— Что. Это. Такое? — Гермиона протянула пергамент, но Малфой не отвёл взгляда. — Хм?

— Ты знаешь, что это.

Она чуть не смяла находку — пальцы норовили сжаться от разгорающегося внутри гнева. Дыхание стало прерывистым, а губы превратились в тонкую линию.

— Где ты это взял? Что…

— А это важно?

— Да. Ты…

— Я увидел карту на дне твоей сумки. Ты…

— Я раздобыла её раньше! Это Фракия! Я нашла её в пещере, в которой мы упали в озеро. Когда мы ещё действовали друг против друга. Что это? Это место или…

— Мы по-прежнему друг против друга. Грейнджер, ты ведёшь себя так, будто я идиот, но это выставляет дурой тебя! Я знаю о твоих планах заполучить Флоралис раньше меня, так что не пытайся изобразить…

— Если бы ты рассказал о своих намерениях…

— Ты бы мне не поверила! Ты…

— А, может, я бы не поверила тому, что ты собираешься с ним сделать! Вряд ли это что-то хорошее, если ты отказываешься…

— Или наоборот, но это не твоего ума дел…

— Тогда да, я бы не позволила тебе заполучить растение, его часть или хотя бы один экземпляр, раз я не знаю…

— А с чего ты решила, что в твоих руках оно будет в безопасности? Ты…

— Я помогаю людям!

— Какой ценой? Ты преподносишь растение миру, чего бы это ни стоило, а мир съедает его на завтрак. Время не ждёт, Грейнджер! Всегда что-то лучше, всегда…

— Его использование можно было бы ограничить…

— Чушь собачья! Если существуют люди вроде нас, готовые пройти через такое дерьмо, ты же понимаешь, что есть те, кто пойдут ради него на всё? Ради путешествий во времени, воскрешения, бессмертия! Прячьте его за тысячами стен — мне плевать, но появится человек, который, положив его туда, отщипнёт кусочек. Ты введёшь растение больному в кровь или желудок, а кто-то постарается добыть Флоралис из несчастного. Или целитель…

— Прекрати менять тему! Речь об этой карте и…

— Нет, речь о тебе и твоём лицемерии, твоём…

— Как я…

— …По-прежнему караулишь меня, когда мы заходим в пещеру или в дом, потому что не желаешь дать мне возможность завладеть хотя бы его частичкой. А я не хочу отступать, раз уж прохожу через всё это, и не позволю тебе меня удержать. Мы всегда знали, что это закончится! Знали, что это продлится, пока не завершится история со шрамами, которая явно произошла тогда, когда мы заполучили растение — мы же вернулись во времени. Наше сотрудничество прекратилось в тот самый момент, и мы стали действовать по отдельности…

— Если дело в нас…

— …Ты сама во всём виновата! Мне плевать, что ты собираешься с ним делать, но я хочу, чтобы мне его хватило на то, ради чего я сюда пришёл. Ты не можешь смириться с мыслью, что у меня будет цветок, ты пыталась мне помешать, ты сама виновата в том, что я не могу рассказать тебе…

— Как это похоже на тебя! Никогда не признаёшь ответственность! Ты должен свалить это на кого-то ещё вместо того, чтобы признать: это был твой выбор! Ты…

— Да пошла ты, Грейнджер.

— …Свалить на меня, потому что так тебе гораздо легче. Твои оправдания…

— Не говори мне, что поступила бы иначе! — Малфой крикнул так громко, что Гермиона отступила на шаг — на секунду грудь стянул страх. — Если бы её получила ты, то ничего бы мне о ней не рассказала! Ты злишься на меня за то, что сама бы сделала и глазом не моргнув. Ты…

— Это неправда! Если карта указывает путь туда, куда нам требуется попасть, в этом не было бы смысла…

— Если только это не три разных места, в которых находится растение. И нет определённых вещей, нужных в каждом из них. Ты бы попыталась обдурить меня по дороге туда, ничего мне не рассказывая. И если бы мы нашли растение в первой точке, ты бы и словом не обмолвилась о двух других. Твою мать, не лги мне!

