как поняла, кто настоящий враг.

Это заставило его перевести взгляд с камина на нее.

— Мы точно не друзья.

Она пожала плечами и отвела взгляд.

— Твое понятие дружбы отличается от моего.

Она услышала шуршание ткани, за которым последовало хлюпанье жидкости.

— Откуда тебе знать про мое понятие?

— Наблюдение.

— Что означает, что половина твоего суждения ошибочна, вторая же оскорбительна.

— Как и это высказывание! — она бросила на него сердитый взгляд, а потом снова посмотрела на огонь. — Я думаю… ты привык строить дружбу, опираясь на кровные связи, на тех, кого ты мог использовать и тех, кто тешил твое самолюбие. И Пэнси, и Крэбб, и Гойл были чистокровными, но не такими умными, как ты. Они принадлежали к достаточно влиятельным семьям, относились к тебе, как к королю, и были верны настолько, чтобы делать почти все что угодно для тебя. Это был твой основной круг.

— Я вырос с ними. Это было чуть больше, чем желание удовлетворить мои поверхностные потребности.

Она кивнула.

— Но ты вырос с ними со всеми — Забини, Нотт, Гринграсс, со всеми. Нотт тебя особенно выдает. И не говори, что ваши отцы редко общались. Он разделял твои взгляды. Но он был умен, независим, и его не привлекала идея следовать за мальчиком, который не мог дать ему ничего из того, что он сам не мог достать. Да ладно, Малфой… тебе не нужны были друзья, ты жаждал последователей.

— Эти две вещи не всегда идут раздельно. В большинстве групп неважно — их связывает дружба, бизнес или что-то еще, чаще всего есть лидер. Я был таким же лидером для них, как и Поттер для тебя.

— Это совершенно другое.

— Я не удивлен, что ты так думаешь.

Гермиона бросила на него сердитый взгляд.

— Гарри никогда не приказывал нам что-то делать, не унижал нас и не заставлял слушать свое хвастовство. Может, ему не всегда нравилось наше мнение, но он прислушивался к нему, и мы были равны. На войне мы были с Гарри, мы сами решили следовать за ним, и оставались с ним, потому что он наш друг.

Малфой опустил бутылку, и она услышала, как он сглотнул, но когда он ответил, его голос все равно был сухим:

— Очень трогательно.

— Если бы мне было, чем в тебя бросить, оно бы прилетело сейчас тебе в голову.

Малфой перевел взгляд на нее и вскинул брови.

— В голову? Ты себя переоцениваешь. Может быть, только если бы целилась в камин.

— У меня отменный прицел. До этого я промахивалась специально. Ты похож на того, у кого легко появляются синяки.

— И ты боялась поставить мне синяк?

— …Да. Давай вернемся к моему наблюдению…

— Мне уже хватило твоих наблюдений.

— Я правда думаю, что ты верен своим друзьям. Я просто считаю, что ты не понимал, какой должна быть дружба, пока не начал в ней нуждаться. Пока они не начали в ней нуждаться. А потом ты узнал, что некоторые ваши приоритеты совпадают — они так же хотели влияния, силы и следовали за тобой, чтобы это получить. И когда ты больше не мог этого предложить, они…

— Я не хо…

— Но тебя все равно продолжало это заботить. Ты верен тем, кто, как ты считаешь, верен тебе. И ты склонен оставаться с ними даже в плохие времена. Даже если кажется, что сами они не останутся. Даже когда они весят в три раза больше тебя, а комната вокруг полыхает в огне…

— Грейнджер, я не говорю тебе, что…

— Я просто думаю, что все поменялось. Вот, что я пытаюсь сказать. Я думаю, что ты больше не ищешь людей с властью, или влиянием, или тех, кто бы дал тебе возможность почувствовать, что все это у тебя есть. Я думаю, что тебе нужны верные друзья. А учитывая, что я определенно хороший друг, думаю, тебя это пугает.

— …Пугает?

— Потому что ты не знаешь, как заиметь настоящего друга, Малфой, — она наклонила голову. — Но вот, что я тебе скажу… это просто происходит. И ты ничего не можешь с этим поделать.

Он прошелся языком по зубам, а потом уперся им в щеку. Его глаза были затуманены то ли весельем, то ли сильной усталостью.

— Ты пытаешься мне сказать, что считаешь нас друзьями?

Его брови съехали вниз и слились в одну линию, когда Гермиона на коленях поползла к его кровати, засунула под нее руку и двинула ею вверх. Она нащупала книги, которые он хранил между матрасом и рейками основания и вытащила первую, которая казалась большой.

— Конечно нет, Малфой.

Она оперлась на матрас, чтобы подняться, после чего плюхнулась на кровать, заставив тем самым Малфоя вытянуться в струну от напряжения. Она скинула туфли и подняла ноги на кровать, стараясь как можно ближе находиться к краю.

— Что ты делаешь?

Она молча прислонилась к спинке кровати и посмотрела на огонь. Потом пожала плечами и перевела на него свой взгляд.

— Я тоже плохо сплю.

Несколько мгновений они просто смотрели друг на друга, пока ей снова не захотелось вернуться на неудобный пол.

— Хочешь, положу несколько подушек, чтобы ты чувствовал себя в безопасности? Боишься, что я притронусь к твоим особым местам, или подышу на тебя, или распространю…

— Особым местам? — он широко улыбнулся; его улыбка оказалась настолько внезапной, что сразила ее одним своим видом, заставив зациклиться на форме его зубов, линии рта, прищуре глаз. — Что ты подразумеваешь под моими особыми местами, Грейнджер?

— Твое… — она взмахнула рукой, а он опустил подбородок к груди и поднял брови. — Твое сердце или… душа.

— Моя душа.

— Твоя душа.

— И я боюсь, что ты притронешься к моей душе.

— Да, моими проникновенными речами.

— Да счас.

— Которые очень глубоки и прони…

— …кновенны, ага.

— Да. И они могут тебя… тронуть. Своей глубиной. Которая тронет особенное место твоей души.

— Ты сейчас пытаешься потрогать мои особые места?

Ее глаза расширились, а он рассмеялся, свободно и громко.

— Ай, заткнись.

***

Гермиона проснулась, вдруг почувствовав, как ее окутало невероятное тепло. Она распахнула глаза, а потом увидела изгиб подбородка Малфоя и почувствовала движение его тела рядом. Она не понимала, что происходит, пока его руки не спустились с ее спины на бедра, она дернулась и слетела на пол, упав на локти и спину. Камень начал со скрежетом отъезжать, и Гермиона почти рванула к защитному кругу, но потом увидела широко распахнутые глаза Малфоя над краем кровати.