— Я не скажу, где их достать, так что если…

— Я и не спрашивал.

— Отлично. — Гермиона качнулась назад, но Малфой все равно успел ухватить кудряшку, вытянул ту и отпустил, позволяя скрутиться.

— Отлично. — Его рука скользнула ей в волосы, и он опустил голову.

Серое, голубое, белое — и Гермиона его толкнула.

— Я веду твое дело. Нам… нам нельзя.

Лоб Малфоя прорезала морщина, Гермиона перевела взгляд на нее, лишь бы не смотреть ему в глаза.

— Нас это уже не остановило.

— Да, ну, я почти во всем разобралась, так что, возможно, после… не отвлекаясь… без конфликта интересов… то есть потом мы сможем… тогда вероятнее. После…

— Того, как расследуешь дело?

— Да, именно.

Этот ответ прозвучал гораздо убедительнее «Нам нельзя», потому что Малфой, отпустив ее, отошел на два шага. Глаза его смотрели холодно.

— Возвращайся домой.

Гермиона выпустила тихий «чу» и резко развернулась, только чтобы тут же повернуться обратно.

— Вот именно поэтому ты меня бесишь! Я мечтаю заколоть тебя палочкой! Мечтаю… Гр-р!

Малфой вскинул бровь, а Гермиона, прищурившись, зарычала. Ему было весело, и от этого ей только сильнее захотелось сделать хоть что-нибудь.

— Ты невыносим! Только потому что я… — Он усмехнулся, и сердце Гермионы прыгнуло до горла, но она лишь покачала головой то ли на него, то ли на саму себя. — Нельзя просто взять и утаивать информацию, чтобы я день и ночь пыталась разобраться сама и помочь тебе, а потом вести себя… — она махнула между ними рукой, — как… как…

— Невыносимый человек?

— Да. И ничего смешного тут нет.

Чтобы побороть улыбку, Малфою пришлось опустить лицо, а может, хватило одних мыслей о нынешней ситуации, которые успешно прогнали все веселье.

— До сегодняшнего дня я не просил и не хотел, чтобы ты помогала. Ты знаешь, что я предпочел бы. Я справлюсь и сам. Пока мне вполне удавалось. Мне нужно… ты понимаешь?

— Понимаю, — Гермиона разгладила мантию, — но не принимаю.

— Тогда тебе придется принять тот факт, что мне больше нечего тебе сказать. Если будешь и дальше гоняться за призраками, я закончу гораздо раньше тебя. Ты даже близко не подошла к разгадке, Грейнджер. Я уже рассказал тебе все, что нужно знать.

Все, что считал нужным он сам. Гермиона не понимала, почему он ей не доверяет.

— Пришли сову, если что-то нужно, — сообщила она и аппарировала, не желая слышать, зачем он открыл рот.

(Октябрь 2000)

— Из чего оно?

Драко покачал головой.

— Не могу сказать. Ты же разбираешься в зельях? Работаешь на «БГК»?

— Я не только там работаю.

— Нет?

— Я в свободном полете. — Взгляд Скотта перешел на стену. — Тут заказ, там заказ.

Именно поэтому Драко жаждал узнать больше.

— То есть знаний у тебя хватает, раз за твоими услугами выстраиваются в очередь. Тогда ты понимаешь, почему я не могу раскрыть состав.

— Что мешает мне изучить зелье в лаборатории?

Забывшись, Драко позволил проявиться злости, и Скотт сощурился. Драко уже больше пяти минут убеждал парня принять зелье — в прошлые разы собеседники соглашались не в пример быстрее. То ли его тормозило упрямство Скотта, то ли Грейнджер, заполонившая все мысли.

Заполонившая его жизнь. Очистив склад от «Эйфории», Драко пришел прямиком в паб, а Грейнджер все-таки заполучила себе один флакон. Должно быть, проследила за Клемом, который убрался прямо перед ее появлением. Впервые столкнувшись с ней вновь, Драко понял, что Грейнджер станет угрозой, но надеялся, что на распутывание клубка у нее уйдет больше времени.

Ее охранки все еще пускали его в квартиру. Каким-то образом это знание тревожило его сильнее всего остального. Уходя, он думал, что она его возненавидит и напрочь вычеркнет из своей жизни. Но Грейнджер оставила квартиру нараспашку, и он мог заявиться в любое время. И, видимо, она хотела, чтобы он пришел. Из-за этого Драко мучило чувство вины, а оно имело привычку оседать на стенках черепа, оттеняя собой каждую мысль.

