— …Потому что это не сработает. Если ты хочешь…

— …Обвинить меня во всех возможных и невозможных грехах, которые возникают в твоём извращённом…

— …Тогда сделай это, но, по крайней мере, будь мужчиной, чтобы сказать мне!

— Сказать тебе о чём? Твоё молчание, конечно, золото, но в данный момент…

— Сам подумай!

22:37

Гермиона уже почти заснула, когда Драко, лежащий метрах в пяти, подал голос.

— Ты говорила о том, что будет после возвращения.

— Что?

— Когда билась в злобном припадке. Ты говорила о том, что произойдёт после возвращения с островов. Если я начну тебя игнорировать.

— Ну… — она покраснела. — Не совсем. Просто я… Просто я подумала, что ты игнорируешь меня сейчас, потому что собираешься… оставить всё случившееся на островах. Что после отъезда ты хочешь сделать вид, что этого никогда не было. Ничего не было.

Он молчал пару секунд — чересчур долго, и грудь Гермионы сдавило.

— Я просто хотела сказать, что это не сработает. Если ты хочешь меня игнорировать, притвориться — что угодно — ладно. Но я хочу, чтобы ты знал: я ничего не забуду. И притворяться не собираюсь, пусть даже там всё совсем иначе. Вот и всё.

— Грейнджер…

— И я не знаю, помнишь ли ты наш разговор о животных, людях и свободе. О клетках, которые мы возводим с помощью собственных эмоций и которые надо сломать ради обретения свободы, и что можно найти немного счастья в том, что мы имеем внутри клетки. Что это помогает разрушить… Ну, я просто хочу сказать, что, наверное, я бы не стала сильно возражать, если бы была в твоей клетке, — она зажмурилась и покачала головой. Что? — То есть я имею в виду, что я бы не… Знаешь, в моей тоже есть место.

Она долго не могла уснуть в его молчании.

31 декабря; 7:02

Гермиона ухватилась за поручни парома — сердце подскочило к горлу. Лист был надежно спрятан в кармане на молнии в её сумке, и она ощущала невероятное напряжение момента. Она чувствовала себя выжившей в катастрофе. Будто острова, оставшиеся позади, должны были полыхать огнём. От этих эмоций тряслись кости, а кожа казалась тяжёлой. Часть её сознания по-прежнему пребывала в шоковом состоянии, и она размышляла о том, что ей потребуется много времени, чтобы разобраться со всем тем, что произошло за последние восемь месяцев.

— Во мне ничего не изменится.

Оторвавшись от созерцания моря, она посмотрела на Драко.

— Я всегда буду таким же засранцем. Мир воспринимает меня так же, как и до моего ухода. Моё прошлое не изменилось. У меня всё тот же отец. Я всё тот же человек.

Гермиона хотела бы возразить, что это не так. Что Драко, прибывший на острова, даже не посмел бы сжечь растения — отбросить прочь все те возможности. Но она подумала, что, наверное, со временем он всё поймет сам. И что ей бы очень хотелось быть возле него, чтобы это увидеть. Одним глазком.

— Я не хоч… не жду, что в тебе что-то изменится, — она оглянулась на море — волны били о борт парома. — Похоже, я буду скучать, когда тебя не будет рядом. Я имею в виду, это будет странно.

— Кто сказал, что меня не будет рядом?

Гермиона снова посмотрела на него, вгляделась в его профиль и почувствовала, как поднимаются уголки губ.

— Это хорошо. Может, я была бы не прочь провести какое-то время в твоей компании.

Он вскинул бровь, и она увидела, как его губы растянулись в короткой ухмылке.

— Может, я выделю тебе немного.

Гермиона заметила, что касается своими костяшками его, и перевернула руку, ловя его пальцы. Сжав челюсти, Драко посмотрел на неё и наклонился для поцелуя. Впитывая соль и тепло его рта, она оплела его пальцы своими и прижалась теснее. Паром скрипнул, они стиснули руки и миновали барьер. Миновали, не расцепляя ладоней, не разрывая поцелуя — за их спинами оставались острова, а над горизонтом поднималось солнце.