— Я лишь хочу… — Гермиона не знала, почему тоже начала шептать, будто то создание могло их услышать, хотя оно уже должно было отчётливо их разглядеть.

— Брось. Чёртово. Ведро.

Гермиона посмотрела сквозь деревья на поляну и не заметила ни фигуры, ни какого-то движения. Она почти не сомневалась, что существо было привязано к этой территории, иначе они оба уже бы погибли или бы были искалечены, когда она случайно задремала этим утром, если не раньше. В ведре можно было готовить и при этом не держать на огне жестянку. А ещё в нём хранилось большинство их запасов воды. Жажда вернуть его была сопоставима с желанием знать, что та тварь не выпрыгнет на них через несколько дней.

Но убедить Малфоя не получалось, а возврат ведра не являлся вопросом жизни и смерти. К тому же Гермиона не имела права заставлять Малфоя участвовать в вылазке, которая могла обернуться смертельной опасностью. Она знала, как сильно бы разозлилась сама, если бы так поступил он.

— Ты должен мне кое-что пообещать.

— Я не…

— Ты не можешь снова сойти с ума. Не отрицай, что так оно и было. Малфой, ты слегка тронулся рассудком — это ничего, но если ты опять начнёшь пугать меня, я сама притащу тебя сюда, — она не знала, почему не повернулась к нему лицом или хотя бы не отодвинулась, уменьшая давление на спину.

Она смотрела на поляну, по-прежнему ничего не видя; рука Малфоя исчезла с её локтя.

— Хорошо. Согласен.

— Обещаешь?

— Я же сказал, что согласен, это…

— Нет, согласие означает, что ты разделяешь мое мнение в этот самый момент, а обещание подразумевает, что ты будешь придерживаться его и в будущем, даже если больше не будешь со мной согласен.

— Ты просто обязана сделать всё настолько невыносимым? Хорошо, обещаю. Теперь, когда я смог спасти тебя от самой себя…

— Как драматично.

— …Обратно к реке, наполним бутылки и снова отправимся к горам.

Гермиона повернулась, и Малфой отошёл в сторону, с предостерегающим видом дожидаясь, пока она пойдёт первой. Она всё ещё чувствовала жар его тела на своей спине — он прошёл сквозь футболку и впитался в кожу. Гермиона оттянула ткань на лопатках, но тепло осталось.

20:01

Если уж её ноги так сильно устали, то конечности Малфоя наверняка просто горели. Судя по тому, как он шёл утром, мышцы его были деревянными, и хорошо, если не болели, так что Гермиона удивилась, что он продержался так долго. Вокруг постепенно темнело, а она слишком устала от недосыпа прошлой ночью, чтобы выискивать дорогу в сумерках.

— Я знаю, что ты тоже, скорее всего, хочешь пить, и чем больше мы пройдём, тем быстрее доберёмся, но думаю, нам нужно устроить привал, прежде чем наступит темнота.

Она до этого пятнадцать минут злобно таращилась на него, думая о том, что его жажда вовсе несопоставима с её, потому что именно Малфой пил последним. Но потом вспомнила, сколько жидкости он потерял. Гермиона не могла на него сердиться, учитывая то, что всего меньше двенадцати часов назад он, закатив глаза, обливался потом. Но она нуждалась в воде — каждый вдох ощущался порывом ветра в пустыне.

— Прежде чем наступит темнота, или прежде чем ты рухнешь от такой физической нагрузки.

Возможно, злиться на него было не так уж и сложно.

— Я тащила тебя на себе, пока бежала прошлым вечером. Я бы не назвала это слабостью.

Малфой задумался — она слышала, как у него в горле что-то шуршит, будто воздух проталкивается мимо сдерживаемых слов.

— Верно.

— А ты весишь как целая библиотека.

— Библиотека? Твою мать, Грейнджер, да я в оптимальной физической форме…

— Оптимальной?

— К тому же голодал несколько месяцев…

— Месяцев? Ты…

— Да, месяцев, мы попали сюда в мае…

— …Будто восьмифутовая…

— Восемь футов? И кто теперь преувеличивает? Я, возможно, на фут выше тебя, а, скорее всего…

— А ноги как стволы…

— Ствол? Я совершенно…

— Именно так! Я превратилась в лесоруба, который тащил по лесу поваленное дерево…

— Что?

— …Больше, чем я делаю, так что не думаю, что тебе стоит судить меня по моей… нелюбви к бегу. Или лазанью по разным предметам. Я терпеть не могу куда-то карабкаться.

Он рассмеялся — совершенно искренне — и этот звук так отвлёк Гермиону, что она врезалась плечом в дерево. Она сомневалась, что раньше слышала такой его смех.

