Они стояли слишком близко; руки Малфоя лежали у неё на бёдрах, свои она положила ему на предплечья.
— Я…
Гермиона не представляла, что именно собиралась сказать — что угодно, лишь бы нарушить тишину, — но, видимо, Малфой ничего не хотел слушать. Она приподняла лицо, и он опустил голову: так быстро и под таким углом, что их зубы клацнули. Гермиона успела лишь зафиксировать в мозгу этот звук, как он поцеловал её нормально, прихватив губами губы. От удивления она замерла, раскрыв рот на жарком выдохе, и Малфой не стал упускать момент. К той секунде, когда его язык скользнул по её зубам, в ней уже разгорелось пламя.
Гермиона ответила на поцелуй с не меньшей пылкостью, выталкивая его язык изо рта, чтобы перехватить инициативу. Она рвано выдохнула: внутренности стянуло узлом, рот Малфоя опалил жаром, а пальцы на бёдрах, перестав сжиматься, притянули ближе. Гермиона обняла Малфоя за шею, комкая в кулаке его футболку и привстав на цыпочки. Он потерял равновесие, качнулся вперёд и подтолкнул Гермиону, вынуждая упереться спиной в стену. Он впечатал ладони по обе стороны от её головы и чересчур сильно прикусил ей губу.
Сердце Гермионы билось в груди совершенно ненормальным образом, а внутренности скрутились в комок, который куда-то покатился. Малфой пососал кончик её языка, и она застонала. С ответным стоном он толкнулся к ней; его рука отлепилась от стены и обхватила её талию, прижимая теснее, словно можно было оказаться ещё ближе. Гермиона чувствовала его дыхание, движение грудной клетки, но затем вдруг ощутила, что его ладонь переместилась ниже.
Она подалась вперёд, желая то ли избежать этого прикосновения, то ли прильнуть сильнее, и Малфой отступил на шаг. Вторая его рука легла ей на спину; он обхватил её ягодицы, приподнимая и вынуждая снова встать на носочки. От этих ощущений Гермиона всхлипнула, и Малфой сжал её сильнее. Его прикосновения придали смелости: Гермиона оторвала ладонь от его шеи и огладила плечо. Малфой резко втянул в лёгкие воздух и жарко выдохнул ей в рот; она явственно ощутила изгибы его груди, взгляды на которую всегда скрывала.
Нехватка кислорода становилась всё острее, и Гермиона оторвалась от Малфоя. Открыв глаза, она увидела лишь его профиль — Малфой склонился к её шее. Его горячий влажный рот добрался до ямки над ключицей. Гермиона со стоном откинула голову и ошеломлённо уставилась в потолок; этот-то звук и заставил её прийти в чувство.
Без сомнений, это была эротическая ласка. Малфой сжимал, гладил, мял и ласкал её ягодицы. Малфой. Поцелуи — одно дело, а вот такие ласки вели совсем к другому. Например, к двери, открытой за его спиной, жару между бёдер и… Малфой прикусил ей шею, и она вцепилась ему в футболку, прикрывая глаза.
— О, — выдохнула она, пытаясь вспомнить… Ласки. Да, ласки были… очень приятными.
Гермиона затрясла головой. Нет, нет, она думала не об этом. Ласки, дверь… Малфой пососал местечко у неё под челюстью, и она толкнулась вперёд так, что они оба шагнули. Они уже оказались в дверном проёме и…
Малфой схватил её за волосы, вынуждая наклонить голову так, чтобы иметь возможность дотянуться до её рта. «Мне надо отправляться в кровать. Скажи это. Скажи это, Гермиона». Она приподнялась и поцеловала его, потому что дверной проём и комната — это ведь не одно и то же, и у неё еще имелось время в запасе. У неё ещё имелось так много времени на то, чтобы ощутить пляску языков, напор его рта, тяжесть рук.
Малфой отстранился, и Гермиона уже потянулась к нему, но остановилась. Он поднял голову, и лишь тогда сквозь тяжёлое дыхание она разобрала скрип ступеней. Малфой издал резкий звук, который вполне мог оказаться ругательством, но Гермиона не поняла, каким именно. Она разжала руки, облизала горящие губы, и он выпустил её. Гермиона сделала шаг назад, одёрнула футболку, стоя вполоборота к Малфою и лестнице, а затем двинулась к своей спальне.
