Быть может, Грейнджер забыла, с кем именно общается. Это бы объяснило последние месяцы и особенно то, почему она до сих пор не понимала, что и кому говорит. Драко успел узнать, что человек не может быть кем-то другим. Можно принять часть себя или определенный стандарт поведения и попытаться держаться соответственно, но все равно поскользнешься и упадешь. Покажешь себя либо потеряешь.

Окружающий мир пронизан эмоциями. Причины, убеждения могут отличаться, но чувства — одни на всех. Временами, когда Драко трясло от злости, он задумывался, не это ли чувство одолевало отца, перед тем как тому приходилось совершать страшные поступки. Человека отличают личность и поведение. Поэтому сейчас он и сидел здесь. Поэтому Грейнджер навсегда останется Грейнджер.

— Я кое-что знаю об ожиданиях. В конечном счете ты поймешь, что лучше прислушиваться к себе, чем к кому-то другому. Хуже подвести себя, чем других.

Грейнджер посмотрела на него долгим взглядом, который всколыхнул улегшееся раздражение, и тут от чая пошел пар. Она убрала палочку и села прямее.

— Я читала теорию…

()

Рот Гермионы накрыла теплая влажная ладонь, другой рукой ее перехватили за талию. Предчувствие, преследующее ее в темных каменных коридорах, полностью оправдалось, а приступ паники вбросил в кровь адреналин. К спине прижалось твердое тело, и Гермиону рывком затянули в комнату.

Она смяла в кулаке план здания и двинула локтем назад, вызвав над ухом тяжелый выдох. Развернулась в ослабевшей хватке, чужая ладонь, закрывавшая рот, хлопнула по запястью руки, держащей палочку. Пальцы с силой сжались на ее коже, стиснули кости, и комната погрузилась во мрак. Гермиона успела заметить подбородок, рот, нос, но хватило и этого.

— Не отпустишь меня, я прокляну тебя и арестую.

Она наступила ему на ногу, но он все равно умудрился вывернуть ей руку, чуть не проткнув ее саму палочкой.

— Если отпущу, тоже арестуешь.

— По крайней мере, не схлопочешь проклятье.

— Одни обещания, Грейнджер.

Гермиона перестала вырываться и дернула головой, ударив его по подбородку — клацнули зубы.

— Как ты понял, что это я?

Наверное, ее выдал голос. Или походка. Должно быть, он шел за ней, наложив на подошвы заглушающие чары.

— Ты единственная, кто мог заявиться сюда впервые, еще и с планом, и полагаться на обстоятельства.

Гермиона прищурилась, хоть в полной темноте это и было бесполезно.

— Кто сказал, что я тут впервые?

Он мог знать об этом, только если следил за ней. Если так, то Малфой мог попытаться влезть в два места, которые она уже посетила. Из четырех мест, где законно содержался флигмарский сок — ингредиент с записки, найденной у Клива, — пробраться сюда было проще всего, но Малфой редко выбирал легкий путь.

Всегда — сложный.

— И долго ты кружил вокруг здания, прежде чем вломиться? Или вломился, потому что увидел меня?

Гермиона отвела от его груди руку, в кулаке зашуршал план здания. Едва Малфой потянется к бумаге, она его пнет. Правда, он мог уже увидеть все, что требовалось, пока крался за ней по зданию, ведь она загодя обвела на плане складские помещения.

Он ослабил хватку, и Гермиона крепче сжала палочку.

— Аппарируй отсюда.

От прикосновения его рук Гермиона отшатнулась и выставила палочку в темноту. Лучше не зажигать свет первой, так как, пока заклинание не завершится, у Малфоя появится секунда осмотреться, а Гермиона не желала давать ему такой шанс.

— Ты же за соком явился?

Тишина.

— Ты ищешь то, что Кли…

Сквозь комнату прошел луч света, Малфой нырнул в один из проходов, захлопывая дверь. Гермиона бросилась за ним, озаряя комнату заклинанием. Дверная ручка под ее рукой даже не дернулась, и первые пять попыток отпереть замок оказались бесплодными. Гермиона со злостью пнула дверь, забыв, что стоит вести себя потише, и снова попыталась ее отпереть.

