— Она не посчитает это реальным, если не заподозрит тебя в том, что ты уже считаешь это правдой.

— Она ничего не заподозрит, только если это не происходит с ней самой! Она…

— Скорее всего, ты что-то напортачила, и теперь она…

— Говорю же, она так думает лишь потому, что с ней самой это происходит! Она…

— На чем конкретно ты строишь свои предположения? Что она…

— Она посмотрела на видение…

— Она оглядывала комнату или посмотрела на что-то другое.

Гермиона покачала головой.

— После того, как видение смотрело на меня, оно посмотрело на нее. И только на нее! Не просто оглянулось…

— Они пытались и раньше напасть на других. Это не…

— Синяк…

— Не редкость.

— Ведет себя странно…

— Серьезно?

Гермиона всплеснула руками.

— Она побледнела, Малфой! Я заговорила о паворларуа, и она побледнела, ее глаза расширились, она выглядела напуганной…

— Потому что думает, что ты…

— Потому что это с ней происходит! Я знаю! Я уверена!

Малфой яростно на нее посмотрел. Сжал зубы, и она заметила, насколько близко они стояли. Она могла разглядеть щетину на его лице, и почувствовать жар его тела. В пыльном затхлом воздухе она могла различить нотки его запаха.

— Ты ей не скажешь.

— Если после этого она придет ко мне, то расскажу, я…

Малфой поднял вверх длинный палец.

— Только если она решит, что ее подозрения верны, и сама тебе расскажет…

— Если она придет ко мне и скажет, что видит видения, я ей скажу. Вот так. Если бы я ранее не решилась на подобное, каждый из нас сейчас проходили бы все это поодиночке!

— Она права, Малфой. Падма хороший человек. Она не подставит Гермиону, и если она через это проходит, то не должна быть одна.

Малфой даже не оглянулся на Джастина, его взгляд не дрогнул, пытаясь прожечь дыру в глазах Гермионы. Он был зол, но не был на грани слепого бешенства, как она ожидала.

— Если она придет к тебе, и все совпадет, ладно. Но помни, Грейнджер, это твой риск. Нас не упоминай.

— Хорошо. И мы повременим с защитным заклинанием.

Мышца на его лице дернулась пять, шесть, семь раз.

— Два дня.

— Два дня? Мне нужно… — Она нахмурилась, увидев предостерегающий взгляд, который он ей бросил прежде, чем отправиться к своей сумке. — Хорошо. Два дня.

***

— Что?

Гермиона кивнула.

— Дергаешься из-за пустого, плохо спишь, больше учишься, чем обычно. Пугаешься, когда рядом ничего пугающего нет, а потом убегаешь, словно что-то тебя преследует.

— Иногда я забываю книги, и мне приходится бежать в спальню, чтобы их забрать до занятия. Если профессор строгий, это может быть довольно пугающе.

— А что насчет тех моментов, когда ты выбегаешь из спальни?

— Спешу на урок. Не из-за того, что я что-то увидела.

— Ты?

— Слушай, иногда что-то происходит. Ты ведь тоже недавно с Джастином куда-то бежала.

Гермиона пристально посмотрела на Падму, и вскинула бровь. Она смотрела, как выражение на ее лице сменилось с безразличия на удивление, а потом на неверие. Гермиона скрестила руки, а Падма выглядела так, словно ее сейчас стошнит. Когда Гермиона только притащила Падму в пустой кабинет, та была очень убедительной в своих ответах, и Гермиона почти ей поверила. А потом начала колоться.

— Гермиона… оно… они… эти…

— Что?

— Они… — Падма покачала головой раз, другой.

— Ты стала вести себя странно в прошлом семестре. Октябрь? Ноябрь? Может, увидела что-то, и решила, что сходишь с ума. Может, что-то изменилось. Ты стала чувствовать колебания температуры воздуха. Слышать что-нибудь, — Гермиона наклонила голову, когда Падма подняла на нее глаза, широко открытые и влажные.

— Откуда у тебя на шее синяк?

Падма разразилась рыданиями и повалилась на стул, а Гермиона почувствовала небольшой прилив счастья от своей маленькой победы.

