Гермиона посмотрела на Падму, а потом проследила ее взгляд до своего запястья. Из-за того, что она не переставала нервно заламывать руки, ее рукав поднялся и открыл три бороздки, покрытые темно-красными струпьями, кожа вокруг которых была опухшей. Гермиона снова посмотрела на Дина и подтянула руки ближе к телу, отчего ткань скользнула и закрыла раны. Ткань рукава скользнула поверх порезов, и Гермиона надеялась, что Падма не станет об этом спрашивать.

— …воинственная лампа. Ведь так? Но через минуту на лице Невилла появилось это особенное выражение, и следующее, что я помню…

***

— Мы также знаем, что оно эволюционирует. Значит, магия становится сильнее. Может быть, кто-то добавляет новые руны, как-то их контролирует, либо руны изначально были заточены на то, чтобы становиться сильнее.

— Я все-таки думаю, что они используют какой-то предмет. Я никогда не слышал о рунах, которые могли бы создавать что-то осязаемое, — Джастин поднял три пальца и изобразил пистолет, направленный в потолок, чем напомнил Гермионе ребенка. — И они могли начать использовать этот предмет две недели назад, когда поняли, что у нас не поехала крыша, и мы не загремели в Мунго. Теперь они решили попробовать нас убить.

Гермиона записала теорию Джастина, постучала кончиком пера по пергаменту и медленно кивнула.

— Нам нужно найти больше информации. Кровавые руны очень сильные.

— Это кровная магия, — сказал Малфой. — Из всех магических заклинаний она самая сильная, непредсказуемая и почти нерушимая.

— Я все еще не могу понять, как мы смогли туда войти. Гермиона сказала, что раньше этого там не было…

— Конечно, я не могу сказать точно. Я только знаю, что это даже не малоизвестное место. Уверена, что в Хогвартсе сотни проходов. Я знаю лишь несколько десятков.

— Да, но прямо там, в стене? — Джастин закусил губу. — Его бы точно нашли.

— Но Глотик не мог вой…

— И это может значить, что магия рун раскрыла это место, — Малфой откинулся на стуле, и она услышала шелест его брюк, когда он вытянул ноги. — Может быть, только для тех, на кого эта магия действует.

— Хорошо, тогда кто мог знать, что это место там есть изначально? — спросил Джастин, посмотрел на Гермиону, но она покачала головой. — И как руны смогли воздействовать только на нас?

— Я проверила, нет ли у меня на теле каких-нибудь рун, но ничего не нашла, — сказала Гермиона. — Наша кровь?

— Маловероятно, — сказал Малфой. — здесь они бы не смогли ее получить. Даже если оставили со времен войны, Финч-Флетчли тут не было. Сомневаюсь, что кто-то запланировал это еще тогда.

Джастин откашлялся.

— Особенно если учесть, как непостоянны люди. Может быть, они пробрались к нам в комнаты, пока мы спали? Все мы второгодники так что… Гермиона, прости конечно, но у всех у нас свои комнаты. А комната Малфоя вообще наглухо закрыта.

— Только если это не аврор, — произнес Малфой полушутя.

— Не то что я не верю в коррумпированных работников, но в этом случае вряд ли. Но даже если это и он, мимо моих защитных чар он бы не прошел.

— Он же аврор, — сказал Джастин, подумав, что она пропустила эту информацию.

— Я знаю. Но это мои чары.

Джастин усмехнулся.

— Жаль, ты не можешь заблокировать видения. Ну, или чем бы они там теперь не являлись. Мы все еще не знаем, можем ли мы отбиться и как это сделать. Если заклинания не работали ранее, возможно, и сейчас, когда видения осязаемы, они не сработают. Магия же та же самая.

— Может быть, — сказала Гермиона, а потом расплылась в улыбке и подтолкнула стопку книг к ним ближе. — Есть только один способ проверить!

***

— Я бы поговорила с Макгонагал, но есть большая вероятность, что и она не сможет войти. Я знаю, что она не будет об этом распространяться, но мне бы не хотелось, чтобы она считала, что у меня нервный срыв. И я не хочу иметь дело с тем, что за этим умозаключением последует.

— Никому нельзя говорить, — сказал Малфой, как будто она бы послушалась его, если бы была иного мнения. — Никому нельзя доверять.

