Малфой намыливал предплечья, и пена бежала по его плечам, груди и рукам. Гермиона проследила взглядом поток пузырьков, скользящих по его телу, и подняла глаза. Малфой её рассматривал — Гермиона было замерла, но потом сердито уставилась на него, игнорируя тот факт, что заметила это только лишь потому, что и сама за ним подглядывала. Не поднимая глаз, он неспешно её изучал. Щёки Гермионы вспыхнули румянцем; чувствуя, как под его взглядом по спине сползают хлопья пены, она боролась с желанием окунуться. Она ждала, что Малфой скажет что-нибудь едкое по поводу её вполне обычной и совершенно нормальной спины, но он молчал. Его взгляд замер на одном месте, и Гермиона осознала, что ушла с глубины, и теперь её попа виднелась над водой.

Она отступила так, что вода оказалась на уровне поясницы, и Малфой поднял глаза. Гермиона уставилась на него в ответ, рассчитывая, что он отвернётся, но он не отводил взгляд. Она поймала его на подглядывании лишь потому, что подглядывала сама, и он наверняка это понял. В течение нескольких долгих секунд они смотрели друг на друга, и сердце Гермионы сбилось с ритма; отвернувшись, она нырнула, чтобы смыть пену.

Ополоснувшись, она прислушалась к доносящемуся из-за спины шуму и завернула обмылок. Покосилась на отставленную на берегу сумку, обрывок простыни, который служил полотенцем, и на целое полотнище, в которое она заворачивалась. Гермиона не продумала этот момент — точнее, продумала, но не предугадала, что внимание Малфоя вызовет проблемы.

Возможно, никакой проблемы и не существовало. Они оба обменялись парой взглядов, вот и всё. Может, он и пялился на её попу пару секунд, но… он ведь не отпустил никакой шпильки и не выказал снисходительности. Хотя его поведение и казалось странным, он, по крайней мере, не нашел в её спине ничего плохого. Гермиона не понимала, почему ей делалось так приятно от этой мысли, но он был мужчиной, и это было… мило. Пусть даже он и не должен был подглядывать. Гермиона отмахнулась от того факта, что и сама за ним наблюдала, а образы, отказывающиеся исчезать, были… Секция «Как отвратительно соврать» нашлась совсем рядом. Фантастика. Просто фантастика. Теперь она ещё и слышала в голове его голос.

Гермиона быстро подошла к кромке реки, выбралась на берег и по пути к деревьям подхватила сумку. Не оглянуться было невозможно — он снова смотрел на неё. Гермиона прижала холодную руку к горячей щеке и скрылась за деревьями. Когда несколько минут спустя она оттуда выбралась, Малфой стоял у берега спиной к ней и с остервенением отстирывал одежду.

18 августа; 17:53

— Ты готова?

Гермиона вздрогнула, услышав первые слова, сказанные со вчерашнего дня. Да, ей тоже было немного неловко после прошлого вечера, но она хотя бы сумела признать своё желание закрыть тему и забыть о произошедшем, болтая о разных глупостях. Тишина совершенно не помогала забыться. Косясь на Малфоя, она каждый раз видела хлопья мыла, сползающие по его коже, и взгляд, блуждающий по её спине. Гермиона старалась думать о дюжине разных вещей, но Малфой оставался в её мыслях с таким же постоянством, с каким маячил перед носом.

Она взглянула на банановое дерево и кивнула, достала охотничий нож и бросила сумку на землю. Ступив на протянутые ладони, она схватила Малфоя за плечо и почувствовала напряжение его мышц, когда он её поднял. Может, ей просто нужно сохранять дистанцию. В последнее время она слишком чутко на него реагировала, так что ей требовалось держаться от него подальше, чтобы вернуть здравомыслие. Вот только сейчас они никак не могли разделиться — она даже не могла отойти так, чтобы слышать его, но при этом не видеть.

Похоже, Вселенная была настроена против Гермионы.

19 августа; 10:01

Гермиона встревоженно вскрикнула: её импровизированное копьё задело рыбий бок, добыча яростно извернулась и уплыла. Кровь шлейфом следовала за раненой рыбой, растворяясь в воде. Гермиона снова взвизгнула и, вскинув руки, бросилась вдогонку, стараясь не упускать из вида белые чешуйки. Она не представляла, как именно собиралась помочь в случае поимки этой рыбы, но должна была попытаться. Может, она могла бы во что-то её завернуть или хотя бы прикончить несчастную, прекращая мучения, если бы ничего не помогло.

