Она подняла глаза от его рук, лежавших на коленях. Он сидел, прислонившись к торцу кровати, откинув голову назад. Лицо его было расслабленным, но уставшим, под глазами пролегли бледно-голубые синяки. Он распахнул воспаленные глаза и остановил взгляд на ней.

— Доброе утро, — прошептала она, заерзала и отвернулась. Она надеялась, что он не подумает, будто она на него пялилась.

— Доброе утро, — медленно произнес он хриплым и грубым голосом.

Гермиона потерла лицо.

— Все плохо, — простонала она.

— Ни хрена, Грейнджер. Возможно, в следующий раз тебе стоит подумать прежде, чем зря тратить воздух.

— Ты кретин, — сказала она, но без той злобы, с которой обычно говорила подобное. — О! — она подняла палец и повернулась, чтобы на него посмотреть. — А еще капитан очевидность. Похоже, я задала плохой пример.

Он бросил на нее сердитый взгляд, а потом поднял глаза к потолку.

— Ты смешная только тогда, когда стараешься таковой не быть.

— Потому что ты жестокий, и твое чувство юмора завязано на унижении.

— Когда ты делаешь это настолько хорошо, я бы не назвал это унижением.

— Это то, что ты считаешь унизительным, даже если это не так. Как вот это твое дерганье глазами?

— …Дерганье глазами?

Она кивнула и выдохнула смешок.

— Когда ты сильно злишься, твой глаз начинает дергаться. И совершенно разрушает весомость твоей злости, потому что я не могу сдержать смех у себя в голове. Но ты ничего с этим не сделаешь. Как и с другими неправильными вещами в себе.

— Это твоя главная проблема, Грейнджер. Ты так занята, выискивая недостатки во всех и в каждом, что не видишь собственных.

— Чтоб ты знал, я очень сочувствующий и понимающий человек. У каждого есть недостатки, и если бы я не могла с ними мириться, сомневаюсь, что разговаривала бы с тобой сейчас.

— Твое сочувствие хорошо распространяется на магических созданий. Чувствуешь с ними сходство?

— В этом мире у них мало прав, и обычно с ними плохо обращаются. Я понимаю, каково это. Если они не могут за себя постоять, нужно, чтобы кто-то это сделал за них, — в комнате воцарилась тишина, которая стала некомфортной, когда Малфой повернулся к ней и одарил задумчивым взглядом. — Это был такой завуалированный способ попросить меня начать защищать хорьков?

По его лицу пробежало раздражение, и все стало как прежде.

— Однажды ты доведешь меня до аневризмы, и я получу сотни связанных тобой из чувства вины шапок, от которых даже эльфы отказались.

— Это твоя цель в жизни?

— Да. Как раз рядом с желанием, чтобы с меня сняли кожу.

— Ну, если ты будешь хорошо трудиться, Малфой, все твои мечты сбудутся.

— Не верю, что тебе бы этого хотелось. По крайней мере одно из них включает тебя без языка, чтобы, наконец, дать миру немного покоя от этого сводящего с ума всезнающего тона, когда ты треплешься о всяком бреде.

— Ах, Малфой, отвали.

— Умно, — протянул он. — Но я разочарован. Что вполне обычно…

— Я только проснулась. Могу и ошибиться.

— Я заметил. — Она бросила на него сердитый взгляд, а он ухмыльнулся. — Хотя это не имеет никакого отношения к тому, в какой стадии бодрствования ты оказалась.

— И я заметила, что ты остаешься придурком в независимости от того, в какой опасности находишься. Ты это видел? — она показала на свое лицо. — Это мое предупреждающее выражение. Ты должен бояться того, что может последовать за ним.

— Я в ужасе, Грейнджер. Тебе, тычущей в меня пальцами, я без раздумий предпочту животное в уборной.

— Знаешь, это можно организовать.

— Сильно сомневаюсь, что ты способна переместить меня через всю комнату без магии.

— Оно еще там? — пробормотал Джастин вялым и уставшим голосом.

— Мы не знаем, — сказала Гермиона. — Думаю, нам стоит нарисовать руны, пока мы их не забыли. Малфой, у тебя есть пергамент?

Что-то хрустнуло у него в руке, когда он встал и скрылся за кроватью. Джастин громко зевнул, потянулся и застонал от боли.

