— Полностью? Ты… И зачем же оно тебе теперь?

Удержаться от вопроса было нереально. Гермиона удивилась, что Драко вообще об этом обмолвился, и решила, что, вероятно, он продолжит разговор. Может, всё дело было в темноте и невозможности разглядеть лица, в том, что они вроде как затерялись в этом месте. Может, его подтолкнуло её собственное признание, и теперь они могли быть честны друг с другом.

— Не знаю, — наконец проговорил он, словно ему было больно это признать. В его голосе слышалась какая-то вина, но вряд ли связанная с Гермионой.

Сунув раздавленную оливку в рот, она вглядывалась в темноту словно в лицо Драко. Подумав, пожевала и глубоко и медленно вздохнула.

— Тогда почему ты всё ещё здесь?

Драко усмехнулся так, словно ничего смешного в вопросе не было, а сам он чувствовал горечь и что-то ещё. Как если бы машина сбила твою собаку, а кто-то отпустил шутку о переезде собаках. Или как если дорогой тебе человек покончил жизнь самоубийством, и месяц спустя кто-то выдаёт что-то типа: «Я застрелюсь, если не получу вовремя этот документ». Это совсем не смешно, ты злишься и не понимаешь, как такое вообще можно было настолько легко ляпнуть.

— Уверен, что, когда найду, придумаю, что с ним сделать.

— Запасной план на все случаи жизни?

— Совершенно верно.

— Не для того ты так далеко зашёл, чтобы теперь отступать. Пока у тебя есть Флоралис, найдётся сотня моментов для его использования.

— Грейнджер, похоже, ты начинаешь лучше меня узнавать. Не уверен, что мне это нравится.

Она улыбнулась.

— Не уверена, что мне это не нравится, — призналась она, но, почувствовав себя глупо и неловко, тут же выпалила: — Мне надо пописать. Прямо сейчас. Десять минут назад я уже прошла критическую стадию, — наверное, это звучало ещё более странно, чем её недавнее идиотское признание, но оба её заявления были правдивы.

— Здесь лежит труп.

Гермиона подавилась каперсом, который был настолько невкусным, что повторять этот гастрономический опыт совершенно не хотелось.

— Что?

— Скелет. Возле двери.

Драко включил фонарь, и Гермиона выдернула из сумки простынь. Проследив за его взглядом, она действительно увидела скелет.

— На нём нет одежды.

— Знаю.

— Думаешь, это был… как Билл? — она вспомнила то голое существо из туннеля, а затем и свой собственный ужасающий опыт. — Они быстро умирают. Не могут продержаться без еды дольше двух-трёх дней.

— Хорошо.

Она кивнула, крепко затянула простынь и встала, согнувшись, чтобы не стукнуться головой о потолок.

— Я иду… Ты тоже идёшь?

— Я в течение десяти часов сидел тут взаперти со скелетом и находящейся при смерти девушкой. Мне нужно на свежий воздух.

Находящейся при смерти. Интересно, испытывал ли он ту же безнадежность, что и она в тот раз? Или Драко знал, что, если он будет поддерживать холод, рано или поздно лихорадка отступит? Гермиона представила, как он паниковал над её горячим бессознательным телом, и покачала головой. Ещё год назад она бы и не подумала, что Драко на такое способен — заботиться о другом человеке, вынужденном полностью ему довериться. Даже после всего пережитого она задумывалась об этом.

— Хорошо. Знаешь, наверное, мы вышли за границы территории, где та штука…

— Если следовать твоей теории, и всё равно это лишь вероятность, — Драко поднял с земли кинжал и кивнул, чтобы Гермиона шла первой.

— Я посижу, так что можешь потом поспать, — подхватив сумку, она осторожно переступила через кости.

— Это хорошо. Моим рукам нужен целебный сон.

Она лягнула его, но промахнулась.

27 октября; 7:38

— По-прежнему ничего не видно?

Он покачал головой в ответ и засунул бинокль в сумку.

— Думаю, стоит двигаться вдоль реки на восток как можно дальше, а потом мы снова проверим.

— Грейнджер, поторопись с рыбой. Я блядски голоден.

— Обязательно так много ругаться? Неужели есть причина добавлять…

— Блядски. Мне нравится это слово. А ещё, так уж вышло, мне нравятся слова…

— Я же не могу поторопить пламя. Ещё около минуты.