— То есть ничего, — закатил глаза Скотт и, покачав головой, поднял бокал, всем видом показывая, что тратит время на идиота. Драко так и подмывало проклясть парня, чтобы тот целый месяц и пальцем пошевелить не мог без боли.

Он проглотил три первые ответа, которые ни капли не способствовали убеждению.

— Ничего. Но я дам тебе только три дозы, а если одну ты потратишь, то не испытаешь конечного эффекта. Хотя бы попробуй сначала.

— В крайнем случае куплю у распространителей…

— Ты не найдешь тех, которые получили ее от меня, но всегда можешь рискнуть непроверенным источником. Как я сказал, я уже давно выкупил всю бракованную партию «Эйфории», но как знать, кто еще попробует сварить ее кривыми руками.

Скотт разглядывал его со смесью раздражения и интереса. Драко потянулся к правому карману, но, опомнившись, залез в левый. Он поставил на угол стола флакон, пальцем удерживая тот в вертикальном положении за пробку, и склонил голову.

— Что интереснее, Скотт? Понять состав… или испытать это самому?

Облизав губы, Скотт метнул взгляд за плечо Драко, где коллеги зельевара как раз испытывали эффект от «Эйфории» на себе. В этой части клуба было безопасно — по крайней мере, для тех двоих, — и Драко не собирался уходить, пока не увидит, как Скотт выпьет первую дозу.

Тот залпом покончил со своим пойлом и дважды повел плечами, наблюдая за коллегами. Драко подвинул флакон ближе к Скотту, и парень, втянув воздух, выхватил фиал у Драко из-под пальца.

— Только один раз.

Никто не удерживался от второго.

— Ну давай.

()

В мусорку полетела папка с нацарапанным именем «Панси Паркинсон». В ней содержалась вся собранная информация, которая никому не пригодилась — в том числе и Гермионе. Оттолкнувшись ногами от пола, она въехала за свой стол.

Последними вероятными кандидатурами из ее списка оставались только Гойл и Нотт. Если бы Волдеморт или любой другой Пожиратель нашел пыльцу во время войны, ею бы скорее воспользовались или как минимум подорвали сейф. А тот ведь при повторном обыске Малфой-мэнора, который даже после войны производили с меньшим тщанием, нашли нетронутым. Но опять же, в этот раз главным образом думали на Драко.

Альтернатив должно было быть не так много. Когда мракоборец упомянул пыльцу, достаточно было посмотреть Драко в лицо. Он понял. Будь вариантов много, ей бы не показалось, что его озарило. Для Гермионы это значило, что возможные подозреваемые узнали о пыльце — или сейфе как минимум — случайно, либо им сказали, либо они создавали ее вместе с Драко.

Она мельком рассмотрела кандидатуру Люциуса, но каким бы чудовищем ни был Малфой-старший, жену он любил. Наиболее вероятным подозреваемым был Гойл, с которым Драко вместе с Крэббом проводил больше всего времени и которому мог рассказать о пыльце, полагаясь на бесконечную преданность Гойла. Но Гойл не казался Гермионе достаточно умным, достаточно храбрым или магически одаренным для того, чтобы победить Нарциссу и Люциуса.

Поэтому оставался Нотт. Человек, о котором она сама едва ли что знала, и, как оказалось, остальным было известно не больше. Но учитывая, что на Слизерине тот жил непринужденно, пользовался уважением на факультете и без видимых усилий сдавал экзамены, он должен был быть в какой-то мере сообразительным и способным совершить то, что произошло.

Проблема — куда без них — заключалась в том, что Гойл и Нотт отбывали срок в Азкабане со времен битвы за Хогвартс. Либо они лично поделились с кем-то информацией о сейфе, либо организовали убийство, сидя в тюрьме. Поэтому перед Гермионой на столе лежала конкретная папка.

Гермиона рассортировала отправленные и полученные письма Гойла и Нотта и начала с самого толстого конверта.

(Ноябрь 2000)

Драко со злостью смотрел на скованные руки Клива и его грязные ногти. Первоначальная злость, одолевшая его после ареста мужчины, поутихла, но по-прежнему тлела в глубине души и не собиралась исчезать, пока не найдется новый информатор. Драко все еще обрабатывал людей, о которых узнал через глаза Клива, и, хоть был уверен, что они выведут его в нужное место, он не знал, найдет ли при этом недостающие ингредиенты для противоядия. Поэтому ему нужен был Клив.