Гермиона смотрела на него, задержав дыхание, а потом опустила глаза на карту. Он был прав. Она бы ничего ему о ней не сказала — но всё равно его молчание казалось предательством. Руки затряслись, а грудную клетку сдавило. Она проследила взглядом линии на карте, обвела пальцем символы. Нет, не сказала бы. И это признание заставляло Гермиону ощущать себя так, будто их с Малфоем разделяла пропасть. Она думала… Она ошиблась в своих реакциях на него. Гермиона не знала, почему вдруг почувствовала близость с ним, словно они… Если всё это время между ними возвышалась стена. Нерушимая и разделяющая. Когда они отыщут растение, она не сможет отдать ему и половины цветка, потому что он ей ничего не сказал. Потому что то, как Малфой может его использовать, слишком опасно. Но это не означает того, что она не…

Она была дурой. Неважно, как близка она с ним стала, как далеко они ушли от прошлого — будущее всё испортит. И так было всё это время. В конце концов они станут соперничать друг с другом — если только он не признается, зачем ему Флоралис. Неужели он не понимал, как это было легко? Он мог уничтожить горечь, разъедающую ей глотку, всего лишь словами? Простыми-простыми словами.

— Ты сказал «получила», — вышло хрипло, и Гермиона откашлялась, поднимая глаза. — Ты получил её. Не нашел, а получил.

Все эмоции исчезли с его лица. Вена на виске и красные пятна на скулах свидетельствовали о гневе, но Малфой словно замкнулся.

— Виноградник.

— Вин… Там, где мы были? — Гермиона махнула рукой назад и рассмеялась сухо, глухо. — Виноградник… Оплата, и тот парень, ну конечно же. Верно. Виноградник. Ты мне не сказал, а я смирилась. Решила, что должна просто… доверять тебе, — она склонила голову, растянула губы и сжала челюсти. — Что ж, тогда…

Гермиона опустила глаза, в голове что-то щёлкнуло. Они могли обсуждать карту прямо у неё под носом, и она бы ничего не узнала. Хотя Малфой кое-что сделал. Она вспомнила поцелуй в коридоре: он покосился на окно, когда раздался тот звук на улице, прямо перед поцелуем. Перед тем, как Малфой отвлёк её, не дав посмотреть. То, как он остановился, как схватил, не давая пройти… или выглянуть в окно.

— В коридоре, когда ты меня поцеловал… Ты меня отвлекал. Пытался не дать увидеть то, что происходило снаружи. Это как-то связано с картой? Ты… — молчание Малфоя послужило достаточным ответом. — Ты меня использовал!

— Что? Я бы не назвал это «использовал». Это…

— Ты так поступил, чтобы меня отвлечь!

— Да себе же хуже сделал! Это отвлекло меня! Я даже не рассмотрел, что происходило снаружи, я лишь знал, что он…

— Ты меня использовал! Я…

— Я тебя не использовал!

— Тогда ты, видимо, настолько привык к подобным вещам, что даже не осознаёшь этого! Целовать других людей ради достижения желаемого? Да без проблем. Ты бессердечный ублюдок! Ты один из тех, кто ошивается вокруг, спит с кем пожелает, обещает девушке заботу, а потом выбрасывает её за ненадобностью! Кто использует людей так, как считает нужным, и плюёт на эмоции и чувства других…

— Ты даже не представляешь, насколько сильно ошибаешься. Ты…

— Я права! Ты такой и есть! Ты…

— Да я даже ни с кем не трахался! В чём ты права? Ты… — он замолчал с таким видом, словно больше Гермионы не мог поверить, что произнёс это.

Заорав, Малфой яростно отшвырнул бутылку с водой и воззрился на небо так, словно случайно выболтал тайны Вселенной, и теперь боги его покарают. Он злобно выругался и отвернулся. Медленно опустил голову, сверля взглядом землю, затем поднял глаза, ясно давая понять, что винит в произошедшем Гермиону.

— Хорошо, — вышло слабо, так что Гермиона начала снова. — Хорошо. Но ты всё равно использовал это против меня. Ради этого. Карты. Что ж…

Она откашлялась и подошла к своей сумке. Швырнула туда бутылку с водой, нож, заготовки для пингвиньей мести, пихнула малфоевского пингвина обратно к нему в сумку. Свою закинула на плечо, расправила одежду и отбросила волосы. На лице у Малфоя застыло то выражение, которое появляется у тех, кого после очень тяжёлого дня по дороге домой застаёт дождь. Выражение «такого не может быть», хотя подобный поворот был в духе общей картины и вполне угадывался.