— Не спали опять.

— Хочешь готовить сам? — огрызнулась она.

— Предпочёл бы держаться подальше и не ощущать ауру стервозности.

— Так станет только хуже.

28 октября; 15:09

— Грейнджер?

— Хм?

— А что делают наши пингвины? — судя по голосу, Драко посетило какое-то откровение.

— Она его душит, — хмыкнула Гермиона, обернулась и поняла, почему его голос звучал так странно.

Драко вскинул бровь и она ответила сердитым взглядом.

— Жестоко и беспощадно душит. Пока он не умрёт. Дохлый пингвин. А потом он…

— Она некро…

— Даже. Не. Произноси. Этого.

30 октября; 18:59

Драко появился из-за деревьев, влажный после мытья и облачённый в плавательные шорты, и Гермиона отвлеклась от обустройства места для костра. Одна светлая прядь стояла торчком от самой линии роста волос; судя по небольшому порезу на гладкой челюсти, Драко, похоже, побрился. Он выглядел так, что хотелось сначала улыбнуться ему, а потом поцеловать, и Гермиона задумалась, а была ли у неё такая возможность?

Могла ли она поцеловать его, когда ей этого хотелось? Она помнила теорию, выведенную в кухне на винограднике, — о том, чтобы вытравить это из организма. Сделать нормальным, чтобы больше не испытывать никакого притяжения. Наподобие того… того, что Драко говорил про птиц и про полеты, которые не делают их свободными. Что-то типа этого. Интересно, надо ли ей было дожидаться того момента, когда они не выдержат или пока ситуация не сложится так, что это просто случится? Сейчас же всё походило на умышленные действия. Скорее, даже на планирование. Принять решение, подойти и сделать, потому что ей этого захотелось.

Гермиона постаралась принять беспечный вид, пока шла к тому месту, где Драко копался в сумке. Он тряс её, что-то в ней разыскивая, а эта маленькая прядь по-прежнему торчала у него на голове. Гермиона так и не определилась, собиралась ли она его целовать, ведь если уже сейчас она ощущала такую неловкость, от поцелуя станет только хуже. Гермиона немного нервничала и чувствовала себя неуклюже; может, она лишь пригладит эту прядь и спросит… о чём-нибудь. Гермиона не знала, могла ли она так поступить, достигли ли они того уровня отношений, когда она могла подойти к нему, поцеловать и вернуться к своим делам.

Гермиона немного опасалась реакции Драко. Она не представляла, ответит ли он на поцелуй, одарит ли странным взглядом, или же та ночь в подвале совсем его отвратила. Не попробовав, она не могла этого выяснить, и именно страх заставил её решиться. Гермиона предпочитала не жить с чувством страха за грудной клеткой, если в ее силах было что-то сделать, чтобы от него избавиться. Она могла поцеловать Драко или отказаться от этой идеи, но предпочла бы первый вариант вместо того, чтобы мучиться сомнениями из-за страха.

Гермиона коснулась его гладкой щеки пальцами; он лишь на несколько миллиметров повернул голову, и она прижалась губами к его рту. Драко вдохнул через нос, и она втянула его нижнюю губу раз, другой. Дрожа от неуверенности, она уже собиралась отстраниться, чтобы посмотреть на его лицо, как вдруг уловила ответное движение его губ. Два, четыре удара сердца — и половина теории отправилась в тартарары. То, что они не стали дожидаться эмоционального срыва, оказалось совсем неважным, ведь целовались они не менее отчаянно.

Казалось, этот накал уже жил в них, поцелуй обнажил всю громаду эмоций и чувств, выявил причины её поступка и невозможности удержаться. Этот исполин рос, подстраивался под её нутро, и никакой роли не играли её попытки удержаться или прождать месяц или день — он не собирался никуда исчезать. Её сердце билось не менее сильно, живот все так же скручивало, а в голове по-прежнему не оставалось ничего, кроме базовых ощущений: мягкость его губ, его вкус, тепло, дыхание, касания языка.

Гермиона услышала, как из руки Драко выпала сумка, выстиранная одежда отправилась следом, и вот он уже обнимал её. Она обхватила его за плечи, помогая прижать себя, и, почувствовав напор, резко выдохнула. Его ладонь проползла по её боку, нашла разрез в простыни и скользнула по рёбрам. Гермиона огладила его плечи, спину, нащупала шрам на лопатке.