— Рыба! Рыбка! — начав звать её как домашнего питомца, Гермиона тут же захлопнула рот. Но она была в отчаянии! Она только что пронзила бедную…

Малфой начал смеяться, и Гермиона покосилась на него, ускоряясь по мере того, как рыба уплывала от неё. Они уже достигли глубины, и Гермиона, решившись на отчаянный рывок, нырнула. Она всплыла промокшая до нитки и без рыбы. Малфоевский хохот аккомпанировал чувству вины. Быстро отвязав перо от палки, Гермиона швырнула ею в Малфоя, но промахнулась на несколько метров, а он даже и не подумал заткнуться.

20 августа; 12:38

— Я решила, что не выбрала бы бессмертие.

Малфой посмотрел на Гермиону: морщинка между бровями явно свидетельствовала о том, что он не понимает, о чём она говорит.

— Ты спросил меня, хотела бы я жить вечно, если бы мои любимые люди тоже обрели бессмертие. Я решила, что нет.

Она ждала, что он поинтересуется почему, превратив её монолог в общение. Но Малфой молчал, так что она дала ему ещё пару секунд, на случай, если он старался собраться с мыслями для ответа. Тишина. Гермиона покосилась на него: неужели он до сих пор не вспомнил, о чём они говорили? Тогда она сказала, что не знает. Но Гермиона ограничивалась таким ответом, только если под рукой не находилось подходящей книги или нельзя было прийти к конечному мнению — то есть очень редко.

— Я решила, что не хочу этого потому, что чем меньше времени у тебя есть, тем меньше ты ценишь то, что имеешь. Мир вокруг. Вдруг ты в кого-нибудь влюбишься? Большинство людей не могут прожить отведённый век, что уж говорить о вечности. Скольких ты потеряешь из-за того, что уйдёшь? Кем я стану, прожив миллион лет? Люди меняются — и у меня будет то же тело, но с десятком разных личностей.

— Ты хотя бы признаешь, что сбрендишь однажды, — пробормотал он.

Гермиона терпеть не могла, когда люди так делали: отпускали незначительные комментарии, полноценно не присоединяясь к разговору.

— Всё устаревает. Эмоции, красота, хобби. Кого заботит, насколько красивы цветы этим летом, если их можно увидеть ещё тысячи раз — каждое лето, всегда.

— Так и есть. Большинство людей не сидит и не глазеет на дурацкие цветы.

— Это просто пример. Я имела в виду приятные моменты.

— Моменты? Ты…

— Да, знаешь, те моменты, когда происходит что-то важное или которые вызывают хорошие чувства. Или просто отделяют сегодняшний день от завтрашнего. Как вот этот.

Малфой повернул к ней голову; Гермиона посмотрела на него и поправила норовящую сползти с плеча сумку.

— Грейнджер, ты дорожишь проведённым со мной временем?

В ответ на его веселье она закатила глаза.

— Я хочу сказать, что подумаю об этом завтра. Подумаю об этом и скажу: «Да, таким был вчерашний день». Но время не всегда течёт именно так — завтра, вчера. Мы мысленно меняем время. Располагаем события в порядке их значимости. Согласно моментам, которые мы ценим и которые делают наши жизни важными и особенными. Вечная жизнь — сколько из этого ты запомнишь? Пройдет сотня лет, и ты позабудешь об этом — о нашем нынешнем путешествии. И оно больше не будет иметь никакого значения. Зачем жить вечно, если ты даже не запомнишь бóльшую часть своего бытия?

— Грейнджер, никто не помнит всю свою жизнь, — проговорил Малфой, словно это было само собой разумеющимся. — Те моменты, которые многое значат, которые важны для нашего существования, мы по этой причине и запоминаем. Потому что они были плохими, ужасными или, наоборот, принесли счастье. Потому что, помня их, ты счастлив. Но люди запутываются в настоящем, в создании новых воспоминаний и просто забывают помнить. Ты думаешь о конкретном эпизоде, может, дюжину раз за всю жизнь. Так где же разница между тем, чтобы о чём-то позабыть в столетнем возрасте, и тем, чтобы прожить этот момент заново, когда тебе стукнет двести?