— Я так надеялся, что зелье сработает.

— И я, — сказала она. — Но когда увидела руны…

— Да. У меня было предчувствие. Но только когда я увидел рычащее на меня в ванной исчадие ада, понял, что мы реально облажались.

Гермиона фыркнула и прижала колени к груди.

— Мы не облажались. Занятия начнутся через два дня. Я возьму столько книг о кровных рунах и видениях, сколько смогу, и сегодня их принесу. Сложность с рунами в том, что необязательно должно быть какое-то специальное заклинание… это может быть одно заклинание, которое кто-то сотворил. Но если мы найдем нужные руны, чтобы отразить наложенное на них заклинание, как и их основу…

— Почему мы должны быть уверены, что это руны? Мы были уверены, что это паворларуа.

— У нас не было доказательств, что это паворларуа. Просто все с нами происходящее хорошо к нему подходило. Я не думаю, что мы можем назвать совпадением то, что руны, три из которых отвечают за ночные кошмары, просто так оказались в неизвестной магической комнате в замке, которая впускает внутрь, но не выпускает обратно. И уж тем более теперь, когда зелье точно не сработало.

— За кем на твой взгляд бежал в комнату Живоглот?

Она покачала головой, наблюдая за Малфоем, встававшим от камина, который он снова разжигал.

— Я не знаю. Но у Глотика есть способность чувствовать разные вещи.

Джастин вздохнул, когда Малфой вернулся на прежнее место и подтолкнул к ней и Джастину две книги, перья и стопку пергамента. Гермиона взяла одну из книг и перо и открыла вторую чернильницу. Джастин протянул ей лист пергамента, а Малфой начал рисовать руну.

Она приступила к той устрашающей руне, что казалась подсознательно знакомой. Она начертила ее четыре раза, пока не определилась, как та точно выглядела. Иногда даже маленькое различие в руне может полностью поменять смысл, и даже если не поменяет, то будет абсолютно бесполезной в заклинании.

Гермиона взглянула на пергаменты Джастина и Малфоя и увидела, что они оба рисовали ту руну, что была на потолке. Она думала, что, возможно, она символизировала солнце или же была магическим каналом для того, чтобы можно было активировать остальные руны. Скорее всего, этот символ был самым неважным из всех, и она гадала, почему они оба взялись именно за нее.

— Эта чуть шире, — сказала она, указав на маленькую руну, которую Малфой нарисовал в углу своего пергамента.

Когда она рисовала нижнюю линию под более широким углом, ее ладонь касалась его руки, но она не могла удержаться, чтобы к нему не притронуться. Она изучающе смотрела на символ несколько секунд, а затем чуть удлинила верхнюю линию.

— Нам нужно попробовать… — Малфой резко откинул голову назад, когда она села, чуть не задев макушкой его подбородок. — …вспомнить, в каком порядке они располагались. Порядок может все решать.

Джастин широко улыбнулся.

— Звучит очень по-гермионовски.

Она вытаращила глаза и посмотрела на парней, когда Малфой весело хмыкнул. С каких пор эти двое спелись?

— Что ты имеешь в виду?

— Это снова твое фирменное предупреждающее лицо?

— Малфой, заткнись.

— Прячь острые предметы.

— Джастин.

— Прости.

***

Гермиона постучала ногой, когда Дин отвлекся на шутку о квиддиче, которую она перестала понимать на третьем слове. Она почти вернулась в свою комнату, когда открыла дверь и услышала буйство голосов в общей комнате, но знала, что Джастин и Малфой ее ждали. Ей просто нужно время, пока Дин закончит свою историю, и она сможет уйти, его не обидев.

Если он вообще закончит эту историю.

— И что сказал Невилл, когда увидел вас с Симусом такими? — начала подгонять она.

— Подожди, сначала расскажи, как вообще лампа стала такой? — сказала Парвати.

Гермиона посмотрела на нее с излишней враждебностью, но поняла это только тогда, когда Падма бросила на нее удивленный взгляд. Гермиона откашлялась и снова посмотрела на Дина.

— …то есть все взорвалось. В смысле, осколки тут, осколки там, один в стене. Прям внутри стены! Выяснилось…