Малфой сильно навалился на неё и наверняка осознавал это — он отшатывался каждые несколько секунд. Бежать или хотя бы держаться прямо становилось всё сложнее, но Гермиона продолжала тащить их обоих, словно на следующей поляне их поджидало избавление, грозящее вот-вот исчезнуть. Она тяжело дышала и обливалась потом, в то время как Малфой, промокший чуть ли не насквозь, ловил ртом воздух — обычно всё было наоборот, правда, так плохо ей было лишь тогда, когда они несколько миль шагали по крутым холмам.
— Грейндж… Грейн… — попытки произнести её имя обрывались свистящим звуком. Его рука соскользнула с плеч Гермионы, и он схватился за её футболку слишком близко к груди. В любой другой ситуации Гермиона шлепнула бы его по руке, но тут натяжение исчезло — Малфой упал, ударившись спиной о землю.
Гермиона повернулась и шокированно уставилась на него. Он был абсолютно мокрым от пота, его покрасневшая кожа лоснилась, а глаза блестели сквозь полуприкрытые веки. Гермиона сорвала кинжал с его пояса, стащила плотную тряпку, которой Малфой обматывал лезвие, и завертелась, высматривая существо.
— Малфой? Малфой!
Он не ответил; Гермиона потянулась пощупать его лоб, стараясь вместе с тем уловить топот и ожидая, что та тварь сейчас на них выпрыгнет.
Почувствовав жар, она отдёрнула ладонь и, сжав кинжал в одной руке, принялась второй рыться в сумке. Вытащив простынь и бутылку воды, она опустилась на колени возле Малфоя. Отрезав лоскут ткани, смочила его прохладной водой и провела по лицу Малфоя. Ей требовалось быстро охладить его, но она не знала как. Стоило раньше свернуть к реке, но тогда Гермиона просто неслась по тропинке, способной вместить двоих. Имевшегося запаса воды явно не хватало.
В тени деревьев было прохладнее, но всё ещё тепло — ей было нужно место похолоднее, но на ум приходили лишь река да земля. Гермиона понятия не имела, насколько далеко находилась река или какой-либо другой водный источник, так что оставалось только копать. Она воткнула кинжал в землю между коленями и, внимательно прислушиваясь к малейшему шуму, потянулась и схватилась за подол малфоевской футболки.
Ткань в руках была горячей — она сжала её в кулаках, и пот побежал по тыльной стороне ладоней. Пришлось дёргать и тянуть футболку, чтобы задрать её на мокрой спине. Выпрямив руки Малфоя у него над головой, она стащила футболку и отбросила её в сторону. Затем налила воды ему на живот и обтёрла торс простынью, стараясь при этом не слишком пристально вглядываться.
Она чувствовала себя извращенкой, которая пользовалась преимуществом его состояния, но паника заглушила это ощущение. Гермиона не знала, что с ним и чем ему можно помочь. Того, что он умирает, она боялась больше, чем атаковавшего существа. Она же его предупреждала! Говорила ему, так почему же он не мог к ней прислушаться?
Она развязала полоски плаща на его руке и плече, служившие бинтами, и проверила раны. Те уже либо затянулись, либо начали подживать, и пусть плечо немного кровоточило, было непохоже, что Малфоя мучила какая-то инфекция. Гермиона всё равно осторожно прочистила все порезы и царапины, затем оторвала ещё одну полоску простыни и намочила её. Она обтёрла Малфою лицо, положила тряпку ему на лоб и с сомнением покосилась на пуговицу его штанов.
— Я прошу за это прощения, — пробормотала она и с выражением решительной отрешённости расстегнула пуговицу.
Уставившись Малфою на пупок, Гермиона взялась за язычок молнии и потянула его вниз, кашляя и заливаясь краской. Убедившись, что она не прихватила пояс боксеров, и снова впившись взглядом Малфою в живот, Гермиона стянула брюки с его бёдер. Возможно, только возможно, она совершенно случайно покосилась на область его… нижнего белья — но это было сродни автомобильной катастрофе. Она не могла удержаться, сколь бы ужасно это ни было. Едва ли в этом имелась её вина — против неё сработала человеческая природа. Гермиона задержала взгляд на линии промокшей ткани не дольше чем на секунду.