— Я заметил, — проговорил он.

— По крайней мере, я не спускаюсь вниз по склону холма, словно тот в любую секунду может обвалиться под моими ногами.

— Что? — Малфой оглянулся, и Гермиона, вскинув брови, поравнялась с ним.

— Я никогда не видела, чтобы кто-то настолько пристально вглядывался в землю. Ты отклоняешься назад гораздо больше нужного и выглядишь так, словно маршируешь, — рассмеялась она. — Каждый раз, когда мы подходим к крутому холму, я не могу удержаться, чтобы не посмотреть на тебя — на твоём лице появляется такое настороженное раздражение.

Уперев язык в щёку, Малфой покосился на неё краем глаза.

— Может, в детстве у меня был травматичный опыт, а ты теперь над этим смеёшься. По меньшей…

— Или ты боишься, что твоя надутая голова перевесит тебя, — усмехнулась Гермиона.

— Если бы твои волосы не создавали столько… — он остановился, последовав примеру Гермионы. Оба они уставились на открывшийся перед ними спуск.

Малфой бросил на неё угрожающий взгляд, но она уже расхохоталась.

6 июля; 13:41

— Мне кажется, мы где-то не туда свернули.

Он посмотрел на Гермиону так, словно та озвучила цвет неба, а потом перевёл взгляд на маленький домик, возвышающийся перед ними. Гермиона почти не сомневалась, что они вернулись по той же, по большей части прямой, дороге, что привела их к саду, но они совершенно точно не проходили мимо этого строения раньше. Видимо, они на несколько метров отклонились от первоначального маршрута, но всё равно должны были двигаться в правильном направлении — как бы там ни было, Малфой вряд ли снова оценит её ночные бдения над картой.

Дом сливался с лесом: стены были такого же коричневого цвета, как земля и стволы, а крыша — тёмно-зелёной. Дверь была приоткрыта, но это не означало того, что внутри никого не было, и Гермиона не знала, как поступить: постучать, подождать, пока кто-нибудь не появится, или просто уйти. Малфой уже принял какое-то решение и теперь обходил дом, чтобы заглянуть в окна. Вернувшись, он направился к двери, и Гермиона подошла к нему.

— Сначала нам надо постучать.

— Я не стучусь, чтобы войти в пустой дом.

— На всякий случай, — настаивала она. Малфой положил ладонь на дверную ручку, и Гермиона схватила его за локоть.

Окинув её нетерпеливым взглядом, он замер, но едва она, постучав, отвела кулак от створки, тут же толкнул дверь. Гермиона последовала за ним, но то и дело оборачивалась, проверяя, не стоял ли за её спиной владелец с оружием — именно об этом ей нашёптывала паранойя. Не заметив, что Малфой остановился, она врезалась ему в спину, но он даже не шелохнулся. Гермиона уж было подумала, что случилось что-то плохое, и, встав на цыпочки, выглянула из-за его плеча. Но сумела рассмотреть лишь потрёпанную гостиную.

В комнате обнаружились только стоящий возле стены потёртый стул, пустой стол, одной ножкой которого служила деревянная чурка, да старый рисунок, запечатлевший ряд домиков. Гермиона услышала, как что-то проскакало — Малфой тут же отступил, толкая её назад, и замер, когда появилась белка. Он зашевелился — Гермиона не понимала, что он делает, пока Малфой не опустил руки, сжимая в кулаке кинжал.

— Закрой…

— Ты что делаешь? Это же просто белка…

— Мы не можем вечно выживать на ягодах, к тому же их осталось немного. Если…

— Но… Это же белка! Я имею в виду, съедобная, но… — милая и с пушистым хвостиком.

Отказываться от еды, основываясь на том, что белка милая, было глупо — тут Малфой был прав. Плоды каперса творили с желудком Гермионы странные вещи, даже после того, как она попыталась их приготовить. Им требовалось что-то посущественнее, но… Ей очень не нравилось ради этого убивать животных. Гермиона употребляла мясо в пищу, но, расширив свой рацион за счет продуктов, которые было непросто отыскать в супермаркете, шла на это с неохотой. Она бы решилась на такое в случае нужды и если бы Малфой не мог этого сделать сам — она понимала, что необходимость выжить толкала людей на множество поступков, которые раньше казались им немыслимыми. Во всяком случае Малфой был в состоянии справиться самостоятельно, хотя каждый раз выглядел так, словно его вот-вот стошнит. Рыба подобной реакции не вызывала; Гермионе было интересно: неужели его беспокоили только теплокровные создания?