— Потрясающее наблюдение.

— Засранец, — хмыкнула Гермиона, пытаясь восстановить дыхание после поцелуя, отчего оскорбление вышло столь же действенным, как полотенце в дождь.

Драко усмехнулся и двинулся на запад; она последовала его примеру, обдувая горящее лицо.

15 октября; 7:04

Она не могла перестать глазеть на него, думая о том, что их вчерашнее беззаботное поведение после случившегося не играло никакой роли. Обычно Драко бросал на неё сердитые или раздражённые взгляды, а сейчас просто-напросто игнорировал.

14:28

Схватившись за перила, она обернулась на Стромболи и перевела взгляд на Драко. Они останутся на пароме до тех пор, пока не попадут на Филикуди, и если там тоже ничего не найдут, им придётся обыскать всего один остров. Как бы там ни было, но развязка приближалась.

— Осталось ещё два острова. Если только мы не облажались на Вулькано и Липари. Жаль, что мы повернули направо, а не налево. Мы бы уже были там, ну, или почти там, ещё три острова назад.

Драко фыркнул.

— В тот момент это казалось логичным.

Гермиона не подразумевала ничего обидного. Она согласилась тогда с его выбором, и в противном случае просто никуда бы не поехала.

— Так и есть. И знаешь… На Стромболи было мило.

Драко перестал хмуриться и изучающе посмотрел на Гермиону — та закатила глаза, чувствуя, как уши покрываются румянцем. На Стромболи было мило? Они бродили возле действующего вулкана и опять оказались в одном из тех мест, где всё кружилось и переворачивалось — такое сложно было назвать милым.

Не сводя с неё глаз, он хмыкнул.

16:02

Глядя на раскинувшийся впереди остров, Гермиона глубоко вздохнула и сошла с парома. Либо этот, либо следующий. Впервые Флоралис оказался в зоне досягаемости. Но она знала, что последует дальше: тот момент, которого они ждали — неизбежная конфронтация с Драко и необходимость принять решение по поводу собственной неуверенности и растения. И в целом по поводу его использования. Гермиона ощущала себя совершенно к этому не готовой, и это чувство ей категорически не нравилось. Она боялась того, что ждало её впереди, но как обычно собиралась встретить грядущее лицом к лицу.

— Грейнджер, не раскисай.

Она сердито покосилась на него. Драко успокаивал и утешал гораздо хуже неё.

— И это говорит тот, кто постоянно жаждет сбежать. Я подарю тебе на Рождество кроссовки. Несколько коробок с кроссовками.

— Рад, что получу ответный подарок. Ведь я собираюсь презентовать тебе расчёску. И портключи в безопасные места на каждый случай, когда тебе вдруг захочется сломя голову броситься спасать мир. Несколько коробок с портключами.

— Или же я просто приду и вытащу тебя с собой.

— Да я лучше проглочу расчёску. Держись поближе к своим геройским дружкам.

Гермиона пожала плечами, стряхивая с футболки воображаемую нитку.

— Можно подумать, ты не спасал мою жизнь. Да ещё несколько раз.

— Давай сохраним этот секрет между нами. Не хотелось бы портить имидж, — Гермиона рассмеялась, а он угрюмо покосился на неё. — Весь мир и один человек — огромная разница. Грейнджер, я никогда таким не буду. Кто бы о чём ни просил и кто бы чего ни хотел.

В ответ на такой серьёзный тон она подняла голову — Драко замер, словно ему было очень важно донести до неё эту мысль сейчас. Гермиона покачала головой: она никогда и не представляла его в этой роли.

— Я этого и не жду.

Драко внимательно всматривался в неё, что-то выискивая, и она задержала дыхание, пока он не нашёл то, что хотел. Он коротко кивнул, и они двинулись от доков в сторону деревьев.

16 октября; 7:31

— Знаешь, когда тянешься — это отличные потягушки. Но лучше так не делать, если кто-то смотрит, потому что… — Гермиона потянулась, замирая под разными углами и контролируя кости и мышцы. — Видишь, ты похож на большого дракона, ну или на кого-то подобного. Немного больно, но всё равно очень хорошо. Я мысленно р-р-разминаюсь, потому что ощущаю себя этаким странным животным. Но это отличная растяжка.

Драко изучал её в течение семи секунд, потом воззрился на дерево перед собой, явно вопрошая, как у того хватило наглости втянуть его в такую жуткую компанию.