Она стянула брюки к лодыжкам, стащила ботинки и носки и наконец избавила Малфоя от одежды. Жара и пешие переходы в одной и той же обуви в течение длительного времени не способствовали появлению приятного запаха. Хотя Гермиона сомневалась, что у неё самой дела обстояли лучше. Она сможет использовать это против Малфоя потом, когда он очнётся, придёт в норму и перестанет умирать.
Её голова дёрнулась от внезапного звука, сердце на секунду замерло, но Гермиона разглядела лишь птицу, снявшуюся с ветки. Судорожно вздохнув и схватившись за кинжал, она изо всех сил принялась копать прохладную землю.
17:17
Гермиона вырыла углубление, в которое Малфой смог поместиться от макушки до лодыжек, хотя по части его ступней она не слишком беспокоилась. Сам виноват, что вымахал таким высоким, а у неё не было ни лопаты, ни чего-то по-настоящему эффективного. По крайней мере, его ноги уместились — учитывая то, как Малфой заорал, стоило ей к нему прикоснуться, они по-прежнему причиняли изрядную боль. Она то и дело прерывалась, чтобы определить источник различных шумов и обтереть Малфоя: то ли лихорадка начала спадать, то ли она просто привыкла к его жару, Гермиона не понимала. Она попыталась дать ему попить, и если бы Малфой соображал больше, когда пришёл в себя достаточно для того, чтобы сделать глоток, то наверняка бы испугался такому воодушевлению в ответ на свои потуги.
Гермиона вскипятила немного воды сначала с кусочком ветки, потом с яблочными семечками, чтобы проверить, не поможет ли это, но всё оказалось бесполезно. Никакого эффекта не возымело и то, что она влила отвар Малфою в рот, а потом попыталась заставить его съесть черенок яблока. Она не представляла, что происходит и что делать; оставалось только сбивать температуру.
Малфой ей доверял, и она это знала. Он не должен был есть то яблоко, но если Гермиона его не вылечит, это будет и её вина. Малфой спас её, когда она превратилась в марионетку — приказал подняться и бежать, а затем буквально волок в правильном направлении. Он втащил её на тот уступ вместо того, чтобы бросить; убил птицу, собиравшуюся располосовать ей лицо.
Возможно, всё дело крылось в эгоистичных соображениях, и Малфой не хотел, чтобы она умерла прежде, чем случится то, что было связано с их шрамами. А, может, они просто вместе оказались в этой поганой ситуации и пойдут весь путь до конца, пока наконец не будут вынуждены схлестнуться друг с другом за обладание цветком. Он присматривал за ней, а она за ним — именно так и следовало поступать, чтобы выбраться из этой передряги живыми. Он не должен был болеть или умирать от воздействия магии, пока она бестолково возилась, стараясь ему помочь.
Гермиона провела влажной тряпкой по лицу Малфоя и покачала головой — надо же, как повернулась её жизнь. Она могла представить себе множество людей, принимающих заботу её рук, но Драко Малфоя — никогда. Гермиона оставила влажные следы на спинке его носа, скулах, дугах бровей. Она никогда не считала Малфоя особенно привлекательным — всегда была чересчур занята, сверля его сердитым взглядом или ненавидя за слова. Лицо Малфоя стало слишком знакомым — она никогда не видела его, когда смотрела. Лишь опознавала основные черты, понимала, что это Малфой, и тут же отводила взгляд.
Наверное, именно поэтому было так легко всё пропустить, а, может, он превратился в привлекательного парня, пока сама Гермиона занималась более важными вещами. Существовало много различных типов мужчин, которых она находила симпатичными, и если бы ей пришлось быть честной — и только с самой собой — она бы, вероятно, согласилась, что Малфой оказался одним из них. Жаль, что его характер всё портил и Гермиона не могла насладиться его внешностью. В своем нынешнем измождённом состоянии она даже могла представить себе нечто подобное.
Видимо, она чувствовала себя в некоторой степени так же, как Малфой тогда, когда вёл себя так странно. «Оно вернулось?» — спросил он. Похоже, именно это существо Малфой увидел в тот раз, когда Гермионой завладела магия и он потащил их сквозь лес. Теперь она сама сидела, борясь со сном, прижимала к груди кинжал и вскакивала от малейшего звука.