(Апрель 1999)

Едва Драко вышел из коридора, Блинки исчез из комнаты. Грейнджер стояла с пустыми руками, не зная, куда их деть — признак волнения, который Драко уже запомнил. На ней была магловская одежда, футболка с джинсами, а волосы, стянутые на затылке, представляли собой взрыв кудряшек. Ничего магического — хоть Драко и знал, что где-то должна прятаться палочка, — и это пробудило в нем подозрения.

— Это уже входит у тебя в привычку.

Грейнджер пожала плечами.

— Лучше так, чем пинать котят.

— Вот это приоритеты.

— Да, я тоже удивилась. — Ее руки снова зажили собственной жизнью. — Мы получили от твоей мамы список. Продукты, товары для дома, зелья.

— О, — Драко подошел, протянув руку за списком, но опустил ее, когда тот не появился.

— Я решила аппарировать с тобой на Косую аллею. Помню, ты терпеть не можешь «Ночного рыцаря», а у меня выходной, так что… и список еще, — она постучала по виску. — Но если хочешь пойти один, я все запишу. Без проблем. Просто предлагаю. Мне нечем заняться. Скучно.

— Я думал, тебе не бывает скучно.

— У меня кончились книги. Нужно купить новые.

Когда врала, Грейнджер всегда смотрела ему на плечо. С Поттером она принималась стирать чернильные пятна с пальцев. Незнакомцам смотрела в глаза или куда-то рядом.

— Ты так пойдешь? — поинтересовался Драко, и она оглядела себя. — Без маскировки?

— А, да. А что?

Покачав головой, он хлопнул в ладоши, приказал домовику принести ботинки и ухмыльнулся, заметив ее вспышку раздражения.

()

Гермиона обошла мужчину с огромной камерой у лица, вспышка от которой временно ее ослепила. Финк приветственно кивнул, обводя что-то в блокноте.

— Невыразимцы отыскали след. Это точно Малфой, — он махнул рукой, на мизинце остались чернила. — В пределах погрешности.

Гермиона осмотрела тротуар, перевела взгляд на подошву ботинка, задравшуюся штанину, что открыла носок с ромбиками, доходящий до голени.

— Свидетели?

— Ага, — Финк дернул подбородком в сторону двух размытых пятен за пределами охранного барьера.

Они вместе развернулись и направились в сторону границы.

— Странно, что всегда находятся свидетели, тебе не кажется?

Финк не ответил.

(Май 1999)

Поттер протянул Драко палочку все равно что стакан с соком. Драко не знал ни почему перед глазами все еще стоит бесстрастное выражение лица Поттера, ни почему слышится разговор, который продолжился, будто Поттер не протянул ему то, что способствовало убийству Темного Лорда. То, чего Драко не касался больше года, после того как Избранный вырвал палочку из рук в той самой гостиной, где он сейчас стоял.

Драко думал, что ощутит тяжесть. Темное, тревожное чувство, которое проникнет в кровь, когда он воспользуется палочкой. Словно бы часть Волдеморта влезла в сердцевину и осталась там, чтобы каждый раз вторгаться в Драко. Но то была просто магия. Его магия. Часть его сути, что с палочкой, что без нее.

— Люстра… — начала мать, разглядывая хрусталь, который искрился на свету.

— Я купил новую. Вчера разблокировали мою ячейку.

До этого у него не было ни возможности, ни денег хоть что-нибудь поправить. В такой ситуации Драко еще не оказывался и чувствовал себя беспомощным, а потом настолько злился, что перестал обращать внимание на обстановку. После освобождения он тратил деньги, которые отец припрятал в мэноре. По окончании первой войны Люциус узнал о привычке Министерства замораживать счета, поэтому Драко подозревал, что отец рассовал по дому шкатулки, как только вышел первый раз из тюрьмы. Было время, когда он не прикоснулся бы к этим деньгам, ожидая отца, но тогда Драко смотрел на него снизу вверх, будто никогда не вырастет выше отцовского колена. То время кончилось, когда Драко увидел Люциуса человеком, от которого остались лишь страх и униженность, когда оказался со старшим Малфоем на одном уровне и, поравнявшись, мог лишь стремиться стать на голову выше.

Сбережения, правда, быстро кончились, а еженедельное пособие, которое считалось в Министерстве достаточным, на четыре месяца превратило Драко в нищего.