***

Малфой стоял со скрещенными руками и смотрел на Падму так, что даже Гермиону заставил нервничать. Падма изо всех сил старалась его не замечать и слушала Джастина, который вводил ее в курс всего, но Малфоя было сложно игнорировать в той или иной степени с тех пор, как ему стукнуло пятнадцать. Не говоря уже о том, что он ненавидел, когда его игнорировали — возможно, он считал себя настолько превосходным, что считал обязанностью каждого склоняться перед ним словно смиренные слуги, удостоенные его присутствием. Ну… уже нет, полагала она, но считала позволительным думать про него плохо, так как еще не успела отойти от их ссоры ранее.

До сегодняшнего дня Гермиона не понимала, насколько Малфой расслабился рядом с ними.

Он все еще был равнодушным и непроницаемым, но враждебность исчезла.

Иногда он забывал дергать себя за волосы, нависать над столом, или бормотать что-то себе под нос.

Она научилась смеяться многому из того, что он говорил — искренне, а не из-за неверия или вынужденно, что предшествовало злобным взглядам. Малфой на самом деле мог быть смешным, он был умным, и ей нравилось что-нибудь с ним обсуждать. Пять раз она видела, как он искренне улыбался, однажды усмехался, и трижды смеялся во всю — сюда не входили те случаи, когда он смеялся над ней, и которые она предпочла бы не вспоминать.

Это было… очень странно.

Теперь же, он наоборот был закрыт, как и в самом начале. Он был напряжен, отстранен и зол. Ей казалось, стоит хлопнуть его по лбу, он и глазом не моргнет. Но идея была очень заманчивой.

— Если ты не перестанешь смотреть на меня со своей маниакальной ухмылкой, я закрою тебе рот заклинанием.

— И узнаешь, как я хороша в ответных заклинаниях.

Гермиона замолчала, ожидая резкий ответ, но ничего не последовало. Ее это разочаровало. Наверное, она мазохистка.

— Это нормальное явление, — прошептал Джастин, слегка кивнув в направлении нее и Малфоя. — Но… короче, вот поэтому мы думаем, что защитные заклинания сработают. О, а у нас есть пергамент с рунами? Большинство мы разгадали, но как я уже сказал, части некоторых были утеряны.

Гермиона точно знала, что он лежит в сумке Малфоя, но он даже не дернулся, чтобы его достать.

— Серьезно, Малфой? Ну сколько раз я должна повторять, что она прошла проверку? Она даже во всех подробностях расписала это нечто-подобное-на-черного-волка в твоей ванной, и я ни слова ей не говорила. И про того, кто путешествует через стены.

Малфой повернул голову в ее сторону и бросил надменный взгляд с высоты своего роста.

Она закатила глаза и села на стул рядом с ним. Протянула руку и взмахнула пальцами.

— Если мы не доверяем друг другу, то у нас проблема. Потому что мы никому другому больше не можем доверять.

— Можем подождать следующего раза, — тихо сказала Падма.

— Если ей хочется их увидеть, она сама может пройти через стену и посмотреть.

— Это единственный вариант, который заставит тебя мне поверить? — спросила Гермиона. — Я хоть раз врала тебе за все это… Ладно, врала о чем-то по-настоящему важном?

Малфой поджал губы.

— Я не собираюсь снова с тобой об этом спорить.

— А мне казалось, Малфой, тебе нравится со мной спорить. Или же тебе просто нравится…

— Мне не нужно смотреть на руны, — сказала Падма. — Я поверю, что вы правы. Но если вам нужна моя помощь с…

— Ты хочешь, чтобы она прошла через стену? Ты перестанешь вести себя как кретин, если стена ее пропустит?

— Ой, а я разве не всегда веду себя как кретин?

— Хорошо. Как еще больший кретин.

— Не останавливайся, Грейнджер. Ты почти меня ранила.

— О да, еще совсем чуть-чуть.

— Просто пройди через стену. Сколько сейчас времени? Малфой, ты пойдешь вместе… Ладно, сочту это за «нет».

Малфой бросал на Джастина взгляд, обещающий тому смерть каждый раз, когда тот был близок к тому, чтобы рассказать Падме что-то личное. На самом деле, не было в этом ничего личного, но Гермионе пришлось поломать голову, чтобы самой узнать про комендантский час и портключи. Она также полагала, что Малфой сделает все, чтобы не позволить кому-то застать его в уязвимости сна. Должно быть, ей и Джастину он в какой-то степени доверял, но не то чтобы у него был выбор. И все же, Падма ничего бы не сделала. Вряд ли бы она наблюдала за ним во сне, как это делала Гермиона раз или два… ну или чаще. Что было за гранью того, что Гермиона или Джастин когда-либо себе позволяли.