Гермиона потерла висок и пробежалась глазами по параграфу о кровавых рунах.

— Мне иногда кажется, что проще найти того, кто это сделал, чтобы потом выяснить, как он это сделал. Но существует больше возможностей узнать как, чем кто.

— Раньше так и было. У нас были руны, нам просто нужно понять, как их планировали использовать, а потом найдем то заклинание, которое посчитаем лучшим для того, чтобы оборвать действие рун. Мне казалось, тебе понравится наличие возможности.

— Возможности чего?

— Иметь часть информации, додумать остальное и надеяться на лучшее. Разве не этим занимаются гриффиндорцы?

— Ну а слизеринцы походу сначала с этого смеются, а потом, когда у них заканчиваются какие-либо идеи, они с радостью хватаются за этот план.

— Заметь, что все остальные варианты слегка исчерпаны. И я бы не сказал, что с радостью делаю хоть что-нибудь.

— Это бы сделало все менее утомительным. Ну же, Малфой, — сказала Гермиона, широко улыбаясь, — можешь спеть и сплясать. Можешь использовать цилиндр и трость. Блестки или конфетти. — Представив все это, она рассмеялась. — Нет?

— Обычно, если кто-то и представляет меня у себя в голове, я либо мертв, либо обнажен. Я…

Она закатила глаза.

— Это не обязательно всегда только любовь или ненависть, Малфой. Иногда — просто унижение.

Он изогнул бровь.

— Не обязательно любить кого-то, чтобы хотеть увидеть его обнаженным.

Когда взгляд Малфоя не дрогнул, Гермиона опустила глаза и почувствовала, как опалило жаром кончики ушей. Она перевернула страницу в книге, хотя еще не дочитала предыдущую.

— Не забивай мне этим голову. Есть вероятность, что видения все еще подпитываются страхом.

— Уверен, это разрушит девственность твоего подсознания.

Она фыркнула.

— Едва мое подсознание можно назвать девственным, я… — она подняла глаза, надеясь, что он не представил себе то, что она подумала, он мог представить, но его ухмылка разрушила все надежды.

— Серьезно? — протянул он, весь его вид выражал удовольствие. — Ты представляешь, какие трусы на Уизли, или же как сосешься с кем-то случайным в каморке с метлами, перебрав сливочного пива? — Он смотрел на нее задумчиво, перекатывая палочку между пальцами, а потом слегка понизил голос и продолжил: — Или же у тебя более пошлые фантазии? Ты представляешь…

— Почему ты так интересуешься моими фантазиями? — спросила она своим самым строгим тоном и подняла книгу к лицу, пытаясь спрятать румянец на щеках.

Пристальность его взгляда заставляла ее нервничать, а она ненавидела, когда от нервов в желудке все переворачивалось.

— Если я и фантазирую о чем-то, что не значит, что не фантазирую. Или наоборот фантазирую. Короче…

— Грейнджер, нет ничего плохого в фантазиях. Возможно, если бы ты им предавалась, ты бы не была такой бескомпромиссной.

— Пф-ф, ты как… дуб-альбинос. Жесткий и холодный, упрямый и… колючий. И ты можешь привлекать издалека, но ни одно животное не пройдет рядом с тобой, потому что знает, что что-то не так с дубом-альбиносом. Потому что его окружают каменные стены и замерзшее озеро. Улыбка похожа на треснувший лед. Ты думаешь, вот она — весна, а потом просто падаешь в смертоносную воду. И там полно змей. Полно.

Она подождала несколько секунд, чтобы убедиться, что жар отхлынул от лица, и опустила книгу на стол. Она задержала взгляд на Малфое и заметила, что он смотрит в ответ, а потом стала перебирать листы пергамента.

— Движения змей слишком плавные для твоего изобилия бескомпромиссных метафор.

— Да, как и твоя походка, вся… как этот… со своими… текучая и похожая на хищника, который укусит тебя, проглотит тебя целиком или отравит своим ядом.

В комнате на мгновение повисла тишина.

— Психическое расстройство началось до или после видений?

— Я найду причину, чтобы пронзить тебя пером, если не замолчишь, так что продолжай нести чушь.