17 октября; 13:21

— Ты бы не хотел стать зверем? А как насчёт насекомого?

Драко вздохнул.

— Если бы у меня был выбор, тогда… птицей.

— Птицей? Типа совы?

— Я не почтальон, который вынужден всю жизнь таскать письма.

— А какой тогда?

— Не знаю. Я лишь решил, что птицей, но не знаю, какой именно.

Хмыкнув, Гермиона посмотрела на небо, но там не было никаких птиц. Она ухмыльнулась.

— Может быть, фламинго. Большой, розовый симпатичный фламинго.

Драко сердито покосился на неё, зацепился за корень и чуть не упал.

— Если бы я мог выклевать тебе глаза, тогда может быть.

Она рассмеялась.

— А ведь тебе действительно нравится летать. Думаю, быть птицей — значит быть вполне свободным.

— Не знаю, могут ли животные быть свободными, — Гермиона вопросительно посмотрела на него, перепрыгнула через поваленное дерево и обогнула кусты. — Животные не осознают идею свободы. Большинство из них не настолько разумны. Ты сажаешь птицу в клетку, и она понимает, что не может оттуда вылететь. Подбрасываешь в воздух — понимает, что может. Не думаю, что она по-настоящему ощущает свободу, когда её отпускают.

— Возможно. Но есть очень разумные животные. Если открыть дверь, собака не даст…

— Да, ей нравится бегать — и вот она может бежать. Птице нравится летать — и вот она может лететь. Грейнджер, я имею в виду настоящую свободу. Я не говорю о той ситуации, когда тебя схватили, отпустили, и ты секунд на пять осознаешь, что свободен. Если ты птица и летаешь постоянно, полёт не подразумевает ощущения свободы. Это схоже с тем чувством, которые мы испытываем, когда ходим. Это нормальное, обычное явление. Когда ты сажаешь их в клетку, это притеснение, а когда отпускаешь, это возвращение к нормальности.

— Но это всё равно свобода.

— Отсутствие эмоций. Истинная свобода не подразумевает разрешения выполнения обычных для тебя действий — это справедливо и для людей. Человек выходит из тюрьмы и в течение недели испытывает счастье. Он ест что хочет, идет куда хочет, и делает что хочет. Затем что-то происходит или он начинает испытывать какие-то эмоции, и ощущение свободы исчезает даже за пределами клетки. Грейнджер, будучи людьми, мы сооружаем собственные клетки. Эмоции — вот ядро всякой свободы. Если мы свободны от того, что не хотим испытывать, то свободны везде — даже в созданной клетке.

— Так ты считаешь, что полёт не освобождает? Человека? К…

— Нет, не так. Ты же забываешь. Теряешься в скорости, поворотах, нырках. Выполняя что-то нетипичное. Выходя за рамки возможностей, которые были доступны без привлечения посторонней помощи. Но это всё временно — в конце концов, тебе придётся приземлиться. Я не знаю, возможна ли постоянная свобода — будь это так, она стала бы привычным явлением, и сама идея свободы перестала бы существовать. Ты вырываешься из одной клетки и сооружаешь новую. Счастье — это бесконечная человеческая битва.

Гермиона кивнула.

— Ну, по крайней мере, существуют моменты, когда мы вырываемся из клетки. Люди просто должны продолжать попытки, и они так и делают, потому что оно того стоит. И если тебе повезло, то в твоей клетке оказываются вещи и люди, делающие твоё существование не таким уж и плохим. Иногда она настолько большая, что в ней можно полетать. Даже в прямом смысле! Посмотри на нас. Эти острова подобны клетке. Но будь мы тут поодиночке, всё было бы гораздо хуже.

Драко неверяще уставился на неё и ухмыльнулся в ответ на тычок локтем в грудь.

18 октября; 15:21

Почувствовав вдруг на бедре жгучую боль, Гермиона подпрыгнула, и вода из бутылки, которую она подносила к лицу, пролилась на футболку. Что-то вонзилось ей в лопатку, но, увидев лучи, она всё поняла. Драко ругался за спиной, пока Гермиона, изогнувшись и отклонившись назад, шустро маневрировала между пучками света. Инстинктивно взмахнув рукой, чтобы сохранить равновесие, она обожгла предплечье, но, скрипя зубами от боли, убедилась, что сумеет устоять. Упасть было бы значительно хуже.