Гермиона не знала, с чего вдруг решила, что побег станет лучшим решением, но её тело захлестывало ощущениями, и она не могла мыслить здраво, чтобы с кем-то встречаться. Она обернулась на Малфоя, но тот смотрел на лестницу, и Гермиона закрыла за собой створку. Прижавшись лбом к древесине, она сделала глубокий вдох и заперла дверь.
Прикусив припухшую губу, она поёжилась от тянущей боли и оглянулась на кровать. Дверь, кровать, дверь. Но такой поступок превратил бы это в реальность — это послужило бы признанием того, что всё гораздо серьёзнее, чем считала Гермиона, и стало бы… Мыслями о нём в таком ключе. А это было бы уже не просто Признанием Притягательности. Скорее уж Очень Тщательным Исследованием Непреднамеренн… Гермиона расстегнула джинсы, отступая от двери к кровати. Никто не должен был этого знать. Даже она. Ничего не было.
17 сентября; 13:31
Зайдя на кухню, Малфой посмотрел на Гермиону, и та уткнулась взглядом в свой сэндвич. Она покраснела по разным причинам, но главной было то… чего не было. Ночью она, потная, лежала, томясь полудостигнутым удовлетворением, когда вдруг вспомнила кое-какие выдуманные образы. Гермиона сделала это не специально — она была гораздо больше сосредоточена на воспоминаниях, чем на фантазиях — но они появились. И теперь ей казалось, будто она следила за обнажённым Малфоем без его ведома, и она мучилась чувством вины, что было просто абсурдно.
Ещё она мучилась сожалениями — очень-очень сильными. То решение казалось тогда хорошей идеей, единственно хорошей идеей, но позже Гермиона осознала свою ошибку. У неё уже был подобный опыт — она была слишком любопытна, чтобы пройти мимо такого, но выслушав пару историй про фейерверки и землетрясения, была очень разочарована. То ли из-за преувеличений, то ли из-за её неспособности это испытать. Лишь несколько раз Гермиона представляла рядом с собой кого-то, прежде чем полностью переключиться на ощущения. Прошлой ночью она не сумела перестать думать о другом человеке. И теперь не могла выкинуть те фантазии из головы. Выдуманные или нет, эти образы приходилось с силой выталкивать, как только в мыслях появлялась хоть малейшая брешь. От видения обнажённого Драко Малфоя было нелегко отмахнуться, и с каждым часом Гермиона злилась на себя всё сильнее.
Раньше, когда она представляла подле себя Рона, это ощущалось чем-то неправильным. Либо он встречался с другой девушкой, либо сама Гермиона вспоминала, что фантазирует о лучшем друге. Малфой довёл её до той стадии, на которой она позабыла о возможной неправильности подобных мыслей. Прошло не так уж много времени с тех пор, как она думала о Роне, будучи с ним, и ничего выдумывать не требовалось. Они ни разу не занимались сексом, но он ласкал её под одеялом в спальне, и она знала, каково ощущать там чьи-то пальцы. Единственный раз, когда Гермиона позволила себе представить кого-то рядом, имел место сразу после того, как они с Роном взяли паузу около года назад. Она думала о нём, лёжа в кровати в Хогвартсе, вспоминая его тело и прикосновения, и это был последний подобный случай. Не потому, что такое казалось чем-то неправильным, просто… желание пропало.
Но прошлой ночью Гермиона поняла, в чём заключалась прелесть отсутствия подобных мыслей о ком-то, неподходящим для этого. Мысленные образы. Хотя это понимание её не остановило. И не останавливало до сих пор: каждый раз при взгляде на Малфоя Гермиона только диву давалась, как же права она была. Мозг предавал её, и не будь он ей так нужен, она могла бы проткнуть его карандашом, чтобы продемонстрировать, кто здесь хозяин.
Допив воду и поставив в раковину пустой стакан, Малфой повернулся. Его губы были влажными, лицо — красным, лоб блестел от пота. Они целовались три раза. Интересно, означало ли это, что теперь она могла целовать его, когда ей вздумается, или придётся ждать, пока она снова сломается и потеряет над собой контроль? Наверное, в этом и крылась причина, по которой Гермиона так легко его утрачивала — накапливающееся напряжение. И раз уж это всё равно должно было произойти, то почему бы не пойти на поводу у своего желания? Тогда это будет нормальным, типичным, обыденным. Настолько обыденным, что Гермиона вытравит это чувство из своей крови, посмотрит на Малфоя и придёт к выводу, что больше не испытывает ничего подобного.
